Песни неба

Максимилиан Блонь проверял посты на границе каньона Грахтов и Серой пустыни на юго-востоке Приорского царства. Слева вздымались красные пористые стены каньона. Крупные звери здесь давно уже не водились. Только неприхотливые ящерицы и скорпионы изредка попадались на глаза. Слева мёртвый пейзаж серого песка до самого горизонта. Редкие иссохшие остовы деревьев среди изменчивых дюн напоминали о былом величии. Иногда уродливо искривлённые стволы заносило песком, оставляя на виду обломанные ветки. Иногда они оголялись, делая мир ещё тоскливей. Безжизненный пейзаж. И синее живое небо. Оно играло палитрой солнца, перегоняло облака, удерживало в вечном полёте пустынных стрижей, провожало и встречало стаи журавлей, ласточек, бабочек. Когда Максимилиану становилось особенно плохо, он смотрел на небо, жалея, что не может скрыться за облаками.
Минута слабости. Он опустил глаза, понимая, что никуда не денется.  Блонь никогда не отступали от задуманного и не бросали своих обязанностей. Столетие назад Максимилиан Освободитель, первый Блонь удостоенный от царя княжеского титула, изгнал отсюда грахтов для прокладки торгового пути.  Каньон здорово срезал путь к богатым восточным странам, а значит к просвещению, достатку и счастью всех приорцев. Гарнизон на этих территориях служил перевалочным пунктом для караванов, охранял от нежелательных беженцев с востока, не позволял расплодиться бандам разбойников. Как семья ответственная за эти земли, Блонь из поколения в поколение служили на этом рубеже, несмотря на титул.
Преодолев пост у Крайних камней Максимилиан въехал в каньон. Далеко впереди послышалось эхо от криков погонщиков и ржанья лошадей. Караван. А судя по производимому им шуму, даже два. Ничего удивительного. Нередко купцы объединялись скоротать дорогу и поделиться сплетнями. С караванами в гарнизон приходили новости из столицы и провиант. Максимилиан пришпорил Лорда. Караван мог принести письмо от сестры, одну из немногих радостей.
Командир гарнизона не ошибся. Каравана было два. Возле деревянного частокола сновали солдаты, фыркали лошади, разгружали с телег часть провианта носильщики.
Окружённые собственной стражей купцы чинно оглаживали бороды и, сложив руки на животах и не обращая внимания на суматоху, беседовали между собой. Командира гарнизона они тоже вниманием не удостоили. Только стража отсалютовала ему. Высокомерие купцов могло сравниться только с высокомерием столичных бояр. Но купцы Максимилиана не интересовали, он искал глазами посыльного. Посыльный же как всегда неожиданно выскочил из-за спины. Лорда что ль не боится? Надо как-нибудь это исправить.
- Командир гарнизона князь Максимилиан Блонь? - словно первый раз видел его, осведомился Штыревич.
- Так точно.
- Распишитесь.
Кинув посыльному монетку, Максимилиан посмотрел на имя отправителя. Отец?! Последний раз письмо от него Максимилиан получал с известием о смерти матери. Сорвав конверт, он прочёл короткое послание и сразу же направился в штаб.
- Капитан Шторн, назначаю вас временно исполняющим обязанности командира гарнизона. Мне надо уехать на неопределённое время.

Смахнув куски дорожной грязи с мундира, Максимилиан сразу же поднялся в кабинет отца. С момента получения письма прошло чуть больше суток.
- Статуэтка исчезла. - Без приветствия бросил отец.
Грэгора Блонь как всегда не волновали планы и самочувствие сына.
- Эта дура Клементина выставила её на показ во время очередной благотворительной раздачи собственного приданого. - Грэгор Блонь хлопнул по столу. По углам кабинетной залы застонало эхо. - И ладно бы она уничтожила исключительно свою часть состояния, она профукала фамильную ценность, запятнала безукоризненную репутации Блонь. 
