Я к тебе

Художник: Jonathan Barcan

Автор стихотворения: Алексей Иванков

Работа не вошедшая в цикл рассказов О Петрухе и Митрохе


Начало июля выдалось жарким и безветренным. Ночью было душно, воздух нагревался быстро, предвещая знойное утро. Люди прятались от палящего солнца в парках или шли на речку, чтобы, искупавшись, гулять босиком по траве под сенью ив, наслаждаясь прохладой.
Того же хотел и председатель Чалый, но вместо этого он одиноко сидел в сквере на раскалённой лавочке, обливаясь потом. Мужчина закатал рукава и расстегнул несколько пуговиц рубашки. На груди у него висел старинный серебряный образок, семейная реликвия, которую Чалому в детстве подарила бабушка. Никита Максимович наклонился, и икона потянулась вслед за ним. Чалый поцеловал лик Богоматери и спрятал обратно.
Возвращаться в офис, где осталась Клара Зиновьевна, не хотелось: её компания казалась Чалому более противной, чем все неудобства, связанные с жаркой погодой. Из головы не выходил последний разговор, где Курская врала о своих сердечных тревогах и опасениях за Никиту Максимовича.
«Зачем она жаловалась вице-губернатору и чего добивалась?» – думал председатель и никак не мог найти ответа на этот вопрос.
Мимо лавочки Чалого спешили прохожие. Пара знакомых остановились и поздоровались, попытались завязать разговор, но Никита Максимович отвечал вяло и с опозданием, давая понять, что для беседы не лучшее время. Однако голос Петра Яковлевича Дворникова, окликнувшего его издалека, заметно взбодрил председателя.
– Никита Максимович, у меня к вам серьёзный разговор! – в руках у работника был конверт.
– Ну что там? Только не говори, что компромат… – то ли в шутку, то ли всерьёз произнёс Чалый.
– Какой компромат? – удивился Пётр Яковлевич, словно слышала это слово в первый раз. – Вы стали лауреатом престижного поэтического фестиваля! Вот приглашение на торжественную церемонию! – Дворников радовался словно ребёнок, увидевший новогодний подарок под ёлкой.
Никита Максимович недоверчиво взял приглашение. Там сообщалось, что председатель стал почётным дипломантом главного поэтического фестиваля России, который пройдёт в Москве и продлится неделю. Литературный праздник включал в себя знакомство с известными поэтами, круглые столы, концерт и вручение ценных призов финалистам.
Последний раз Никита Максимович участвовал в поэтических конкурсах, когда учился в школе. Он всегда занимал призовые места. Педагоги хвалили его стихи за эмоциональность, образность и экспрессию, но родители мальчика к восхищениям учителей относились сдержанно, как и к творческим успехам ребёнка. Отец Чалого, военный инженер, талантливый математик и кандидат технических наук, не видел практической пользы в стихосложении.
– Настоящая поэзия – это формула, понимаешь, сынок? – однажды вдумчиво и строго произнёс офицер.
– И какая поэзия может быть в этих дурацких цифрах? Почему в них? – спросил маленький Никита, на что папа улыбнулся.
– Они описывают мир, в котором мы с тобой живём… Эмоции и переживания, питающие душу творческого человека, неспособны создать лекарство от онкологии, стихи не помогут умирающему на операционном столе, они не отправят человека в космос, не обеспечат город теплом и светом...
Мальчик опустил голову, слушая эти неприятные, но, в сущности, справедливые аргументы.
– Ну чего ты насупился? – продолжил отец. – Хорошо… Допустим, лирика – это язык твоего сердца. Это так, ты согласен?
– Да, да, это именно так! – закивал Никита.
– Но все ли смогут понять этот язык? Кто разделит твои переживания? Зачем делиться неизвестно с кем самым сокровенным?
Сын молчал, не зная, что на это ответить. 
– Я не отговариваю тебя писать, – смягчился Чалый-старший. – Но помни: любое творчество ограничено вкусом, предпочтениями, личным опытом и миром конкретного человека! Математика шире человеческих чувств…
– Почему? – поинтересовался Никита.
– Потому что цифры – это алфавит Бога, а формула – это Его стихи!
Беседа с отцом определила судьбу Никиты Максимовича. Доводы любящего родителя были ясными и разумными. Молодой человек отважился связать свою жизнь с той профессией, которая способна ставить конкретные задачи и решать их. Будущий председатель поступил в технический университет, но заниматься поэзией не перестал.
Вспомнив этот разговор, Никита Максимович ещё раз посмотрел на Дворникова и спросил:
– Но каким образом, Пётр Яковлевич? Я же никому ничего не отправлял. Вы садитесь, что вы, в самом деле… – Чалый предложил сигарету, но работник отказался, закурив свою.
– Помните тот майский вечер, когда вы куда-то спешили? – спросил Дворников, подбирая слова.
– Когда я был одет в рабочую одежду Митрофана Андреевича? – улыбнулся Чалый, вспоминая, как торопился на юбилей к Мосину в надежде, что его никто не увидит.
