Где дед когда-то бил фашистов
Так уж получилось, что своего единственного внука Иван Иванович видит редко. Не чаще одного раза в год. А всё потому, что единственный внук ветерана Великой Отечественной войны живёт на Камчатке, которая, как известно, очень далеко от Краснодарского края. Раньше, когда ещё не было мобильных телефонов, писали письма, чаще всего раз в неделю. Тогда ещё была жива супруга ветерана, тоже, кстати, участница Великой Отечественной войны. Мария Ильинична писала письма чаще, по два, а то и по три в неделю. Супруг шутил, что ему, преподавателю физики и математики, писать послания довольно сложно, а жена-то учит ребятню русскому и литературе, ей сам Бог велел писать часто. Сын с невесткой, а потом и внук отвечали регулярно, без задержек. Но вот уже, как лет десять, старшие и младшие Ивановы постоянно на связи. Новая техника позволяет разговаривать и видеть друг друга. Для Ивана Ивановича, первое время, это казалось просто фантастикой.
Когда ветеран похоронил свою любимую фронтовичку (называл её так с любовью), у него стало сильно подскакивать давление, аппетит пропал, бессонница одолела, будто силы начали уходить. Но через два-три года взял себя в руки, и всё вошло в свою колею. Нашёл он себе «лекарство» - душевные разговоры с покойной супругой. Что ни делает, спрашивает у неё совета, радостями делится и печалями. Вот и нынче, едва вошёл в квартиру, поспешил отчитаться:
- Слышь, Марьюшка, наши-то через неделю в гости прилетят всей семьёй. И на целый месяц! Светлана, как всегда отправится на курорт, а мы с пацанами, чего-чего, а порыбачим знатно!
Светлана – его невестка. Она, обычно, использует отпуск с пользой, заботится о своём здоровье, а мужчинам предоставляет полную свободу действий. Это всех устраивает.
Привыкший с молодости раскладывать всё по полочкам, Иван Иванович в своём толстом ежедневнике набросал план работ на ближайшие дни. До приезда гостей надо не только в квартире сделать генеральную уборку, но и в гараже, прополоть грядки, что под балконом, привести в порядок удочки и «Ласточку» (старенькие «Жигули») свою подремонтировать, вдруг надумаем куда-нибудь подальше поехать. «Так, - почесал мужчина затылок, - с «Ласточкой» рисковать не буду, попрошу Витька посмотреть, он в машинах знаток. Как любимого учителя, надеюсь, обслужит вне очереди, а то у него там всегда полно клиентов».
Так на следующий день и сделал. Витёк, конечно же, не отказал. А Иван Иванович, занимаясь домашними делами, всё раздумывал, как лучше организовать отдых дорогим гостям. С супругой мысленно, а когда и вслух, советовался. Ночью спалось плохо. Уж чего только не передумал. И пришла ему в голову замечательная мысль: «А что если поехать в Новороссийск, провести их по местам, где в войну немца били. С сыном, ещё школьником когда-то такую экскурсию проводил, а теперь внук уже подрос, через год школу закончит. Самое время ему всё рассказать и показать. Переночевать можно будет у Жеки, там его Надюша пирогов напечёт».
Утром, едва попив чайку, решил позвонить другу детства закадычному. Не успел взять в руки телефон, звонок. «Ты как, Жека, узнал, что я тебе звонить собираюсь? Ну, и телепат!». Говорили долго и громко (со слухом-то у обоих проблемы). «Правильно, - похвалил друг Ивана Ивановича, - пора, пора твоему Саньке про войну-то рассказать, чтобы не по книжкам, не по кинофильмам, а от тебя, от меня…». Так и порешили. После этого, чем ни занимался ветеран, всё вспоминал давнее, будто кинофильм старый прокручивал.
Вот и детство закончилось
22 июня 1941 года, в разгар летних каникул, мальчишки старшеклассники играли у Коли Васильева во дворе в недавно подаренный ему отцом бильярд. Вскоре пришёл взволнованный Серёга Кожемякин и сообщил, что по радио объявили: началась война. Напали немцы. Пацаны бросили игру, стали рассуждать, что, да как. Потом согласились с доводами Женьки, что Советский Союз - самая крепкая держава и через пару месяцев фашистов разобьют. Ему, сыну секретаря райкома партии виднее. Сожалели они лишь о том, что им не придётся повоевать.