Грэгор с шумом отодвинул кресло и, чеканя шаг, заходил возле стола. Максимилиан ждал. Выражать своё мнение или перебивать мысли отца было не принято, да и бесполезно. Командир далёкого гарнизона смотрел на панораму «Битвы при каньоне», где центральной фигурой изображённой на вздыбленном коне был его прапрадед. Столетний пейзаж разительно отличался от сегодняшнего. Тогда каньон Грахтов и земли возле него напоминал цветущий рай. После изгнания перепончатокрылых хозяев равновесие природы нарушилось. Теперь там была пустыня.
- Сколько раз её предупреждали, умнее не стала.
Максимилиан вернулся к действительности и позволил себе безучастно кивнуть. Сестра всегда была сумасбродкой по меркам их семьи. Советы выслушивала с напускным смирением, а потом всё делала по-своему.
- Статуэтка стояла возле неё в гостиной во время «Приёма обездоленных». Видимо, кто-то из этих обездоленных и стащил её. Вот список всех сирых, что топтались тогда в розовом крыле дома. Приступай немедленно.
Максимилиан козырнул и, цокнув каблуками, направился к выходу.
- Да, - окликнул его отец.
Неужели сейчас спросит, как он добрался? 
- Поторапливайся. Не хватало ещё, чтоб старая сплетница Марта успела об этом пронюхать.

- Не пущу! Не пущу! И слышать ничего не желаю, пока не поешь.
Нянюшка Греза грузно бегала по кухне, стараясь выудить из всех горшков и сковородок самые лакомые куски.
- Знаю, знаю. Отец де приказал. Очень срочно, аж самому невтерпёж. Ничего, от четверти часа Ангел в пыль не рассыплется и в землю не уйдёт. А вот собственный сын вполне может слечь от истощения. Когда ты последний раз ел?
- М-м...
- Так и знала. Немедленно садись за стол.
Под ураганным напором Максимилиан стал ковырять разложенные по тарелкам яства. Есть не хотелось. Безучастность отца у Максимилиана всегда отбивала аппетит. Но Греза права, голодные сутки в пути до добра не доведут. Но есть упорно не хотелось. Только из уважения к заботам няньки он проглотил несколько кусков.
- Как Клементина? - поинтересовался Максимилиан.
- Рыдает, родимая. - Пожала широкими плечами Греза. - Уж четвёртый день пошёл, а всё из собственной комнаты не выходит. И права, наверное. Отец до сих пор беленится. Из-за этой трёклятой статуи в могилу собственную дочь спустит.
Не думаю, что это сильно его расстроит, мысленно дополнил Максимилиан.
- Переживает, значит...
- Макс. Макс.
Из-за приоткрытой двери ведущей на лестницу выглядывала Клементина. Греза прижала руки к груди.
- Девочка моя, вышла-то наконец. Счастье-то...
Клементина приложила палец к губам и поманила брата. Максимилиан воспользовавшись предлогом, ретировался из-за стола.
- Ты что здесь стоишь? Почему не заходишь? - спросил он, оказавшись на чёрной лестнице.
 Клементина плотнее закрыла дверь на кухню.
- Не хочу рисковать. Боялась, отец сюда придёт.
- Надо ему очень. Только список мне твоих посетителей предоставил и опять в бумаги закопался.
- Надо же. Я думала, хоть тебя в этом доме одарят вниманием. Ты же доблестно служишь на благо рода Блонь, - Клема театрально растянула последние слова.
- Двенадцать лет службы, а ничего не изменилось. Странно, правда?
Брат и сестра помолчали. Первой нарушила тишину Клементина.
- А где список? Дай взглянуть.
Максимилиант развернул гербованную бумагу. Клементина ткнула пальцем в несколько имён.
- Вот его проведай, его, его и её. Только они оставались в моей гостиной, когда я вышла по вызову отца.
- Ох, Клема, зачем ты вообще брала этого Ангела. 