– Кто-то из жильцов разорвал ваш журнал и разбросал все страницы во дворе. На уцелевших листах мне попалось несколько восхитительных стихотворений. Признаюсь, стихи, которые вы читали в офисе, были так себе, но те, что мне посчастливилось найти, я решил отправить на конкурс – и сейчас их читает вся страна! Одно стихотворение я запомнил наизусть. Оно без названия, вы посвятили его некой ККЗ…

Помнишь, однажды берег
Щерился грудой скал?
Раненым диким зверем
Ветер над ним рычал.
В петлях крутых изгибов
Вспенившейся реки
В сеть набивалась рыба,
Птицу влекли силки.
С этой рекой не сладить -
Пена на всех одна.
По васильковой глади
Бьет за волной волна.
Камни бросал я в воду,
В омут несло круги.
Ветер играл свободой
С легкой твоей руки. 

Пока Дворников читал, Никита Максимович отошёл, будто хотел что-то выкинуть в урну, а после так и стоял спиной к Петру Яковлевичу, дослушивая последние строчки… 
– Я, наверное, пойду, работы ещё много! Поздравляю вас, Никита Максимович! – сказал сотрудник, поднимаясь с лавочки.
Чалый повернулся к собеседнику и произнёс, опустив голову и отводя взгляд:
– Спасибо вам!
И председатель крепко обнял Петра Яковлевича, который в этот момент показался ему чем-то большим, чем просто работником. Расставшись с Дворниковым, Никита Максимович ещё несколько минут сидел на том же самом месте и о чём-то думал, после чего решительно направился в офис. В кабинете сидела Клара Зиновьевна и с кем-то весело болтала по телефону. Она резко прервала звонок, когда увидела, что начальник вернулся. Председатель стоял в дверях и пристально смотрел на своего бухгалтера.
– Что-то случилось, Никита Максимович? – удивлённо спросила Курская.
– Да! Случилось… Буду спасаться, как вы мне и советовали! – произнёс Чалый, отводя взгляд к окну.
Курская улыбнулась, поправив воротничок своей блузки.
– Что вы решили, Никита… – Клара Зиновьевна намеренно сделала кокетливую паузу и добавила: – …Максимович? – она не сомневалась, что одержала победу в конфликте с дерзким председателем.
– Я ухожу в отпуск с завтрашнего дня, а вы будете исполнять мои обязанности, – и Чалый со всем возможным радушием улыбнулся.
После этих слов Курская схватилась за ручку с колпачком, который успел многое повидать…
– Но это ещё не всё! – предупредил руководитель. – Сегодня подготовьте договора на Дворникова и Уличного, с завтрашнего дня они должны быть официально устроены.
– И какой же оклад у них будет? – поинтересовалась Клара Зиновьевна.
Чалый написал сумму на стоящей рядом маркерной доске.
– Сколько? Да у нас нет таких средств, придётся лезть в карманы жильцов, а это, сами знаете… – начала возмущаться Курская.
– Вы хорошо умеете это делать… Вечером всё должно быть готово, а сейчас садитесь за мой стол и почувствуйте себя председателем.
На рабочем месте Никиты Максимовича зазвонил городской телефон. Клара Зиновьевна пересела, включив вызов на громкую связь.
– Горим, горим, слышите, вы слышите? Алё! В сто восьмой меняют стояки, почему не предупредили? Ведётся сварка, к нам летят искры! Я вызываю пожарных… Вам это с рук не сойдёт… Ответьте! Алё! – кричал в трубку один из собственников товарищества.
– Что вы сидите? Отвечайте! – кивнул в сторону телефона председатель, посмотрев на Курскую.
Никита Максимович не брал отпуск два года: постоянно происходили неприятности или события, при которых он отсутствовать не мог. Сейчас все договора с подрядчиками были подписаны, лампочки поменяли, не взымая платы с жильцов – казалось, что лучшего времени для каникул не найти. Чалому хотелось побыть одному, немного отвлечься, в конце концов – получить награду на фестивале.
Решение было принято. Собрав вещи, Никита Максимович на самолёте из выжигинского аэропорта улетел в Москву. В столице Чалый оказался за день до начала фестиваля.
Церемония открытия праздника проходила в клубе писателей в самом центре Москвы. Никита Максимович оделся в стильные летние брюки, пиджак светло-синего цвета, сочетавшийся с элегантной белой сорочкой, а завершал образ нагрудный платок с белыми ромашками на чернильном фоне. Приветливый охранник в фойе пожелал поэту хорошего дня. У входа в малый зал произошла заминка – проход преградила девушка, толкавшая перед собой инвалидную коляску, в которой сидел мальчик. Чалый предложил помощь, но незнакомке удалось справиться самой.
Наконец-то Никита Максимович оказался в своей среде: ещё до начала церемонии гости объединились в небольшие кружки, и в каждом из них Чалому были рады. Незнакомые люди узнавали поэта, просили почитать свои стихи, высказать мнение о творчестве коллег. Это было настоящее признание, но не с высоких трибун, а от таких же пишущих соратников. Многим приглашённым хотелось познакомиться с Никитой Максимовичем, его работы казались свежими и новыми как другим писателям, так и критикам.