«Как же мы тогда ошибались!», - подумал ветеран. Действительно, всем ребятам довелось побывать на фронте, а некоторые не вернулись с поля брани. Через несколько дней по радио они услышали песню «Священная война». Запомнили. Расхаживали по станице и пели: "Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!". Но были у подростков и серьёзные дела.
Они уже целый год занимались в клубе ворошиловских всадников, что действовал при военкомате. У опытных инструкторов-кавалеристов успели многому научиться. Помогали взрослым готовить скакунов для передачи в красную кавалерию. Сдали установленные нормы, получили значки «Юный ворошиловский всадник», «Ворошиловский всадник». В конце лета 1941 года лошадей, за которыми ухаживали мальчишки, отправили в Краснодар, где начали формировать казачью кавалерийскую дивизию.
Вскоре учеников старших классов направили в МТС на курсы трактористов. Уже через две недели ускоренного обучения они работали вместо ушедших на фронт мужчин на жатве хлебов. В августе и потом на всю осень старшеклассников отправили в дальние колхозные бригады. Косили сено, убирали подсолнечник и кукурузу. Шляпки и початки ломали вручную, потом убирали всё с поля. Трудились с утра до вечера, замерзали, постоянно испытывали чувство голода. Но никто не жаловался. Наградили юных тружеников щедро: выдали по мешку кукурузы.
Пешком до Сочи
Когда в ноябре 1941 года фашисты взяли в первый раз Ростов-на-Дону, на Кубани провели масштабную мобилизацию. 16-ти и 17-и летних парнишек, учеников девятого класса из пяти районов разместили в лесополосе за Тимашевской. Было их человек 400. Среди них и Иван. Худощавый, высокого роста, он немного стеснялся этого, старался пригнуться, спрятаться за спины товарищей, которые тут же прозвали его долговязым.
Выстроили офицеры военкомата новобранцев, поинтересовались, умеет ли кто-то варить борщ? Все молчали, один Иван нерешительно поднял руку, как на уроке в классе. Вот и назначили его поваром. Дал капитан ему в помощники несколько человек, и снарядили в «экспедицию». Поехали молодые хозяйственники по колхозным бригадам с бумагой, в которой предписывалось в связи с военным положением изымать для нужд армии кухонные котлы и провиант. На СТФ брали поросят, там же их резали. Непривычно было, конфузились, глаза прятали от колхозниц. На одном полевом стане большой котёл был вмонтирован в печь. Пришлось её разрушить.
Возвратившись в полевой лагерь, установили котлы на кирпичи рядом с лесополосой, там и приготовили первый обед. Потом большая колонна двинулась в путь пешком. Состав хозяйственного подразделения был на подводах вместе с посудой и продуктами. Новобранцы не знали, что идти им придётся к самому морю, в Сочи. Шли с остановками, неспешно.
«Нет, наверное, про это, про борщи, не стоит внуку рассказывать, - рассуждал сам с собою ветеран, - а что пешком шагали, надо, надо. И как бомбили нас фрицы безоружных, как хоронили своих товарищей».
Первый обстрел, считай, первое боевое крещение было у жёлторотых солдатиков возле станицы Саратовской. Только успели переправиться через Кубань, услышали гул — чёрной тучей летели самолёты. Пересчитал Иван — 47 штук. Подумал, что это наши, и не стоит волноваться. Но тут крылатые машины сделали разворот и начали пикировать над беспомощной, не охраняемой колонной. Все — врассыпную по полю, а укрыться-то негде, ближняя черта леса в 300 метрах. Ваня будто остолбенел, какое-то время стоял, как вкопанный, потом побежал не туда, куда все, а в противоположную сторону и оказался у обрыва реки Псекупс. Он ничего не видел, только слышал не прекращающиеся взрывы и вой самолёта, расстреливавшего людей на бреющем полёте. Когда стервятники улетели, отовсюду доносились крики, стоны, тогда начали оставшиеся в живых собираться вместе, а командиры — подсчитывать потери. Пожилой офицер из Кагановичского военкомата сказал: «Хлопцы, це ж, наши люди, надо их заховать по-людски». Так и сделали, оставили перед въездом в Саратовскую свежую братскую могилу, а сами двинулись в путь. Ещё не раз, пока добрались до пункта назначения, слышали новобранцы те скорбные слова и хоронили своих товарищей.
