Я знаю, что ничего не знаю

Прочитав рассказ Василия Макарчука «Новогодний сон» (http://proza.ru/2015/01/03/2192), понял, что я не знаю даже то, что знаю, тем более то, что не знаю.

Когда-то очень давно на спор я много часов рассказывал сказки народов Мира. До седой бороды дожил со сказками в обнимку – я их обожаю.

В сказках зашифровано все наше прошлое, настоящее и будущее. Зашифровано так, что любому мальцу, что научился выговаривать первые связные предложения, все понятно: чудо-волшебство, черное есть черное, белое – это белое. До таких полутонов, как Зло одновременно может быть и Добром, и наоборот (Воланд и компания), он еще дорастет. Но он уже знает, что в Холоде нет Тепла («На одутловатом синем лице застыли жёлтые глаза»). Я же, с высоты «не жидкой бороденки», соображаю, что никак не возможно «с удивительной для себя лёгкостью» «приоткрыть глаза ... в очень большом зале, наполненном ослепительным голубым сиянием», где «стенки, потолок и пол зала были ледяные». Где «в ледяной толще» никак не могут тихо вспыхивать, пробегать и гаснуть «искры розового пламени». Я, вестовой, прекрасно помню мгновенно обмороженные уши и нос, когда в 57-градусный мороз побежал передать приказ дежурному по части. Хотя что такое северное сияние, тоже знаю. Но по описанию автора нет намека на присутствие где-то Солнца, которое может посылать «искры розового пламени» – девочка «приоткрыла глаза» в ледяном зале, где царит абсолютный холод, я бы даже осмелился предположить, трескучий мороз. Но воплощение этого трескучего мороза, с забавной жидкой бороденкой, «давится от смеха», девочке «надо бояться», а тот, Холод, «еле выговаривает», надо полагать, от смеха.

Кругом «словно сотни тысяч хрустальных рюмочек зазвенели, запели под ударами палочек» (сколько Света и Тепла в этой фразе!), а «ее охватило чувство отчаяния, что ей никогда отсюда не вырваться» и покатились слезы. При этом она в состоянии оценить, как они «застывали в изумительные по красоте драгоценные камни». Чудо, «гений, парадоксов друг»!

Холод, в сердце котором нет места добру (да и сердца нет), который вместе с сестрой Смертью заморозил-погубил великое множество жизней, у которого «горящие глаза», в диковинку видеть плачь девочки! Он еще «расхохотался от своей шутки»: «хотя бы все так обновлялось, чтобы ничего не менялось».

Надо ли мне мусолить про героические усилия девочки в трескучий мороз нарисовать (неважно какими красками – акварелью, гуашью, вряд ли маслом) весну. Скажете: это сон, детский сон?

На сон, детский сон, и спишем.