Собравшихся попросили занять свои места. На кресле рядом со сценой Никита Максимович увидел прикреплённый лист со своим именем. Вначале выступали организаторы, спонсоры и чиновники, рассказывали о том, как будет проходить неделя фестиваля, благодарили участников, а далее шла торжественная церемония награждения победителей.
Начали вызывать финалистов и дипломантов. Всем им аплодировали близкие и знакомые. Вот на сцену вышел Никита Максимович, и весь зал взорвался овациями: Чалый получил диплом и специальный приз жюри – бронзовую статуэтку в виде открытой книги на каменной подставке. Неожиданный подарок и тёплая встреча тронули поэта. Вся прошлая жизнь с её притворством и лицемерием казалась ошибкой. Ещё были свежи воспоминания о юбилее у Мосина: взгляды кичливых гордецов и то ничтожное место, которое они предлагали Чалому в мире испытанных жуликов и «битых» выжигинских аристократов.
Никита Максимович понял, что настоящее его призвание было в творчестве, в кругу поэтов. Хотелось, чтобы праздник не заканчивался, а время замедлилось.   
После награждения поэт поблагодарил зал, прочёл несколько стихотворений и под шум оваций покинул сцену. Далее шла музыкальная программа, выступление заслуженных авторов и фотосессия.
Праздник заканчивался, гости покидали зал, собирался уходить и Никита Максимович. Находясь в холле, Чалый снова увидел девушку с мальчиком в инвалидной коляске. Казалось, что они спешили к нему.
– Подождите! – окликнула его девушка. Она была худенькой, невысокого роста, без макияжа и маникюра, шатенка с длинным каскадом распущенных волос каштанового цвета. Подъехав на коляске, мальчик первым делом спросил:
– Вы правда тот самый Чалый?
Дипломант смущённо кивнул и посмотрел на девушку. Она улыбнулась.
То ли ребёнок, то ли подросток глядел на Никиту Максимовича: золотистые кудри мальчика волнами спадали на плечи, первым пухом юности были отмечены щёки.
Чувства поэта в этот момент обострились: он сравнивал свою жизнь с жизнью голубоглазого незнакомца. Мальчик был парализован физически, а Никиту Максимовича на долгие годы парализовала трусость, страх безденежья, упрёки родных. Чалому казалось, что инвалидом являлся не юнец, а он – мелкий аферист и плут.
– Ну конечно! – после долгой паузы ответил Никита Максимович. – Как тебя зовут?
– Артём.
– Ты тоже поэт?
– Я пишу с детства, и стихи, и прозу. В прошлом году я был финалистом, но статуэток нам не давали! – по-детски пожаловался мальчик.
Никита Максимович задумался и посмотрел на свой приз.
– Держи! Возьми мою… – Чалый протянул мальчику бронзовую книгу.   
Артём очень обрадовался подарку, рассматривал его со всех сторон, забыв о своей спутнице и поэте.
– Вам до метро? – вежливо поинтересовался Никита Максимович. Девушка кивнула.
– Я в Москве в первый раз и совсем не знаю город, – признался Чалый.
– Пойдёмте с нами! Меня зовут Лена, будем знакомы.   
– Очень приятно – Никита.
– Никита Максимович! – веско уточнил Артём, заставив всех улыбнуться.
– Идёмте? – предложила Лена.
По дороге Артём и его спутница читали стихи, восхищались Пастернаком и Лермонтовым, вспоминали поэзию Набокова. Лена закончила филологический факультет, а после него шесть лет работала в пресс-службе крупного банка. Услышав это, Чалый попытался определить её возраст: на вид ей было от двадцати пяти до тридцати лет. В свободное время девушка вместе с волонтёрами помогала детям с ограниченными возможностями здоровья. Она много рассказывала об Артёме и других ребятах, с которыми успела познакомиться. Чалому показалось, будто с Леной он знаком очень давно, так с ней было интересно…
– Кажется, нам пора, Артём уже устал… Вы будете завтра на продолжении фестиваля? – напоследок спросила девушка, глядя на зевающего мальчика.
– Да, конечно! Пойдёмте, сейчас я вам помогу спуститься в метро, –опомнился Никита Максимович, чувствуя себя виноватым из-за того, что потерял счёт времени.
– Нам не нужно в метро, до завтра! – улыбнулась Лена, повернув коляску в сторону жилых домов.
Интерес, уважение и симпатия – всё смешалось в душе мужчины. Хотелось находиться рядом с этой девушкой, говорить о литературе, слушать её истории: смеяться или грустить... Вместе с ней все чувства переживались словно в первый раз. Приехав в свой гостиничный номер, Никита Максимович жил только тем счастьем, что завтра снова встретит её.
Фестиваль продолжался в одном из павильонов ВДНХ. Готовилась творческая встреча с известным поэтом, в зале почти не осталось свободных мест. Чалый ждал Лену у входа, заранее купив букет разноцветных гербер, но она всё не появлялась. Докурив очередную сигарету, Никита Максимович понуро направился ко входу в павильон.
