Двенадцатая жертва глава 12

Но граф Фёдор не то, чтобы совсем уж не писал. Он пописывал иногда. И анонимно распространял свои пышущие злобой стишки, большей частью памфлеты и эпиграммы.

Они ходили в списках. Граф стал под некоторыми из них ставить подпись «А.П.», что по его замыслу должно было означать «Американец Петербургский».

Но те, кто читал эти злые эпиграммы, думали, что они принадлежат перу Александра Пушкина.

Даже император Александр I как-то, ознакомившись с несколькими образчиками злой сатиры, высказался:

— Этот Пушкин наводнил своими мерзкими стихами всю Россию! Пора с этим покончить.
 
Пушкин понятия не имел, чем вызван гнев на него императора. Ведь он хотя и призывал к вольности, свободе, как и большинство выпускников Царскосельского Лицея, никогда не оскорблял персонально императорскую семью, и, в особенности, Елизавету Алексеевну, к которой испытывал чувства особые, нежные и далеко выходящие за рамки дозволенной почтительности! Разве мог Пушкин сказать хотя бы одно дурное слово в её адрес? Между тем, от имени некоего «А.П.» распространялись и такие стихи, которые обвиняли её в супружеской неверности, и Бог знает в чём ещё!

Напряжение между императором и поэтом росло, а причины этого были по-прежнему скрыты от Пушкина. 

Гром грянул, откуда никто не ожидал. По Петербургу поползли слухи о том, что, якобы, Пушкина арестовали, привели в Тайную канцелярию, где его попросту высекли, как мальчишку, после чего отпустили домой. 
В довершение всего граф распространил анонимные стишки следующего содержания:


«Свой пыл, пожалуйста, умерь,
Забудь о тех, в кого ты метил!
Ты за стихи свои теперь
Своею задницей ответил!»


Малознакомые люди указывали на Пушкина пальцем и хихикали. Пушкин не понимал, в чём причина такого отношения к нему. Наконец, о слухах стало известно и его друзьям, которые в большинстве своём не верили этим слухам, но кое-кто допускал подобное событие, считая его вполне правдоподобным. Никто не догадывался, что слух этот запустил граф Толстой, затаивший злобу на Пушкина ещё с первой их встречи, когда поэт прилюдно назвал его карточным шулером.

Когда же сам Пушкин случайно узнал об этом слухе, он был поражён до глубины души. Как такое могло случиться? Кто – тот негодяй, который выдумал эту подлую клевету? И, что было для Пушкина главным, как восстановить свою честь в глазах света?

«И вот – общественное мненье!» — думал он, не подозревая, насколько близко он приблизился к разгадке источника этой клеветы.

Пушкин решил явиться во дворец и попросту застрелить императора. Расследование, наказание, смертная казнь, в конце концов, всё это мелочи в сравнении с подлой сплетней и гнусной насмешкой! Никто не станет смеяться над повешенным! Никто не посмеет назвать трусом человека, решившегося застрелить императора! Никто не вспомнит глупую сплетню о порке в Тайной канцелярии в отношении человека, поднявшего руку на царя!

— Они скажут, что я убил его из мести! — решил Пушкин. — Это утвердит их в мнении о том, что меня и вправду высекли! Нет, это не пойдёт!

Тогда Пушкин решил нанести императору такое оскорбление своими стихами, чтобы на него обрушилась жестокая кара. Лучше было бы, если бы поэта выслали в Сибирь. Это всколыхнёт всю Россию! Какая жестокость по отношению к поэту! Какое немыслимое наказание за всего лишь стихи!

Идея была прекрасной, она понравилась Пушкину. Он засел за оскорбительные стихи. Ему это удалось.

Приказ о ссылке был готов. Об этом узнал Жуковский. Он немедленно помчался к императрице Елизавете Алексеевне, которая благоволила к Пушкину. Их совместное заступничество смягчило гнев императора. Александр I выслал поэта в Екатеринослав. Затем ему было назначено новое место ссылки – сначала на Кавказ, затем в Крым, а после – в Бессарабию.

Так в 1820 году Пушкин был вынужден покинуть Петербург.

Уже в ссылке он узнал от друзей, кто выдумал и дал начало распространению гнусной сплетне. Этим человеком оказался граф Фёдор Иванович Толстой.

Пушкин приобрёл себе трость с железным набалдашником. Он носил её с собой повсюду, иногда подбрасывал в руке. Он тренировал руку, чтобы она не дрогнула, когда придётся стреляться. Он был твёрд в своём намерении. Как только он вернётся в Петербург, первым его делом было вызвать графа Толстого на дуэль. Вторым делом было убить его. Это было не просто. Граф Толстой стрелял очень метко, был храбр и хладнокровен.


«Он, правда, в туз из пистолета
В пяти саженях попадал»


Значит, дуэль должна будет состояться с десяти шагов, после чего дуэлянты должны будут сближаться. Тогда шансы будут равны. Рука не должна дрожать. Для этого нужна трость с железным набалдашником.

Пушкин с нетерпеньем ожидал своего возвращенья в Петербург. А пока что Пушкин написал эпиграмму на графа Ф. И. Толстого:


«В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружен,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор,
И теперь он — слава богу —
Только что картежный вор».


В письме к Чаадаеву Пушкин приписывал себе спокойствие к клевете, каковым отнюдь не обладал:


«Уж голос клеветы не мог меня обидеть,
Умел я презирать, умея ненавидеть.
Что нужды было мне в торжественном суде
Холопа знатного, невежды при звезде,
Или философа, который в прежни лета
Развратом изумил четыре части света,
Но, просветив себя, загладил свой позор:
Отвыкнул от вина и стал картёжный вор?»


Не удавалось Пушкину свести все свои чувства к графу Толстому всего лишь к презрению. Его переполняли гнев и жажда мести.

Когда ему указали, что слово «вор» излишне оскорбительное, что, дескать, можно подумать, что граф ворует со столов портсигары, Пушкин написал следующие строки:


«Напрасно шулер негодует.
Я, говоря о воровстве,
Имел в виду, что он плутует.
Хоть портсигаров не ворует,
Но прячет карты в рукаве».