- Как это зачем? - Клементина враз ощетинились. - Я тоже Блонь и имею право гордиться всеми безделушками нашей семьи и выставлять их на приёмах.
- Если б не твоё неуёмное желание, Ангел бы не исчез.
- Если б моё неуёмное любопытство, Ангел до сих пор бы валялся на пыльном чердаке, среди кучи подобных безделушек. Это я ещё ребёнком откопала эту вещицу в рядах сундуков. Почему-то тогда она никому не была нужна. А сейчас, когда пропала, отец шум поднял. Ты хоть понимаешь, что только когда я вижу его, беру в руки, я чувствую себя свободной в собственном доме. Прям как в том предании, помнишь?
- Помню. И всё же, - примиряющее продолжил Максимилиан, - как статуэтка пропала?
- Я проводила еженедельный благотворительный приём для бедняков. Максимилиан, - понизила голос до шёпота Клементина, - ты бы знал, в каком плачевном состоянии окраины города. Ну так вот. Приём был почти закончен, оставалось всего четыре просителя. Но как раз тогда отец прислал ко мне своего поверенного с приказом явиться. Ты же знаешь, его. Надо подчиняться сейчас же и безропотно. Мне ничего не оставалось делать, как оставить статуэтку там, я даже в комнату зайти не успевала. 
 Она на мгновенье замолчала, а потом с жаром выпалила.
- Тебя же тоже не спросили, хочешь ли ты ехать со своего гарнизона, чтоб послужить своему семейству ищейкой. Так же как когда-то не спросили, хочешь ли ты связывать свою жизнь с войной. Ты же всё детство грезил небом. Рисовал крылья, изучал карты ветров. Отец мог бы нанять детектива, и Ангел уже был дома. Но нет, он же гордый. Он лучше вызовет своего сына с дальних рубежей и, не дав отдохнуть, бросит на поиск семейной ценности. Он же даже не спросил, нужен ли тебе отдых. Я права? Я же права.
- Ты же знаешь, настоящий Блонь победит или умрёт, - саркастически ухмыльнулся Максимилиан.
- Прапрадед с этим лозунгом сто лет назад отбил каньон у грахтов, уничтожив полуразумный народ, а впоследствии, как оказалось и цветущую долину. А теперь через отца уничтожает нас своим именем и богатством. Наверное, поэтому я и раздаю приданое. Не могу я мириться с несправедливостью и идти у них на поводу.
Максимилиан опять промолчал. Холодность отца  он уже давно воспринимал как данность. Похоже, Клементина с этим до сих пор не смирилась.
- Скажи, а Шенон в городе?
- Шенон? Да. Но Максимилиан, лучше не ходи к ней. Не надо обманывать себя и её. Отец тебе уже подобрал партию. Анрисса Клеон. Помнишь её? Нет? Не удивляйся. Она была ещё ребёнком, когда ты уехал. Она из старинной и очень богатой семьи. Она знает, как сохранить блеск имени и преумножить богатство. - В голосе пять скользили театральные нотки. - Скоро она официально станет твоей партией. А, я смотрю и об этом тебя отец не посчитал нужным оповестить. Ну что же. Наверное, не захотел отвлекать тебя от поисков очередной фамильной ценности. И я больше не могу тебя задерживать.
Клементина сделала вид, что уходит, но тут же подскочила обратно к Максимилиану и обняла.
- Как же я рада тебя видеть. С возвращением, братик.

Взяв с конюшни насытившегося Лорда, Максимилиан выехал в город. Столица блистала. За двенадцать лет отсутствия частных домов с вычурными оградами в центре Родеи прибавилось. Завораживали обновлённые фасады Купеческого дворика и Царской резиденции, непривычная архитектура Монетного двора и Монаршей аллеи с устремлённой в синюю высь Триумфальной колонной. Улицы принарядились клумбами с невиданными цветами, газовыми фонарями, мозаичной брусчаткой. Красивый, но ставший чужим город. Только синее небо над столицей оставалось таким же, как над гарнизоном. Здесь не парили вездесущие в пустыне стрижи, зато летали голуби и воробьи, иногда попадались грачи и вороны. Встреча с сестрой  разбередила далёкие мечтания. Небо и крылья. Он и сам о них давно забыл, был вынужден. А от того, что вспомнил, легче не становилось.