– А вот и я! – окликнула его девушка, переходя дорогу быстрым шагом. Чалый обернулся.
– Я так рад, что вы пришли! Пожалуйста, ничего не подумайте, я просто… Короче, я… Это вам! – замешкался Чалый, сконфуженно протягивая букет. Лена приняла подарок и опустила лицо в цветы, чтобы вдохнуть аромат. Она знала, что герберы практически не пахнут. Это был не запах, а скорее ноты, яркие солнечные ноты.
– Мои любимые цветы… Спасибо, Никита! – с какой-то светлой грустью произнесла она.
– Вы сегодня одна, без Артёма?
– Да, сегодня мы будем вдвоём. Пойдёмте, сейчас всё начнётся! – и девушка поспешила ко входу.
С этим ярким букетом гербер в упорядоченную жизнь Елены Андреевны Лазаревой проникло что-то новое: Никита отличался недосказанностью, свойственной людям, переживающим личную драму. Она чувствовала в нём близнеца, он тоже был кем-то ранен, запутался, что-то искал – и вот оказался перед ней.
– «Птицу влекли силки…» – вспоминала Елена Андреевна строчку из стихотворения Чалого.
Личная трагедия Лазаревой произошла на последних курсах университета. Помимо родных у неё было два самых близких человека: подруга Надя, с которой они познакомились в детском саду, а потом сидели в школе за одной партой, и одноклассник Витя.
Лена и Витя быстро подружились. Ребята вместе ходили на обед в столовую, общались на переменах, а после уроков мальчик провожал одноклассницу до дома. Летом школьник часто гостил на даче и был желанным гостем семьи Лазаревых. Шло время, вчерашние дети превращались в молодых людей, украдкой смотря друг на друга, улыбаясь общей тайне, которая их связала… В подростковом сердце будто что-то взорвалось, а раскалённые осколки и пламя остались внутри – это была первая любовь. Своими переживаниями девушка делилась с Надей: ей хотелось кому-то рассказать, сколько всего нового ей подарила судьба. Но приятельницу не вдохновлял сердечный эпос старшеклассницы:
– Ты лучше об учёбе подумай, Лен. Как будешь сдавать экзамены? И кем ты вообще хочешь стать? – строго говорила Надя.
– Спасибо, Наденька, конечно, это тоже важно! – обнимала лучшую подругу Лена.
Ребята успешно закончили школу. Лена Лазарева поступила в гуманитарный университет, где преподавали её родители, а Надя и Витя – в Московский государственный, на разные факультеты. Бывшие одноклассники встречались реже, но любовь, нежные отношения и поддержка никуда не делись. При встрече Витя всегда дарил разноцветные герберы. Говорил о будущем, о том, где они с Леной будут жить и работать: прежних робких и стыдливых взглядов уже не было – влюблённые думали о свадьбе.
Обо всех этих планах Надя знала. Девушка воспитывалась в хорошей семье и в целом была порядочным человеком, но ровно до того момента, пока ей это ничего не стоило. Витя ей тоже нравился: перспективный, воспитанный, безумно красивый юноша. А Лена слишком много хвасталась, действовала на нервы... Несчастный мальчик ведь и не знал других женщин, кроме неё!
«За своё счастье надо бороться!» – решила Надежда, ещё раз всё хорошо обдумав.
Сокурсники стали общаться и видеться чаще по Надиной инициативе. Предлоги были разные: подготовка к сессии или выбор подарка отцу на день рождения. В один из дней девушка пригласила молодого человека к себе домой настроить и почистить компьютер. На кухонном столе оказалась бутылка вина, а в доме были только они. Надя встретила гостя в одном домашнем халате, который после алкогольного напитка распоясался, и ещё совсем юный Витя поддался соблазну…
Первое время всё продолжалось, как раньше. Лена дарила подарки своему суженому и прятала в карманы пальто трогательные записки с признаниями в любви и милыми рисунками. Сердце Вити разрывалось от той подлости, которую он совершил и продолжал совершать… Хотелось во всём признаться, извиниться, попытаться всё объяснить и заслужить прощение Лены, но было поздно: Надя призналась, что беременна.
Молодой человек решил посоветоваться с близкими. К его удивлению, в семье обрадовались этому союзу.
– У Наденьки очень обеспеченные родители, её семью все уважают. Свадьба с ней откроет тебе головокружительные перспективы, это дальновидный и зрелый поступок, сынок! Я горжусь тобой! – говорил отец, открывая мини-бар. Мать была менее сдержанной.
– Ой-о-о-ой! Держите меня… Нет! Лучше налейте шампанского! Витенька, мой мальчик, сядь со мной рядом и слушай! Ты должен сделать предложение Наде, она хорошая девочка, а про Лену забудь! Оставь её в своей юности. Ты скоро станешь отцом, впереди тебя ждёт счастливая и безбедная жизнь.
