Новые молчаливые люди
Ох, решила мать, завтра хоронить надо будет ребенка. Однако ребенок выжил. Но это никому нельзя было сказать. Потому что через две недели советская армия вышибла немцев из деревни, а они перед уходом успели расстрелять 27 пленных красноармейцев у церкви, и мать всю жизнь молчала.
А когда девочка в 60-х выросла и вышла замуж, то на праздники она ходила гулять с мужем и еще парой молодоженов навещать мамину брошенную деревню. Надо было идти лесом почти всю ночь. И дом их стоял в лесу. А они со своими матрасами и вином приходили, налаживали костерок, выпивали и ложились на матрасы спать. Вот им и был праздник. За двадцать пять километров от своей деревни. Да столько же и обратно пешком шли.
И про это никому особенно не расскажешь.
А другой случай был – совершенно обратный. Человек прошел в войну всю Германию. Во многих боях отличился. Был награжден орденом. После войны в своем военкомате был дополнительно отмечен городской квартирой. А приехав в деревню, услышал: «Или сдавай городскую квартиру в общак деревни(на усмотрение председателя) или дом твой аннулируют».
– Как так? Я же ее заслужил!
– Советскому человеку положена одна жилпощадь. А две – это барство. А барства мы не допустим. Выбирай, что хочешь.
Он уехал в городскую квартиру, а здесь показательно сломали дом и на участке запретили кому бы то ни было строиться или что-то сажать. А в назидание!
И старые люди молчали. Что тут скажешь?
А потом вроде как жизнь стала полегче, можно было рассказывать и можно было строиться и сажать огород.
Но через поколение пришли новые молчаливые люди, отрицающие все прежние категории в общественной жизни – производительные силы и производственные отношения, а также родовые связи – этого ничего больше нет. Это человеку не за чем. Человек должен думать только о своем личном. И главное в жизни – уметь не подчиняться чужим мнениям и представлениям.
И тому, чтоб не теряться в жизни, посвящена большая наука. И называется она– Гештальттерапия.
Приверженцы её приезжали ко мне на день рождения. Подчеркнуто без подарков, и подчеркнуто – не ожидая именинного обеда, молча, беря только свое.
А свое в деревенском доме для приверженца Гештальттерапии – только одно: какая я была подростком замечательная, не перегруженная взрослыми проблемами.
Вот и сейчас я возьму племянницу за руку, пройдусь по деревне и вспомню все свои уголки и деревья, по большей части большие, внушительные, проведу по ним за час сорок пять до электрички племянницу, с наслаждением все вспомнив, и поеду отсюда, помолчав при обеде.
Вот мой подарок старшему поколению, что родило меня – посидеть с ребенком и одновременно увидеть свои дорогие места.
А вам, родители, надо знать, что большего – не бывает. Я никому не позволю ни разговаривать со мной в родительском духе, ни навязывать свои представления. И всему этому меня научил Гештальт, за что ему большое спасибо.
Мы (все гештальты) сговорились между собой, что порвем все бумаги и таким образом будем вне государственной политики. Мы не за нее и не против. Мы – вне ее. Это наша принципиальная установка.
Мы – не политики, мы возвращаем людей к нормальному человеческому состоянию. Для человека нет производственных отношений и производительных сил, а есть только свое самочувствие. Вот за него мы и боремся своими средствами. Поэтому я еду безо всяких подарков на день рождения отца, чтобы не спровоцировать обиду, и даже не забочусь ни о какой родословной.
А забочусь только об одном конкретном ребенке, который сам приучил меня к мере моего материнства. Мне с дочерью гулять не пришлось в ее малых летах и сейчас один день я посвящаю племяннице в счет того, что я недогуляла со своей дочерью.
Но гуляю я молча по отношению к навязавшемуся мне папику. Я разговариваю только с племянницей.