Переехав Кружной сад, Максимилиан оказался в бедных кварталах. Здесь город почти не изменился. На домах облупившаяся краска, вместо мостовой дощечки, покосившаяся лестница к рынку. Клементина права. Уродливый гротеск на «столицу богатых». Люди, воспринимавшие подобное уродство, как нечто естественное, спешили по своим делам, а завидя его, они сразу опускали глаза.
 Странствующий философ снимал комнату в дешёвой гостинице. Он как-будто ждал Максимилиана.
- Ангел? Да, да. Припоминаю. Так он пропал? Ай-яй-яй-яй, какое упущение. Примечательная таки вещица, знаете ли. - Глаза философа смеялись, но сам он оставался серьёзен. - Но нет, нет. Ничем порадовать не могу. Я ушёл практически сразу после того, как молодая княжна удалилась. А передо мной ушёл тот юноша. Студен, наверное.
Худосочный философ зажал глазом пенсне и подошёл к книжному стеллажу. Седая нечёсаная шевелюра и узкий зелёный пиджак роднили его с одуванчиком.
Максимилиан вычеркнул ещё одного просителя из списка и поинтересовался.
- А почему? Вы же не дождались помощи.
- А я уже получил что хотел. Да, да. Я, честно говоря, не удивился, когда вы сообщили, что у княжны пропала именно эта, как бы безделушка.
- Почему?
- Ангел принадлежит не совсем вам? Я прав? Он появился у вас задолго до всех остальных сокровищ. - Выдержав паузу, он продолжил. - Примерно в это же время с Триумфальной колонны на Монаршей аллее в Родее пропал легендарный Angelos tis Eleftherias. И воспользовавшись растерянностью народа, который с этих пор помалкивал,  бояре смогли уговорить царя на изгнания грахтов и прокладку юго-восточного торгового пути. Да, да. Люди очень любили этих милых созданий и противились предстоящей резне. А учёные уже тогда, вы только подумайте, предупреждали о возможном природном бедствии. Но без Ангела люди не смогли набраться смелости и отстоять мнение.
- Да, а ещё Ангел пел людям песни разных народов, из разных миров, неведомых времён. - Едко дополнил Максимилиан. - Всего лишь предание.
- Как знать, как знать. С Ангелом исчез свободный народ. Теперь миром правят совсем другие ценности.
- Глупости. Вокруг полно свободных людей. 
- Я так понимаю, молодой человек, вы из уважаемой семьи. Так вот, когда последний раз вы сами решали свою судьбу? Вы не отвечайте сразу, подумайте. Свобода - это, с позволения сказать, эфемерное создание. Свобода тела не всегда означает свободу духа, свободу выбора, свободу от предрассудков и даже, я бы сказал, от непотребных привычек и, как ни странно, богатства. Наше окружение - это кладезь условностей. Найти в нём для себя свободное пространство не всем под силу. Ангел когда-то помогал людям в этом. И я сумел его найти, хотя на это ушли долгие годы. А где её нашёл один человек, сможет найти и другой.
Философ любовно уложил в чемодан объёмную стопку книг и повернулся к Максимилиану.
- Понимаете? Поэтому я был уверен, что древняя статуэтка не останется на хранении в единственной семье. А вот я решил покинуть здешние края. Мне здесь больше делать нечего, глядя на Ангела, я понял, чем хочу заняться в оставшееся отведённое мне на земле время. Так что если больше ничем не могу помочь, не смею вас задерживать. Позвольте с вами проститься. И, знаете, молодой человек, те, кто привык смотреть сверху вниз, не сразу заметят, что выше них что-то появилось.