Решение было принято, а Лена ничего о нём не знала и даже не догадывалась о происходящем за её спиной. С Надей они теперь общались реже, хотя и не ссорились. Витя тоже постепенно перестал отвечать на звонки и сообщения. Горькую новость Лена узнала от мамы, которой по секрету всё рассказали общие знакомые. Оказалось, что семья новобрачных видеться и знаться с Лазаревыми больше не желает.
Узнав о свадьбе Вити и Нади – предательстве двух самых близких людей – Лена ушла из дома. Она не устраивала скандалов и ни с кем не выясняла отношений. Девушка долго бродила по кривым улицам огромного города, тщетно пытаясь унять душевную боль. Вернувшись домой поздно вечером, девушка попросила маму побыть с ней рядом в этот сложный момент. Это была самая длинная и тяжёлая ночь для всей семьи. Тихий плач превратился в истерику, Лена сжалась в клубок, положила голову на колени матери и уткнулась в её халат, быстро ставший мокрым от слёз. Невыносимая душевная боль от воспоминаний вырывалась криками и стонами… Эти крики слышал отец – седовласый доцент. Он беспокойно курил на кухне, не зная, как утешить ребёнка.
«Что? Что я могу сделать?! Пойти и прибить эту гниду? Какой прок… Один я не справлюсь! А если справлюсь, будет только хуже…» – переживал отец.
Мать ничего не говорила дочери. Она гладила её плечи, целовала её голову, пока в пятом часу девушка не уснула рядом с ней, как ребёнок после долгой зимней прогулки.
Эти события очень повлияли на Лену. Больше она никого к себе близко не подпускала, погрузившись в учебу, а после – в работу и волонтёрство. Прошло много времени, но рана ещё давала о себе знать.
Никита и Лена провели этот вечер вместе. Лекция известного поэта в павильоне на ВДНХ закончилась, было ещё не так поздно, расходиться не хотелось, решили посидеть в кафе. Знакомые успели проголодаться за день, но никто из скромности об этом не говорил.
Официант принёс меню и хрустальную вазу для цветов. Гости сделали заказ и принялись ждать. Возникла молчаливая пауза.
«Что же ты дурак, молчишь! Спрашивай!» - мысленно терзал себя Чалый, пока не набрался решимости заговорить.
– Лена! Простите, со мной такого никогда не было – вернее, было, но не то… Больше всего я боюсь, что этот вечер закончится, и мы больше никогда не встретимся. Вы не оставите мне свой номер телефона? – закончив фразу, Чалый схватился за салфетку, не зная, что с ней делать.
– Никита, вы хороший человек и талантливый поэт, мне приятно быть с вами, но чего вы ждёте от наших встреч? Скоро ты уедешь в Выжигин, а я останусь в Москве… – девушка решила быть, насколько могла, откровенной со своим спутником.
Чалый обрадовался этому переходу на «ты».
– Всё это так. Я ничего не требую от вас… От тебя! – поправился Никита Максимович. – Можно мне просто быть с тобой? Я не прошу ничего большего… Когда я встретил тебя, мне показалось, что я попал в поток: всё слилось в одно русло, и этим руслом стала…
– Ой, ну хватит, Никит! – перебила Чалого Лена. Девушка чуть мягче посмотрела на него и предложила: – Сейчас у меня отпуск, завтра я еду волонтёром в подмосковный детский дом – буду организовывать творческую программу. Если хочешь, можем поехать вместе.
– Очень хочу! Еду! – обрадовался поэт.
– Тогда вот мой номер. Завтра в начале десятого встретимся на Выхино, – Лена протянула свою визитку с номером телефона.
На улице стемнело. Никита Максимович вызвал такси, на котором Лена уехала, а сам возвращался на метро, чувствуя воодушевление и радость.
На следующий день Чалый приехал чуть раньше назначенного срока. Он планировал, если будет возможность, почитать детские стихи Корнея Чуковского, которые учил до поздней ночи. Перед детьми он никогда не выступал, из-за чего испытывал волнение. Но это был не единственный повод для переживаний: волновался Никита Максимович и перед встречей с Леной. Это происходило само по себе, неконтролируемо. Внутри словно что-то поселилось и заняло давно пустовавшее место...
Елена Андреевна опаздывала. Прошлым вечером она неожиданно захотела покрыть ногти лаком, чего давно не делала, а утром надела своё лучшее платье из светло-зелёного льна, а к нему – жемчужное ожерелье. Лазарева оправдывалась перед собой: дескать, молодая женщина имеет право хорошо выглядеть, тем более, на публичном мероприятии…
Встреча произошла у входа в метро, ехать нужно было в посёлок Томилино. Лена и Никита сели на двухместное сидение тесной маршрутки, места было мало, но это не мешало вести интересный и весёлый разговор. Чалый расспрашивал, как следует вести себя с детьми, в какой момент ему лучше выступить и что приготовила Лена.
В детском доме у Никиты Максимовича попросили паспорт и пропустили на мероприятие. Ребятишки уже собрались в просторном холле. Елена Андреевна организовала творческое занятие – она неплохо рисовала. Девушка прочитала детям отрывки из сказок Пушкина, а потом вместе с ребятами делала зарисовки прочитанного. Чалый неумело, но охотно ассистировал. Лазарева немного помогала детям, и в конечном итоге работ получилось на целую выставку. Никита Максимович, как и планировал, прочёл стихи Чуковского, дополнив их весёлой пантомимой, от которой ребята шумели и смеялись.