Не считали новобранцы, сколько было на их долгом пути переправ. И на каждой караваны растерянных, уставших, голодных беженцев: стариков, женщин, детей, пытающихся уйти от войны пешком или на конных подводах. Особенно больно было смотреть, когда начиналась бомбёжка и они, не готовые к такому повороту дела, суетились, не знали, что делать и погибали. Матери закрывали собой детей... Такое не забывается с годами, пусть даже и 100 лет пройдет.
Остатки большой колонны призывников наконец-то добрались до Сочи. За городом, в небольшом селении целый месяц они проходили обучение.
«Ой, Марьюшка, не вспомню, как то село называлось, - вздохнул с горечью Иван Иванович, - знаю, что там родился наш командующий армией и потом по его фамилии - Лиселидзе, название новое дали селу. Но внуку-то надо бы всё точно доложить!». Так он сокрушался и старался вспомнить всё в мельчайших подробностях, чтобы потом рассказать внуку.
Иван, когда распределяли прошедших обучение бойцов, попал в миномётчики, в 395-ю шахтёрскую дивизию, стоявшую на горе Кохт. Позже её перебросили на Кокчановский перевал, где шли особенно ожесточённые, кровопролитные бои.
Там погибло 100 тысяч солдат
Уже в первый же вечер за ужином Иван Иванович завёл долгий разговор с дорогими гостями. Рассказал, как пешком дошли новобранцы от Тимашевской до Сочи, как прошли подготовку, как после курсов присвоили ему звание лейтенанта и дали взвод миномётчиков, как начались схватки с врагом: «В Туапсинском сражении погибло 100 тысяч человек! Всё, что довелось пережить там, невозможно передать словами! А память всё сохранила! Как будто это было вчера, мелькают перед глазами эпизоды сражений, лица погибших боевых товарищей. Иначе, как чудом нашу победу не назовёшь! Наверное, нам тогда и родные горы Кавказа помогали. Через какое-то время нас перебросили на Малую землю. Я попал в 165-ю бригаду».
Он показывал одну за другой старые, выцветшие фотографии: «Вот это все из нашей бригады, приехавшие на первую встречу в Новороссийск. Это вагон, оставленный потомкам, как памятник. Вот это отверстие видите в стене вагона? Когда поедем, я вам его покажу, вагон-то этот до сих пор стоит. Через этот лаз я каждую ночь ходил за боеприпасами. За день-то весь запас мин мы расходовали, а пополняли ночью. Доставить их другим способом на позиции не было возможности. И всё время у нас не было более жгучего желания, как выспаться! Прямо на ходу и засыпали. Однажды в дрёме я даже сошёл с тропы, хорошо, что вовремя проснулся. Мы тогда стояли возле кладбища, где сейчас на Мысхакском шоссе мемориал «Передний край».
Поездка в Новороссийск
На утро сын, было, засомневался в техническом состоянии «Ласточки», старенькая ведь уже. Хотя отец и заверил, что Виктор её посмотрел, Виталий сам ещё всё проинспектировал, инженер, как ни как… Только после этого отправились в дорогу. Иван Иванович не тратил время даром. С внуком они сидели на заднем сидении, разговаривать было удобно.
