Добро или злость установок...

     Он предположил, что сочинители литературно-художественных текстов сильно изменились. По сравнению с сочинителями прошлого, которые могли быть друг к другу или добрыми, или злыми. Но не безразличными. Не равнодушными.

      Равнодушие в сочинительстве бывает тогда,  когда произведения или тексты кого-то не читают и ничего о них не говорят и не пишут.

     Произведения или тексты, которые не читают, о которых не говорят и не пишут, находятся, так давно повелось в литературоведении думать, вне литературного процесса.

     Литературно-художественный процесс - это создание и чтение произведений, на которые был или не был читательский запрос, но качество которых, чаще всего, оценивают по той степени, в какой конкретное произведение соответствуют имеющемуся запросу.

     Он считает, что самым тяжёлым, для сочинителя случаем является оценка в соответствии с якобы имеющимся читательским запросом того его произведения, которое создавалось им без всякого запроса.

     Вполне возможно, что читательский запрос давно уже перестал быть обязательной  составляющей литературного процесса, Но он помнит формулировки некоторых читательских  запросов (или установок?), которые точно были в прошлом:

     Первая установка. "Ты должен/должна писать так, как мы хотим, чтобы ты писа'л/писа'ла". Ему подумалось, что данный запрос, а в данном случае, - установка,  исходит от каких-то образованных читателей. Самый образованный среди читателей - это литературовед. Менее образованный, чем литературовед, среди читателей, но всё-таки имеющий определённые литературные знания, но с достаточно злыми установками в отношении разбираемых текстов - это литературный критик. Чем меньше злости в установках конкретного человека в отношении чужих литературно-художественных текстов, тем он больше литературовед, чем литературный критик. Раньше, предположил он, литературная критика совсем не могла обходиться без злых установок в отношении критикуемых ею литературно-художественных произведений или только текстов.

     Вторая установка. "Писа'ть ты должен понятно нам". Сами литературоведы  и даже менее образованные, чем они, литературные критики, утверждают, что данный запрос или установка имеется в рядах обыкновенных, обычных, простых, рядовых читателей и читательниц, ещё и находящихся в состоянии обучения жизни. Есть даже такое мнение, что человек, который достаточно долго обучался жизни, но, несмотря на большой срок своего жизненного обучения, требует от сочинителей всё бо'льшей простоты сочинённых ими, как авторами, текстов, так ничему в жизни и не научился! Самыми понятными обучающимся жизни читательницам и читателям должны быть тексты учебников и учебных пособий. Инструкций. Но литературно-художественный текст, сочинённый в виде инструкции, даже рядовым читательницам и читателям представляется крайне скучным. А литературно-художественное произведение, созданное в виде учебника, вызывает у читателей и читательниц только  или смех, или улыбки, и это является неудачей, поражением автора, если он хотел написать произведение, которое должно было бы вызывать не только улыбки и смех. А и ещё что-то. Например, серьёзные размышления о чём-то важном для автора-сочинителя. 

     Третья установка. "Ты должен писа'ть так, чтобы мы увлеклись тобой сочинённым". Данный запрос, или данная установка, обычно используется или романтично настроенными литературоведами, или литературными критиками, которые уверены, что только они знают запросы обыкновенных, обычных, простых, рядовых читателей и читателей. Читательская увлечённость, по мнению данных очень осведомлённых литературных критиков  - это то, что связанно или с досуговым  временем, затраченным на чтение, или со скоростью прочтения, полностью,  какого-то литературно-художественного текста. Для тех читательниц и читателей, которые умеют читать быстро, литературно-художественное качество прочитанного определяется не затраченным на чтение временем, а удовольствием, которое это чтение доставило. Те, которые не умеют читать быстро, но несколько раз возвращались к чтению какого-то литературно-художественного произведения или к воспоминаниям о нём, могли бы, произведя сложение, получить общий объём времени, затраченный и на чтение, и на воспоминания  о произведении. Вполне возможно, что именно литературно-художественным произведением, по мнению читательницы или читателя, является тот текст, на чтение которого и на воспоминания о котором человек потратил достаточно существенный объём своего времени.

     Четвёртая установка. "Ты должен согласиться с нашими представлением о жизни". И тут он подумал, что данная установка не столько из прошлого, сколько из сегодняшнего дня. Сейчас среди сочинителей и сочинительниц больше тех, которые не издают свои тексты в виде бумажно-печатных книг, а являются исключительно электронными сочинительницами и сочинителями.

     И он заметил, что если у конкретного электронного сочинителя о жизни есть своё представление, и он это  представление о жизни отражает в своих текстах, то он легко может нажить себе тех людей, которые будут ворчать и злиться на его тексты, если у них, у ворчливых критиков-коллег или у злобных литературных троллей другие, чем у рассматриваемого автора, представления о человеческой жизни.

    Он решил, что теперешняя злость электронных сочинителей в отношении литературно-художественных текстов каких-то своих коллег-сочинителей - это результат не наличия у них каких-то читательских запросов, а столкновения их представлений о жизни с представлением о жизни критикуемого ими коллеги.

     Раньше человек мог подправить, скорректировать своё представление о жизни, если прочитал какие-то литературно-художественные произведения, которые понравились ему как своим высоким художественным качеством, так и взглядами их авторов на человеческую жизнь.

     Вполне возможно, что в прошлом  добро для читателей состояло в том, что сочинитель добивался высокого художественного качества своих литературно-художественных текстов, стараясь соответствовать двум установкам: "Писа'ть ты  должен понятно нам" и "Писать ты должен так, чтобы мы увлеклись тобой сочинённым".

     Современные электронные сочинители, по его мнению, становятся злыми критиками текстов своих коллег  или даже злобными литературными троллями потому, что соблюдают другие две установки: "Писать ты должен так, как мы хотим, чтобы ты писал" и "Ты - негодяй или негодяйка, потому что твоё представление о жизни не совпадает с нашими представлениями о ней же, о  человеческой жизни".

     Придя к такому выводу, он не ужаснулся, даже не испугался,  а просто погрустнел, потому что не видит оснований, по крайней мере среди электронных сочинителей, того, что они возвратятся от использования в оценках литературно-художественных текстов коллег-сочинителей исключительно злых установок к применению ещё и установок добрых.

     P.S. Автор записи данных размышлений персонажа знает, к чему  в них читательницы и читатели могут придраться: к отождествлению персонажем читательских запросов и оценочных установок. Вопрос о том, совпадают ли полностью, своим содержанием, читательские запросы и оценочные установки тех же читателей - это вопрос не столько литературоведческий, сколько философский, а данное эссе является не философским, а только лишь литературоведческим. Но автор решил немного порассуждать: даже те коллеги-сочинители, которые не имели никакого запроса к рассматриваемому ими литературно-художественному тексту конкретного коллеги, прочитав данный текст, оценивают его в соответствии со своими установками, в которых получатель их отзывов-рецензий может заметить или больше добра, чем злости, или больше злости, чем добра. И никто, не из философов, а из литературоведов и, тем более, из литературных критиков, точно не  знает, - из чего зла рождается больше: из несовпадения текста сочинителя с запросом критикующего этот текст коллеги или, наоборот, из совпадения критикуемого литературно-художественного текста сочинителя с оценочными установками критикующего его текст коллеги? И автор решил несколько туманную  запись размышлений одного персонажа, являющегося литературоведом-самоучкой, в которой нет слова "зависть", разместить не в философском, а именно в литературоведческом разделе.