Волонтёрское мероприятие закончилось, завтра планировалось организовать то же самое в Дмитрове, а на следующей неделе – в Подольске и Пушкино. Чалому хотелось везде побывать. Ему понравилось помогать детям, но ещё больше нравилось быть рядом с ней…
Намереваясь поехать волонтёром и в следующий раз, Никита Максимович решил продлить свой отпуск ещё на неделю, предварительно позвонив Курской:
– Клара Зиновьевна, вы были правы, старик не может успокоиться, он использует все свои связи, чтобы меня погубить! – с улыбкой говорил в трубку Никита Максимович.
– Лучше скажите, когда вы приедете? Я уже на последнем издыхании! – жалобно спросила Курская.
– Меня не будет ещё неделю! Держитесь, слышите? Я должен вернуться победителем в этой схватке! – Чалый засмеялся. – У вас там как?
– Плохо! – Курская положила трубку. 
Тем временем Никита Максимович вместе с Еленой Андреевной занимались волонтёрством, посещая московские и областные детские дома, хосписы и центры реабилитации. Ребята дарили Никите Максимовичу свои рисунки, просили взять их на руки, слушали стихи и всегда упрашивали вернуться.
Чалый думал о том, чтобы навсегда остаться в Москве, всё бросить, сделать предложение Лене, профессионально заниматься поэзией и помогать малышам вместе с ней.
Ему хотелось отдавать, дарить себя литературе, детям, а там будут и свои…  Но если он продаст свою квартиру в Выжигине, он может рассчитывать лишь на комнату в коммуналке на окраине спального района. Где работать и как обеспечивать семью в таком дорогом городе? При всём желании, навсегда остаться в столице Никита Максимович не мог...
Вторая неделя отпуска пролетела незаметно. Нужно было принимать решение – выбор, который определит жизнь. Чалый готовился к серьёзному разговору с Еленой Андреевной.
Очередная поездка закончилась во второй половине дня. Было тепло, Никита Максимович и Лена решили поужинать на летней веранде в кафе, что позволяло наслаждаться видом вечерней Москвы. На импровизированной сцене музыканты играли песню "Run" группы Lighthouse Family – спокойная и трогательная композиция волновала сердце, дарила лёгкость и ощущение полёта. В приглушённом свете Лена пыталась подпевать, а когда не попадала в такт, заразительно смеялась. В этот момент она казалась особенно прекрасной...
Чалый улыбался, не отводя от своей спутницы взгляд. В его руках была белая салфетка, которую он скручивал, а потом разглаживал, пока не убрал её в сторону.
– Я должен уехать в воскресенье… – начал поэт. Лазарева молчала.
– Лена, выходи за меня! – Никита Максимович взял руку девушки. – В детстве отец говорил мне, что настоящая поэзия – это математическая формула, а цифры – это универсальный язык! И я впустую потратил всю свою жизнь, веря в это. Знаешь… Мне кажется, идеальная формула – это мы! Поедем со мной? Не переживай о жилье и работе: я всё организую. Мы ни в чём не будем нуждаться, продолжим вместе помогать детям... Я люблю тебя! – признался поэт, прижав ладонь Елены Андреевны к своему сердцу.
– Никита, милый… Сказать, что ты мне просто нравишься – значит соврать и тебе, и себе! Ты чуткий, добрый, невероятно талантливый… – Лазарева сделала паузу. – Но здесь моя семья, работа, дети, которым я нужна. Я не могу поехать с тобой, прости…
Несколько секунд они сидели в тишине, каждый думая о своём.
– Когда ты уезжаешь? – уточнила Елена Андреевна, осторожно освобождая свою руку из сердечного плена Чалого.
– Завтра, аэропорт Шереметьево. В восемнадцать часов вылет, – произнёс Чалый тихим голосом.
Лена встала из-за стола. В этот момент она больше всего боялась, что всё может закончиться как в прошлый раз. Боль, которая только утихла в её сердце, легко могла вернуться. 
– Прощай, Никита! – Лазарева медленно пошла к выходу. Несколько раз она помогала себе руками, держась за спинки пустых кресел, но продолжала идти, не оборачиваясь.
Никита Максимович какое-то время сидел в одиночестве, уставившись на ту самую салфетку, которую терзал в руках, на её мятые складки. Она помнила недавнюю дрожь его пальцев, надежду, страх и смущение. 
«Что теперь с ней делать? Ни выкинуть, ни оставить, ни забыть…» – думал Чалый. Музыка больше не звучала. Сильный ветер поднял бумажный платок в воздух, играючи унося ввысь, словно белую птицу. 
Следующим утром Никита Максимович долго собирал свои вещи, постоянно курил и пил растворимый кофе, из-за какой-то ерунды поругался с жильцами соседнего номера, а потом сидел на своём чемодане, опустив голову.