Максимилиан вышел от философа в смешанных чувствах. Ангела у того нет, прятать его негде. Но старичок явно не в себе. Подобной чуши Максимилиан давно не слышал.
Пьянчужку Падаль разыскивать пришлось долго. Сегодня она успела засветиться во всех кабаках кружной окраины, но сейчас точного её телоположения не знал никто.
- Да кто ж в курсах? - удивлялись хозяева кабаков. - Где упала там и спит. Любая канава ей дом.
Наконец, Цука Рябой вызвался за четверть медяка отыскать собутыльницу.
- Эт она только со вчерашенного дня опять гуляет. А когда к барышне за пособьицем шла, даже помылась. Одёжу новую справила, перед этим весь день ни-ни. Выдержка, йет, не всякому дано. - С гордостью объяснял Цука.
- А зачем ей пособие?
- Дыкть к холодам угол заиметь. Не думаю, правдыть, что до этого дошло бы. Дальше "Копыта" она б деньги не дотащила, тяжелы они больно, - пьяница заржал, почесывая нос. Потом серьёзно продолжил. - Наши по очереди к барышне ходют, никогда милая не отказывает. Но с Падалью как-то не так всё случилось.
- Почему?
- Вернулася без денег, хмурная. В "Копыто" не шла, сколечко ни зазывал. Так и сидела возле него.
Цука пнул гнилое яблоко в сидевшую на дороге крысу.
- А потом?
- На следующий день в детский дом пошла, просила детей своих вернуть. А дети то её лет десять как выросли. - Рябой опять заржал. - Умора. Вспомнила первый, йет, поцелуй, йет. Хватилася. Ну а потом всё чин чинарём. Со вчерашенного дня опятечки человеком сделалася. А вот и она.
Падаль валялась в тупиковой мусорке между домов в куче огрызков и тряпья изгаженного крысами и собаками. Из-за вони Максимилиан мог дышать только через платок.
- Вставай, тебя тут княже спрашивает, - потряс её Цука.
Падаль шмыгнула сизым носом, схаркнула и заплывшими глазками попыталась сфокусироваться на Максимилиане. Ей это долго не удавалось. Наконец она выдавила.
- И чаго? Жаниться что ль хочешь? Я ж дамачка свободенная, - захихикала Падаль. - Хоть сейчас под венец зови, а не пойду. На кой мне муж пьяница и дети сопливые?
- Сейчас тебя в участок сволоку, там паясничать будешь, - пригрозил Максимилиан.
- В участык? В тюрьму? Это ж что, посадют? За что? Я ничего не делала.
- Ты из дома княжны Ангела украла? Во время приёма рядом с княжной на столе стоял.
- Не я. Не я. Это всё он. Мужик, что рядом сидел. Он прям впёрся в энтуть статуйку, а потом пошёл и статуйку энтуть взял. И вышел.
- Как выглядел?
- Бородатый, нечёсанный, руки синии.
Ссыльный, понял Максимилиан.
- А что же ушла тогда не сказала, раз видела?
- А кто-ть же мне поверит? Скажут «взялать» и в тюрьму упрячут. А что ж, я в тюрьме пить-то буду? Да и скучно мне как-то без этой статуйки сидеть было. Будто небо петь перестало. И знаете, так детишечек моих увидеть захотелось.
Падаль безуспешно попыталась всплакнуть.
- Я ж дамачка свободенная, а тут. Господин, может, подадите денюжку на моих сироток?

Командир далёкого гарнизона ехал к последнему адресу. Из головы не шли слова Падали. «Скучно без статуйтки сидеть было. Песни с неба пропали». Неужели философ прав? Возможно ли такое, что статуэтка Ангела может изменить ход человеческих мыслей? Выудить из глубин души самое светлое? Нет. Глупости.