Каждый день, каждая ночь боёв на Малой земле были наполнены и горечью утрат, и верой в непременную победу. Ночью подкрепляли эту уверенность, ставшие потом легендой советской авиации лётчицы бомбардировочного полка Бершанской. На неуклюжих фанерных крылатых машинах они давали небольшую передышку нашим бойцам, ведь враги вынуждены были заниматься небом, оставив в покое земные позиции. «Мы с земли наблюдали, как их ловили в тиски прожекторов и пытались сбить, расстреливали трассирующими пулями. Били из тяжёлых орудий, установленных в Цеменской долине, миномётов и даже «Ванюши» - самого огромного фашистского орудия. Лётчицы сбрасывали иногда бомбы на один прожектор (могли взять на борт только две!), а другой прожектор расстреливали из крупнокалиберного пулемёта. После войны немало прочитал об этих бесстрашных лётчицах, которых враги называли ночными ведьмами. А тогда, на Малой земле, мы и представить себе не могли, что в ночном небе были женщины!», - воскликнул ветеран горячо, как совсем молодой человек.
Там проходил передний край
Много лет Иван Иванович старался каждый День Победы бывать в Новороссийске, потом — один раз в пять лет. А всё для того, чтобы на торжествах в Городе-Герое, хотя бы один человек из 165-й бригады присутствовал, ведь ряды малоземельцев с каждым годом всё больше редели. Сейчас в беседе с внуком он попытался обрисовать кошмар, происходивший тогда на Малой земле: «Ночью к нам подплывали мотоботы с пополнением, а обратно на них грузили раненых. Немцы включали прожекторы и расстреливали мотоботы, как спичечные коробки. А земля-то, земля вся была перекопана, перерыта бомбами, ни одного живого местечка. Как мы там уцелели — не знаю! Потери были огромные. Ещё долго Новороссийск не мог оправиться от последствия жестоких боёв. Мой друг Семён Грачёв рассказывал, как его подразделение в 1946 году очищало берег Цемесской бухты, разбирали завалы: останки разбитых врагом мотоботов, катеров. Да, в 1943 году, бои там были жестокие! Когда несколько бригад, в том числе и нашу, перебросили на Курскую дугу, из моего взвода остались я и боец Мамедов. После войны искал его — не нашёл, видимо он погиб».
Город разросся и вширь и ввысь
За разговорами время пролетело незаметно. Вот миновали уже и Большую Баканку. Чувство, похожее на ожидание чуда охватило Ивана Ивановича. Молодые сказали бы — близкое к эйфории. До города ещё было не близко. Слева от дороги появились, постепенно растущие ввысь горы. Потом справа - увеличивающаяся полоса моря. Дух захватывало, когда ехали, то поднимающимися на взгорье, то опускающимися вниз к морю улицами. Ветеран с волнением отмечал, как много произошло добрых перемен со дня последней его поездки. Дороги везде стали шире, ровнее с яркой разметкой и пешеходными переходами, светофорами. Населенные пункты похорошели, разрослись. А уж, когда въехали в город, очень порадовался, как он вырос вширь и ввысь. И, пожалуй, самое главное, не стало серой цементной пыли в округе. Наверное, цементные заводы установили новейшее оборудование, снижающее уровень загрязнения окружающей среды. Издалека, пожалуй, с самых окраин, по пути к центру города, как магнит притягивали взгляд, маячившие впереди золотые купола величественного храма.
Здравствуй, друг мой дорогой!
И вот он, большой многоэтажный дом на одной из центральных улиц. Иван Иванович с сыном и внуком поднялись на третий этаж. Их радушно встретила супруга ветерана Надежда Петровна. Дружеские объятия, громкие восклицания, шутки. Не успели гости оглянуться, как хозяйка пригласила за накрытый заранее богатый стол с самыми разными блюдами, а главное, знаменитыми её пирогами. Иван Иванович ел с аппетитом и всё нахваливал хозяйку: «Руки у тебя, Надюха, золотые! Балуешь ты Жеку, балуешь! Кстати, а сколько вы уже вместе?». «Так, уже 67,- ответил хозяин квартиры. Гость спросил о двух дочках, двух внуках, двух правнучках и двух правнуках хозяев: «И как вы так умудрились: всех у вас по паре, а у меня вот, по одному. И правнуков ещё, видно, долго ждать придётся!».