Папик выступает не в жанре. Да еще шапку на переезде у него снесло с головы. Хорошо, автомобилист сообразил затормозить. Вот всегда так со стариками. Лучше их не брать с собой на прогулку. Одни нервы. Ну ладно, там, у сторожки лесника, хорошие орхидеи растут, приятно взглянуть.
Мы прошлись по малой деревенской улице. Сама бы я не решилась, но уж за компанию. А улицу ту сплошь сломали и строят новые дома. Дачные, фирменные, типовые. Так не хочется, приехав из города, смотреть на новые дома. Хотелось бы старые, с запущенным садом.
По долгу родства я приехала на день рождения, а общаться в их формате не обязана. Ни выслушивать, ни рассказывать.
В моей профессии я только и делаю, что выслушиваю и рассказываю. Выслушиваю, как не надо было делать, и рассказываю, что надо делать при общении.
А родителей слушать нельзя. Они будут рассказывать о состоянии дома, о том, что растет на огороде, кто у них друзья. А я приехала только поздравить и прогуляться. Я – психотерапевт.
Но дома я не хочу этого знать. Я сижу за компьютером и по зуму слушаю стоны, охи, неудовольствия жизнью. А от меня пациенты слышат: «Поправка! Поправка! Вы так себя загубите!»
Могу я в свой выходной не слушать это? Я не могу слушать везде одно и то же. И на работе, и дома – о проблемах. Я приехала поздравить и всё.
* * *
Нас не наследуют. Мы будем в деревне дряхлеть вместе с домом, и никто нам не поможет, не поговорит, не попьет чаю.
И дочь нас не наследует, и внучка. У внучки свои дед-бабка, а летом – море в Болгарии. А вторая дочь тоже в городе с городской профессией газетчика и ей не до деревенского дома. И мужу ее тоже - он украшает своими стараниями местный исполком. То метлой, а то лопатой. Полная копия меня, русского шалопая. Даже удивительно, как дочь его отыскала?
Впрочем, песенка эта не из веселых и не такая уж новая. Пытаемся представить себе, какое будет лето на следующий год, что и где мы будем сажать, а потом гадаем, что там, у соседки нашей Тани?
Сначала Таня хотела продавать свою половину избы, а не получилось. Ту экспертную цену, которую она поставила, никто не захотел дать. Вот лет десять назад ей бы продать – тогда бы взяли. Тогда еще были какие-то старики, которые хотели купить себе вторую половину дома. А за десять лет этих стариков не стало, а молодежь покупает избу на снос, чтобы ставить новый дом отдельно. На снос, конечно, дешевле.
Раньше Таня занималась другими делами, когда по хорошей-то цене можно было продать. А сейчас тот покупатель ушел, и Таня очень горюет.
Сначала она очень сердилась на нас. Вот если бы вы тогда согласились на первого покупателя – я была бы счастлива, а вы тогда не согласились! А теперь мой покупатель ушел, и я не добрала денег!
Мы лет пять молчали с ней, а сейчас вроде как потепление. Сейчас она опять на продажу свои полдома выставила, но не горячится. Привозила многодетную соседку яблоки собирать на варенье. С нами контактирует.
Может быть, еще и поживем спокойно? Может быть, она все-таки сыну эту половину подарит? Для сына это будет дар деда. А может, это всё наши старческие домыслы? Может, нам просто хочется так думать? Но пока мы живем в избе одни и с ней не пререкаемся. Что в деловом плане скажет – то и ладно.
В эту зиму наша главная задача – уметь сбегать от морозов в город, а как ростепель – поскорей на электричку да в деревню. Немножко подтопить, немножко побыть, даже переночевать, и в зависимости от градусника – обратно в город. Это наша скромная, но верная позиция стариков, которые влюблены в свою деревню.
Можно подумать, что мы относимся к дому ниже среднего. Неправда! Он наш дорогой и любимый. И мы с нетерпением ждем весны, чтобы вернуться в него на все лето плюс всю осень.
Свидетельство о публикации №225031900701
Роза Салах 08.04.2025 16:15 Заявить о нарушении