Отшельник, значит. Последний в списке. Только-только освободился с Мёртвого острова. И сразу за старое. Впрочем, что можно ожидать от ему подобных. Ничего, найду статуэтку, и отправится он опять за решётку.
Дверь в дом Отшельника была не заперта. Что за йет? Максимилиан открыл кобуру и медленно пошёл по коридору. В доме было тихо. Приглушённый шум с улицы казался чуждым. Подойдя к двери в комнату, Максимилиан заглянул туда и вздохнул.
Голые стены без обоев, мутное от грязи окно, в углу матрас. Посреди комнаты на обшарпанном столе пропавший Ангел, обращённый ликом к двери. На матрасе облокотившись на стену сидел Отшельник и не сводил с Ангела глаз.
Максимилиан ждал. Хозяин не замечал гостя.
- Дай наглядеться напоследок, - наконец прохрипел Отшельник и закашлялся. - Не убегу. Можешь полицию вызывать.
Максимилиан сделал шаг к столу, но Отшельник издал утробный рык.
- Без полиции не отдам.
- Не вздумай бежать, из под земли достану, - отступил Максимилиан.
Отшельник не удостоил его ответом.
Послав в полицейский участок разносившего газеты мальчишку, Максимилиан вернулся в комнату. Отшельник всё смотрел на статуэтку. Через четверть часа картина не изменилась. Максимилиан всё пытался понять, причины такого поведения и не мог. Украсть ценную вещь, которую наверняка хватятся, чтоб не подарить, не продать, не спрятать, а выставить практически на показ. Цокот копыт возвестил о прибытии полиции. Скоро всё закончится.
- Но зачем? - не выдержал Максимилиан, когда полицейские подошли к двери в комнату.
- Свободы хочу. - Голос отшельника был уже не таким надтреснутым.
- Не понимаю.
- Что тут не понять? На острове меня кормили, поили, и я был хозяин. А тут каждому в ножки кланяться надо, чтоб хлеб свой добыть. Думал переломить себя, у барышни ссуду просить. Мне ж ни один банк копейки не даст. Но этот Ангел мне всю душу вынул там. Не могу просить. И не буду. Хочу обратно, туда, где не надо подделываться под всех нелюдей, что мнят себя всевышними.
Свобода. В тюрьме? На необитаемом острове? Где заключённых только из милости иногда подкармливают. Извращение какое-то.
Максимилиан подал знак и на руках бывшего ссыльного защёлкнулись наручники.

Навстречу попадались ремесленники, крестьяне, попрошайки и бродячие артисты. Свободные, спешащие по делам. При виде заносчивых купцов и бояр они опускали глаза, и ни на минуту не останавливались. 
Выбравшись из толчеи, Максимилиан отпустил поводья, позволяя Лорду выбирать дорогу самому, а сам всё смотрел на Ангела. Лорд шёл узкими улочками Родеи, дома здесь казались особенно высокими. Как в тюрьме. Не хватает только решёток. Но иногда и решёток не требуется. В чём его свобода? Карьера - по выбору предков, жена - по выбору отца. Тот же Отшельник свободней его. Он выбрал свою судьбу. Ограниченную и трусливую, но сам же выбрал. А он, вынужденный офицер, без цепей скован семейными традициями и ожиданиями общества.
В родной дом Максимилиан не торопился. Идеалы жизни за сегодняшний день рассыпались в прах. Может бросить всё и быть самому себе хозяином, свободным человеком? Перед глазами возник образ Падали. Нет, свобода не должна быть чрезмерной. От такой тоже не бывает счастья. Как там говорил философ? Свобода - слишком хрупкое создание. Перейдёшь грань и счастье окажется ложным. Не найдёшь свободы в себе, счастья тоже не сыщешь. Так как же найти её?
Максимилиан поднял голову. Среди высоких стен был виден синий кусочек неба. А откуда-то издалека, доносилась неровная мелодия и хрипловатый голос. Были другие мелодии и голоса, а в этой не всё было понятно, но она запала Максимилиану в душу.