Евгений Сергеевич с улыбкой заметил: «Хочу похвастаться: теперь не только ты, Батя, в книгах прописан, но и я тоже!». И он показал другу энциклопедию «Авиация в лицах», в которой есть его фотография и статья о нём. А ещё – небольшой сборник своих стихов «Моя история». «Ну, ты даёшь! – воскликнул Иван Иванович и стал с интересом рассматривать книги. Он - то думал, что стихи для друга – баловство, вроде отдыха после полётов, а потом работы в кадетском корпусе. Ан, нет, всё серьёзно. Что до книг, куда несколько лет назад попал его портрет и рассказ о нём, так это краевая Памятная книга «Лицо Победы» и первый том серии «Фронтовики», выпущенный к 60-летию Победы.
От разговоров о сегодняшнем дне быстро перешли к воспоминаниям: «Ты помнишь, Жека, как 22 июня о нападении фашистской Германии нам сообщил Серёга Кожемякин и первым, уже в октябре 1941 года он ушёл на фронт. Домой так и не вернулся, погиб под Севастополем». «Как же не помнить, Батя! Всё помню!».
Иван был на пару лет старше друзей, но почётное прозвище «Батя» закрепилось за ним не поэтому, а из-за того, что был всегда заводилой всех мальчишеских шалостей.
Начинал в партизанском отряде
Евгений Сергеевич - подполковник (в отставке), лётчик-истребитель, несмотря на то, что был моложе своего закадычного друга, тоже успел немного повоевать, пока в 1944 году не появился указ о демобилизации всех, кто годами не вышел. Начинал он свой ратный путь из Поповичевской, ещё совсем мальчишкой, в местном партизанском отряде "Кубань". Весной 1942 года в районе создали истребительный батальон. В него вошли партийные и советские работники, милиционеры и мальчишки-старшеклассники 1926-1927 года рождения. Командиром назначили начальника районного отдела госбезопасности, комиссаром – отца Жени (третьего секретаря райкома партии). Нередко весь истребительный батальон, а иногда – отдельные роты, поднимали по тревоге и направляли в какой-нибудь уголок района ловить диверсантов. Чаще всего тревога оказывалась ложной, но однажды в районе дальнего хутора обнаружили яростно отстреливающихся бандитов - западных украинцев, бандеровцев.
Перейдя Дон, немцы стремительно продвигались на юг. Вслед за Кущёвской в начале августа, они захватили Тихорецк, Каневскую, Брюховецкую. Восьмого августа – Тимашевскую. Девятого августа войска Красной армии оставили Краснодар и Майкоп.
Из-за активного наступления врага некоторые партизанские отряды оказались за линией фронта. Другие потеряли свои базы и распались. В иных было много небоеспособных людей. Но в августе 1942 года в оперативных сводках Южного штаба Красной армии уже сообщали о более 50 боевых действиях партизан, в сентябре – уже о более ста. В 86 партизанских отрядах насчитывалось 6 500 человек. Почти тысячу наградили орденами и медалями. Погибшим при минировании железнодорожного полотна Евгению и Геннадию Игнатовым присвоено звание Героя Советского Союза. Почти каждый шестой партизан погиб во время боевых действий, был казнён врагом или пропал без вести. Но и врагу они нанесли серьезный урон.
Отряд назвали «Кубань»
Кагановичский истребительный батальон выступил через Джумайловку на Старонижестеблиевскую и далее – на Славянскую незадолго до того, как в Поповичевскую вошли неприятельские войска. Все более ста отрядов края распределили по нескольким кустам. Кагановичскую “Кубань” причислили к Славянскому. Туда же вошли ещё четыре: “Смелый” Славянского района, “Шторм” – Черноерковского, “Боевик” - Ивановского и “Бойкий” – Красноармейского.