Вечером Чалый поехал в аэропорт. Дорога казалась долгой и утомительной. Но пройдя в зал ожидания, Никита Максимович не поверил своим глазам: там его радостно приветствовали знакомые дети, подняв над головами свои рисунки, чуть дальше находились их родители, а в центре компании стояла Лена, придерживая коляску с Артёмом.
Поэт подбежал к девушке и крепко обнял, забыв все приличия. После объятий Елена Андреевна поправила воротник рубашки Чалого и похлопала по нагрудному карману пиджака. Ребята окружили любимых волонтёров: они тоже были рады ещё раз встретиться. Мальчикам Никита Максимович жал руку, а девочек обнимал. В самом конце он увидел Артёма и подошёл к нему.
– Вы правда тот самый Чалый? – снова, как и в их первую встречу, спросил Артём.
– Я уже не знаю, тот ли я самый… – попытался пошутить Никита Максимович.
На этих словах голубые глаза ребёнка блеснули светом – а может быть, Чалому это почудилось, – но в них словно что-то загорелось.
– Тогда скажи, кто ты? – Казалось, голос мальчика разнёсся эхом по залу.
Никита Максимович опешил, не придумав ответ. Точно так же, как при давнем разговоре с отцом, неожиданный вопрос парализовал его волю. Он с трудом провёл ладонью по лицу – странное видение исчезло. Поэта кто-то тронул за плечо – это была мать Артёма – и Чалый окончательно вернулся в реальность. Женщина поблагодарила волонтёров и отправилась к выходу вместе с коляской. Рядом стояла Лена. Она переговаривалась с детьми, стараясь держаться бодро, но в её глазах стояли слёзы…
Никита Максимович снял свой образок и надел на шею любимой женщины:
– Спасибо, что пришла… Возьми! Это семейная реликвия, теперь она твоя! Я хотел, чтобы… Прости! Мне пора, объявили рейс.
Лазарева осталась на месте, спрятав образок под блузку. Никита Максимович шёл к пропускному пункту. Там он обернулся: Елена Андреевна хлопала ладонью по груди, но Чалый не понял, что она хотела этим сказать. Только в самолёте он нашёл записку в нагрудном кармане своего пиджака. Это было вырезанное из плотной бумаги сердце, раскрашенное красным карандашом, на обратной стороне красовалась надпись: «С любовью, Лена».
За время полёта из Москвы в Выжигин Чалый думал о подарке Лены, в который раз вспоминал их встречи, совместное волонтёрство, улыбки детей, стихи. Из памяти не выходил вопрос Артёма в аэропорту...
– Я поэт! – наконец осмелился ответить Никита Максимович, держа в руке подаренное сердце. – Я поэт, Артём…
Всё было решено. Вернувшись в Выжигин, Чалый первым делом связался с Олегом Родионовичем Мосиным и начал разговор, вспомнив добрый совет вице-губернатора: прекратить заниматься всякой ерундой. Упомянул о поездке в Москву и награждении, отметив, как на него всё это повлияло. Никита Максимович просил похлопотать по поводу работы в издательстве и областной газете, настаивая на том, что он решил полностью поменять свою жизнь. Вдобавок он предложил свою помощь онкологическому фонду, где активно участвовал Василий Мосин.
Бывший вице-губернатор был несколько озадачен, но к предложению отнёсся с интересом и обещал подумать, не забыв поздравить председателя с литературным успехом.
Пока Олег Родионович думал, Чалый занялся поиском и «рекламной компанией» нового председателя: оставить своё наследие в ненадёжных руках он не мог. На примете был хороший знакомый, бывший заместитель начальника подразделения, где они когда-то вместе работали с Никитой Максимовичем. Кандидат жил с семьёй в товариществе «Мадригал» и являлся собственником: толковый руководитель, ответственный, с техническим образованием – Михаил Дмитриевич Романов.
Романов как раз активно искал работу, и предложение Чалого возглавить их общий дом принял с большой радостью.
Никита Максимович переговорил лично с каждым из членов правления, а потом устроил расширенную встречу, где Романова представили как возможного кандидата в председатели. Михаил Дмитриевич успел основательно подготовиться к собеседованию, изучил нужные для работы документы, законы, постановления. На вопросы отвечал уверено и твёрдо, был в курсе текущих проблем и предлагал варианты их решения. 
В августе Чалый объявил о внеочередном собрании жильцов, на котором выступил с речью:
– Уважаемые собственники… Друзья! Сегодня я не буду говорить о достижениях и проблемах, как делал это раньше. Об этом расскажет наш общий друг, которого вы все хорошо знаете – Михаил Дмитриевич. Это последнее собрание, которое я провожу в качестве председателя. Думаю, я засиделся на этом месте. Каждый из вас заслуживает перемен к лучшему, они нужны и мне…
Жильцы молчали, опустив головы: все привыкли к Чалому, за время работы он не разбогател и не нажился. Много раз его видели с метлой во дворе вместе с рабочими или поздно ночью за уборкой снега. 