Он не пошёл к отцу с докладом, о результатах поиска. Завтра отец сам обо всём узнает. Вместо этого, Максимилиан уже битый час пытался объяснить сестре, причины своего решения. Получалось это плохо.
- Неужели ты думаешь, что счастье состоит только в свободе? - не унималась Клементина.
- Не всегда. Но внутренняя свобода необходима для того, чтобы сделать свой выбор. Даже если этот выбор с точки зрения общества будет странным. У всех кто видел этого Ангела, что-то внутри менялось. На чуть-чуть. Срабатывал какой-то внутренний механизм, такая астролябия, настраивающая человека на что-то светлое. Иногда это происходило очень поздно, как у Падали, - пробормотал он.
- Что?
- Нет, ничего. Я говорю, что иногда эти изменения случались слишком поздно. Поэтому я должен вернуть Ангела на место. Его должны видеть. Пусть я не могу улучшить жизнь людей, но хочу, чтоб они стали счастливее.
- Ты хочешь поставить Ангела на Триумфальную колонну? Ты с ума сошёл?
- Наверное.
- Любое противодействие приказу царя грозит гибелью. Приказ царя Миира, даже спустя сто лет, не отменён. Тебя убьют.
- Прятать Ангела от людей - преступление против Приории. Я должен вернуть его. Когда-то Максимилиан Освободитель снял его с колонны, под влиянием бояр, чтоб завоевать каньон грахтов для купцов. С тех пор прошло больше ста лет. Грахты вымерли, каньон без них превратился в выжженную пустыню. Торговые пути счастья людям не принесли. На них только разбогатели  купцы и развратились бояре. А что досталось простолюдинам? Я просто хочу вернуть им то, что у них отняли в угоду двум сословиям. Пусть хоть на чуть-чуть, но каждый станет счастливее. Люди это выстрадали.
- Ох, Максимилиан, не нравится мне эта затея. Как бы Клеоны не расторгли помолвку. Отец будет в бешенстве. Твоя карьера пойдёт под откос.
- Я не вернусь в гарнизон. Я уже послал царю прошение об отставке. Не могу больше быть пленником традиций. Если всё пройдёт, как я рассчитываю, я сразу поеду к Шенон. Она уже ждёт. Мы отправимся на юг к Граийному хребту. В Тристе нас никто не найдёт. Мы были там когда-то проездом. Клема, ты помнишь как там хорошо? В детстве я мечтал туда вернуться. Вечерами я хочу слушать шум моря, а днём валяться на траве в персиковом саду. А ещё я хочу покорить небо. Только там я видел людей летающих как птицы.
Городские часы пробили полночь. Максимилиан встал.
- Мне пора.
Уже в дверях Клементина окликнула его.
- А если окажется, что Ангел - это всего лишь символ?
- Даже если это и так. В него верят, а значит, он нужен.

Жизнь продолжалась своим чередом. Только когда плывёшь против теченья, Понимаешь, чего стоит свободное мненье. Пекари месили тесто, в кузницах мехами раздували огонь  подмастерья, посыльные сновали с мелкими порученьями, крестьяне  тянулись на рынок. Никому просто так не даётся свобода, Из неё нет выхода, и в неё нет входа. Казалось, ничего не изменилось. Но купцы обратили внимание, что простолюдины при них не опускают больше глаза в землю. Я свободен словно птица в небесах, Я свободен, я забыл, что значит страх. А глашатай первый раз за сотню лет был закидан камнями при чтении нового боярского указа. То, что не стереть, как сильно ни три, Свобода - это то, что у меня внутри.*
Философ оказался прав. Привыкшие смотреть сверху вниз, слишком поздно заметили, что в день осеннего равноденствия на Монаршей аллее первые лучи солнца осветили трубившего Ангела Свободы на Триумфальной колонне.
*В тексте использованы слова песни группы «Ленинград - Свобода»