- Я тебе ведь рассказывал, Батя, как мы из станицы уходили в сорок втором. А ты тогда уже воевал. Помню, поздно вечером добрались до совхоза «Сад-Гигант», переночевали, а в середине следующего дня уже были за Славянской, где попали под бомбёжку. Там потеряли первых своих бойцов убитыми и ранеными. Но ещё под более яростный удар вражеских стервятников попали между Крымской и Троицкой. На следующий день переправились через реку Кубань в районе Ивановской и вскоре вышли к Абинску. Миновав его, а потом Шапшугскую, продвигались в горы. Добравшись до места назначения, начали обустраивать лагерь. Провиант и оружие подвозили из Новороссийска. Пока город не захватил враг, со снабжением проблем не было. В славянском отряде было около 300 человек и несколько пулемётов, два десятка автоматов. В нашем же только 76 бойцов, в том числе 10-12 женщин. Со славянцами мы провели немало довольно успешных вылазок. Но в сентябре фашисты оттеснили нас в горы, и мы получили приказ перейти линию фронта, влиться в регулярные части Красной армии. В 20-х числах сентября 1942 года через Михайловский перевал мы вышли к Архипо-Осиповской, и влились в 417-й запасной полк.
Евгений Сергеевич рассказал гостям немало о коротком пути его партизанского отряда и о том, что спустя много лет на месте, где базировались партизаны, установили мемориальный комплекс в виде звезды из пяти памятных знаков, посвящённых всем отрядам.
- А ты, Жека, расскажи моим пацанам о том, как вы со Славкой Никифоровым ранней весной 1942 года попытались прорваться на фронт!
- Чем хвастаться, «герои», по четырнадцать нам тогда только исполнилось, набрали в узелок сухарей и тайком отправились на фронт. Но первый же военный патруль вернул нас домой. А там родители устроили нам выволочку.
- Но в партизаны-то вас взяли!
- Как не взять, комиссаром там был мой отец. Нас определили в штаб батальона связными. Несколько раз брали на боевые задания. Только вот в 417-й запасной полк вместе с другими не взяли, дали от ворот поворот – куда, сказали, таких малолеток!
Женю разыскал отец и взял с собой, а Славика на конной повозке отправили вдоль побережья в Грузию. Туда он не добрался. Попал в разведывательный взвод морской пехоты (упросил командира). Так окончилась партизанская эпопея двух поповичевских мальчишек. Так разошлись их пути дороги фронтовые. Слава воевал на Кубани и от Кавказа дошёл до Берлина.
Женя очень жалел, что не прибавил себе годок, другой и не попал на фронт. Отец к тому времени уже погиб. А он пешком добрался до штаба партизанского движения в Сочи. Встретил мать и сестрёнку, что были там в эвакуации. Работал в порту. Ближе к лету 1943 года вернулся в освобождённую станицу, где был похоронен отец. Потом ему повезло попасть в артиллерийский миномётный полк восьмой гвардейской кавалерийской казачьей дивизии. С боями дошёл до Курской дуги. После этого страшного танкового побоища поступил в войска приказ о демобилизации всех, кто возрастом не вышел.
Евгений снова вернулся домой. Окончил курсы шоферов, работал в местном колхозе. Как-то прочёл в газете объявление о наборе в седьмой класс Краснодарской спецшколы Военно-Воздушных Сил. Именно туда перед войной вместе с отцом Женя сдал свои документы, но тогда из-за начала боевых действий учёба не задалась. А документы там так и остались. В сентябре 1944 года стал парнишка курсантом. Продолжил учёбу в Батайском военном авиационном училище. У молодого сержанта, пожалуй, единственного из курсантов, сияли на груди медали «За оборону Кавказа» и «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
С 1951 года молодой лейтенант начал осваивать небо. В 1982 году он вернулся в город, где родился, в Новороссийск.
Евгений Сергеевич немало лет работал в городском кадетском училище и в городском автоцентре, где подготовил семь тысяч водителей. Он бережно хранил старые документы. Среди них свою красноармейскую книжку № 781 (участника партизанского отряда), выданную старшиной Ремнёвым в августе 1942 года. Последние годы старый лётчик не часто выходил из квартиры, но юные кадеты навещали его и с удовольствием слушали воспоминания о войне.
- Ты, друг, расскажи, как ты к кавалеристам попал, интересная история! – напомнил Иван Иванович.