– Я работал на износ! Простите, если я не выполнил всех данных вам обещаний, я знаю:  были и ошибки, и просчёты, – продолжил Чалый. – Мне понадобилась целая жизнь, чтобы понять - я нахожусь не на своём месте и занимаюсь не тем, чем должен… Уверен, вы бы и сами меня выгнали, – широко улыбнулся председатель.
Собственники засмеялись, но по-доброму, без злорадства.
– Позвольте представить вам моего друга, соратника и кандидата в председатели, Михаила Дмитриевича Романова. От себя хочу сказать, что это человек высокого достоинства и чести. Я рассказал ему об основных проблемах нашего товарищества, и он пришёл с конкретной программой. Давайте поприветствуем и выслушаем нашего общего друга.
Полноватый Романов вышел к слушателям.
– Дорогие друзья, Никита Максимович сказал, что работал на износ, но мы с вами знаем: сейчас по-другому нельзя. Я планирую не работать, а вкалывать, потому что это мой дом, я здесь живу, и результаты будут видны очень скоро, давайте посмотрим на цифры…
Дело было сделано, собственники почти единогласно проголосовали за нового председателя.
Теперь Михаил Дмитриевич хотел познакомиться с коллективом. Чалый решил провести мероприятие в подсобке – по той причине, что Романов ещё там даже не был. На встречу пригласили и Клару Зиновьевну, но та отказалась прийти. Никита Максимович купил две бутылки дорогого коньяка, сервелат, сыр и виноград, заказал горячие блюда в местном ресторане и вместе с Михаилом Дмитриевичем понёс пакеты в подсобку.
– Застолье, что ли, затеять решил? У меня панибратства в коллективе не будет… – на ходу бросил бывший коллега.
– Панибратство? Да ты ведь малейшего представления не имеешь, с кем будешь работать! Кого ты представляешь сейчас – бывших уголовников, пьяниц без образования? Наши дворники –интеллигенты! Ты не попросил личных дел сотрудников, да что там – не был даже в их подсобке! – Никита Максимович помолчал и продолжил: – Моя ошибка, Миша, заключалась в том, что из-за высокомерия я не понимал, кто передо мной. Я гордился своим статусом и кое-каким положением, с презрением смотрел на тех, кто ниже меня на этой лестнице, когда сам не стоил и ломаного гроша! Я представлю тебе своих работников, а если ты обходишь вниманием этих людей, я поведу их к себе домой, тебя я не заставляю в этом участвовать. Дальше можешь поступать, как хочешь, но сегодня будет по-моему!
– Никит… Никит! Да ты чего? Понял я, понял! Расшумелся как, я не это имел ввиду! – оправдывался Романов, но бывший председатель уже заходил в подъезд, где находилась подсобка.
Дворников и Уличный заранее убрали и украсили комнату и теперь сидели в чистом, проветренном помещении, ожидая гостей. Вошедший Чалый поздоровался с ними, пожав каждому руку. На стол он поставил бутылку коньяка, фрукты и мясные закуски, представил работникам Михаила Дмитриевича. Уличный заметил, что из кармана ветровки нового председателя торчит пособие по нападению и защите в шахматах.
Митрофан Андреевич заинтересовался:
– П-позвольте, что э-это вы принесли? Я з-знаю автора вашего по-пособия, мы несколько раз с ним и-играли!
Встреча была тёплой и интересной. Чалый рассказывал о своей поездке, Романов вспоминал время, когда они работали вместе с председателем, говорил о семье, учёбе, своём увлечении шахматами. Когда все поели и выпили, решили сыграть партию.
Вдруг у Никиты Максимовича зазвонил телефон. Это был Олег Родионович. Чалый взял трубку и вышел в подъезд.
– Я обо всём договорился, Никит! Контакты тебе сейчас сброшу – произнёс тихим голосом Мосин-старший.
– Спасибо большое, Олег Родионович! – обрадовался Чалый. К сожалению, мне нечем вам отплатить. Может быть, я что-то могу для вас сделать?
– Твоей помощи фонду будет достаточно! Два раза в месяц ты будешь вести литературные встречи в больнице. Все подробности тебе расскажет наш координатор, – после этих слов Мосин-старший завершил телефонный разговор. 
Застолье и компания начали тяготить Чалого, хотелось побыть одному. Попрощавшись с коллегами, бывший председатель отправился домой. Накопившаяся работа и дела, связанные с его уходом, помогали легче пережить разлуку. Вернее, они отвели от неё внимание: страх перед новым, неизвестным профессиональным поприщем и тоска по Лене всё ещё тлели внутри, складываясь в сложное подавленное чувство.
Придя домой Никита Максимович налил себе стакан виски и долго сидел в тёмной комнате, не включая свет. Ни на что не хотелось смотреть, кроме одной вещи – записки Елены Андреевны. Взяв её, Чалый снова прочитал короткую фразу и замер, о чём-то думая в одиночестве…
Вдруг в дверь позвонили. Поставив стакан, поэт вышел в прихожую – он никого не ждал, но решил открыть неизвестному гостю. За дверью оказалась она… Лена и её небольшой чемодан.
– Я к тебе!