Дарт Вейдер по весне

Дятлов стоял на скале в лучах заходящего солнца, и в лицо ему дул тёплый свежий ветерок. Правда, он почему-то слишком хорошо слышал своё дыхание, а к морде было словно что-то притиснуто. Дятлов задумался и понял, что на самом деле он - Дарт Вейдер. Поднял руку, чтобы поправить на челе чёрный респиратор...
- Тебе, ***, кто разрешил маску трогать?!
Он открыл глаза и увидел красивую медсестру - она смотрела на него взглядом тёмного лорда, сердито сдувала чёлку со лба и копалась в проводах машины для дыхания.
На этот раз авария прошла целиком мимо него. Наверное, всё заняло около секунды. Сколько он ни рылся в памяти, не мог вспомнить вообще ничего, что могло бы его напугать перед отключкой.
Правая рука была в гипсе, башка в бинтах, в зеркало он не хотел смотреться, даже если бы мог. Телефон ему вернули. Кое-как разблокировав чёрное зеркало, он вяло поковырялся пальцами левой в пропущенных звонках и неотвеченных сообщениях. Коллеги его отыскали и написали несколько пожеланий выздоровления - примерно в таком же тоне, в каком гребаные банки сочиняют тебе поздравление на день рожденья. Одни записки были с ошибками, другие - без. Вторые, видимо, писала нейронка.
На соседней койке лежал его ровесник, здоровенный детина со сломанной ногой, круглосуточно производивший многочисленные раздражающие шумы. Утром он без наушников и без перерыва смотрел на телефоне тупые видосы, днём приходила его родня со жрачкой, вечером он жевал, чавкал, пыхтел, сопел и шуршал, а ночью принимался храпеть. Дятлов испросил у сестрички беруши, которых в больнице не нашлось, и в итоге сторговался на её дешёвые вакуумные наушники, которые он просто втыкал себе в ухи, вдыхал поглубже и нырял в волны медикаментозного сна.
Дятлова, в отличие от пыхтящего детины, никто навещать не приходил.
"Я очнулся рано утром, я увидел небо в открытую дверь - это не значит почти ничего, кроме того, что, возможно, я буду жить".
Не хотелось не только читать, как сочувствует ему искусственный интеллект, но даже и в аварии разбираться. В другое время он, даже лёжа на больничной койке, уже увлечённо занимался бы деталями того, что было и что будет, прикидывал бы, как пройдёт суд... Но сейчас он просто устал. Сил его хватало только на то, чтоб слушать шум седативного прибоя, как в морской раковине, и отдалённо, словно бы за чертой синих волн - чавканье соседа.

***

На улице уже занялось весеннее солнце, от чего, кстати, побаливала голова - но с солнцем, пожалуй, было всё-таки лучше. Дятлов слегка прихрамывал, хотя врачи уверяли, что ни костыли, ни трость ему не требуются и всё скоро пройдёт само. Запустил руку в карман куртки за сигаретами. Справляться одной левой было, конечно, неудобнее, чем обычно, но эта сигарета под солнцем на свежем воздухе была как первый поцелуй на воле после отсидки. Он опустился на лавочку в больничном дворе. Достал телефон, ещё раз проверил пропущенные, на одном номере глаза задержались. Он сморгнул, хмыкнул, стряхнул пепел и убрал телефон.
Прямо к территории больницы примыкал пустырь, заросший ковылём. Коричнево-серая мазня ковыля и грязи как-то не вязалась с ярким солнцем и синим небом, но природа претензий в свой адрес не терпит. Кое-где уже виднелись ущербные жёлтые микроодуваны - значит, скоро придётся чихать. По бурьяну носилась рыжая псина. Вот остановилась и что-то стала обнюхивать в зарослях. Потом побежала к Дятлову. Положила перед ним на землю голубя с выпущенными кишками, пару раз радостно тявкнула и уставилась на него лучистыми глазами.
Дятлов понял, что настала весна.


Рецензии