- Ничего особенного. Помнишь в нашем клубе ворошиловских всадников был тренер Михаил Дмитриевич? Когда Кубань освободили от фашистов, вернулся я пешком в Поповичевскую и не знал, что делать: отца убили, мать далеко, на фронт не берут из-за малого возраста. На попутных машинах всё же решил попытать счастья, отправился ближе к фронту. Еду в кузове полуторки и нас дважды обгоняет открытый командирский автомобиль с двумя офицерами в бурках. Вскоре он затормозил, и мы тоже. Один из офицеров кричит: «Женька, ты куда едешь?». Это Михаил Дмитриевич (заместитель командира полка по тылу) со своим адъютантом. Взяли они меня к себе. Доехали до Старого Оскола, где проходило дополнительное формирование 140 Гвардейского артиллерийского минометного полка 8 казачьей Гвардейской кавалерийской дивизии. Меня определили в батарею рядовым, затем — ординарцем. Повоевать успел я не много - с апреля по октябрь 1943 года, пока не вышел Указ Сталина о демобилизации всех, у кого не призывной возраст. Мы тогда уже до Днепра дошли. Встретились мы, в мирное время, когда я окончил училище, был лётчиком, лейтенантом».
Закадычные школьные друзья
Перед войной в станице было много детворы, школа работала в две смены. Только седьмых классов несколько, их классу присвоили букву «Ж», называли «жуками». А какой их класс был дружный! После войны оказалось, что на фронте воевали все мальчишки и некоторые девочки. Образовалось несколько замечательных супружеских пар. Крепкая школьная дружба, трогательная первая любовь стала для них единственной и на всю жизнь. Поженились они уже после войны.
Иван Иванович и Евгений Сергеевич вспомнили добрым словом Бориса и Машеньку. Оба были участниками Великой Отечественной войны: он танкистом, а она связистом-кавалеристом. Воевали достойно. Боря окончил войну лейтенантом, командиром экипажа мощной самоходной машины ИСУ-122, остался служить в армии. Среди его наград: ордена Красной Звезды и Отечественной войны второй степени. И у Маши были награды: медаль «За отвагу», орден Отечественной войны.
Миша Артемьев тоже стал кадровым военным, окончил военно-топографическое училище. Алёша Дербенёв после войны окончил пединститут, долгие годы работал в родной школе.
Витя Соловьёв в 1941 году ушёл воевать. Тяжелой была его военная дорога, вернулся домой инвалидом. Как Гриша Обухов и Максим Подолянко. Воевали они на Кавказе. В старом альбоме хозяина квартиры нашли выцветшую фотографию. На ней у памятника морским пехотинцам 34-й стрелковой бригады, что осенью 1942 года стояли на смерть в горах Кавказа, их школьные друзья. Иван Иванович и Евгений Сергеевич тут же уточнили, где, кто. С особой теплотой вспомнили о своих одноклассницах, утверждая, что они были самыми красивыми не только в классе, школе, но и станице. Некоторые из них после освобождения станицы носили снаряды и продовольствие на передовую, частенько - под вражеской бомбёжкой, работали в военном госпитале и потом до конца 1945 года служили в военно-эксплуатационном отряде, продвигавшемся за нашими военными частями по Украине, Белоруссии, Польше и до самой Германии.
Тогда ведь не было войны…
Все, кто родился в 1923-1925 годах, или почти все, ещё безусыми мальчишками ушли защищать Родину с оружием в руках. Через их судьбы безжалостной лавиной прошли все тяготы военного лихолетья: страдания, потери, лишения, зной, холод, дальние пешие походы и отчаянное форсирование рек. И – огонь, огонь, огонь бесчисленных вражеских орудий. Их жизни разделены на: до и после войны. У Ивана Ивановича и Евгения Сергеевича своеобразной межой на этом пути стала обычная чёрно-белая фотография. Фотография, на которой мальчишки и девчонки такие жизнерадостные, беззаботные, ведь они ещё не знали, что их ждёт буквально через считанные дни. На календаре тогда был конец мая 1941 года и восьмиклассники сфотографировались на память.
И трепещет на ветру вечный огонь
На следующий день гости и хозяева решили пройтись по городу. Пришлось ограничиться прогулкой по Набережной, ее центральной части. На то, чтобы пройти всю: километра два вдоль Цемесской бухты, потребовалось бы немало времени и сил, которых у пожилых людей оказалось не так уж много. Как всегда народа на ней, в том числе туристов, было много. Зашли в соседний сквер, посвященный боевой славе города. У мемориала с вечным огнем сфотографировались на память.
С немалым трудом пересекли наводненную автомобилями дорогу (конечно же, в установленном для того месте). День был летний, солнечный. Легкий ветерок приятно касался щек, принося прохладный, соленый морской воздух и напоминая, о месте пребывания. Лениво лизал прибой, скованный бетоном берег, громко, по-хозяйски кричали чайки. Их крики часто заглушали корабельные гудки. На сердце было легко и спокойно.
Памятников на Набережной немало, например, знаменитый «Исход», напоминающий о трагедии гражданской войны, ансамбль «Рубеж» (посвященный Великой Отечественной войне), установленный уже в 2018 году — труженикам порта в военное время.
Они шли по выложенной тротуарной плиткой широкой, убегающей вдаль аллее с развесистыми деревьями, шикарными клумбами. Нельзя было не любоваться городом, портом, морем. Нельзя было не наслаждаться этой чудесной идиллией. И совсем не верилось, что когда-то здесь шли долгие, беспощадные бои, гибли сотни советских солдат и мирных жителей. И отправляясь в обратный путь, они молча постояли у берегового парапета...
На огненной Курской дуге
На обратном пути Иван Иванович рассказывал внуку о боях на Курской земле. Там из остатков частей, прибывших с Малой земли, и поступившего пополнения сформировали новые дивизии. Иван попал в 218-ю, шахтёрскую, переброшенную с Центрального фронта. Сообщили всем, что дивизия попала в резерв главного командования. И подумалось кубанцу, что будет небольшая передышка, удастся, хотя бы отоспаться. Но резерв, то и дело бросали в самое пекло, где складывалось безвыходное положение. С этой дивизией он освобождал Белгород. Следом, будто на одном дыхании, и Орел. Именно после этих побед в Москве начали салютовать из 224 орудий 24-мя залпами в честь значимых побед на фронте. Знаменитый Левитан так и объявлял по всесоюзному радио. А у въезда в Белгород построили арку, на которой написано: «Город первого салюта».
Прошёл Иван Иванович по Курской земле и до сих пор горько ему вспоминать страшные картины разорения. Не встретился тогда на его пути ни один сохранившийся населённый пункт, всё было разрушено, сожжено, только трубы печные стояли.
Во время главного сражения на Курской дуге его серьезно ранило: «Сейчас я уже не вспомню, как называлось село, в бою возле которого меня ранило. Помню, что в том бою три тысячи бойцов погибло, а всего на Курской дуге — 200 тысяч! Можешь себе представить 200 тысяч!». Сказал и замолчал.
После полевого госпиталя несколько месяцев находился на лечении в других. Когда выписали, признали его не годным к дальнейшей службе. Поехал демобилизованный лейтенант в родную станицу. Продолжил учёбу в школе, потом в педагогическом институте. «Вот так и закончилась для меня война, - сказал он, то ли с грустью, то ли с горечью внуку, - не дай-то Бог вам узнать военное лихо!».
Вместо эпилога
Судьба этого человека причудливо переплела разные горькие, порой, трагические и счастливые события, преподнесла ему удивительные сюрпризы и неимоверные испытания, в которых его характер только закалился. Даже дата его рождения стала судьбоносной. До самого 1945 года это был обычный девятый майский день. И Иван даже не мог представить, что он совпадёт с большим народным праздником — Днём Великой Победы над фашизмом.
Прошло всего несколько лет, и ветеран отправился в мир иной. Ему не дано было узнать, что вскоре началась специальная военная операция и его внук, Санька, пошёл добровольцем защищать Отечество. Что довелось ему выбивать неонацистов из Курской области, оттуда, где много лет назад воевал и был тяжело ранен его дед.
Имена и фамилии героев изменены.
Свидетельство о публикации №225031900970