Форс-мажорные обстоятельства

Чтобы живо чувствовать всю дерзость
человеческого духа, надобно быть
в открытом море, где одна тонкая
дощечка, как говорит Виланд,
отделяет нас от блаженной смерти…
Н. М. Карамзин, «Остров Борнгольм»

Наш пароход с языческим именем «Тор» шёл без груза из Александрии в небольшой греческий порт Кавала. Это было в начале 90-х, когда в связи с распадом советской империи финансовая неразбериха дошла до своего апогея.
Пароход наш, купленный на какие-то левые деньги и шедший под «дешёвым»  флагом Антильских островов, со стороны производил неплохое впечатление, но техническое состояние имел плачевное. Старые опытные механики из Рижского пароходства, нанятые в этот рейс, уже после первого короткого перехода из Риги в Петербург оставили «Тор», и владельцам пришлось нанять первых попавшихся под руку специалистов.
Уходящий с борта стармех на прощание пожал мне руку и сказал по-отечески:
– Держитесь, Сергей Павлович! Достанется вам по первое число. Сами видите, всё сыпется на глазах. В советское время эту посудину или списали, или поставили бы на капремонт. Но раз остаётесь, то скажу честно, уповать здесь можно только на Господа Бога. А поскольку я неверующий большевик, то от греха подальше поеду-ка под бочок к жене. Так оно надёжнее. Чего там трепыхаться на старости лет. Все причитающиеся деньги я уже заработал. А лишних мне не надо. В данном случае поговорка «Овчинка выделки не стоит» оченно к месту.
Его предостережение почему-то легко отскочило от меня. Рейс действительно оказался богатым на всякие каверзы. В Александрии мы с трудом избавились от груза – разносортного листового металла. По всем признакам груз был неликвидный, вытянутый из тьмы тогдашнего российского хаоса. Покупатели, сменяя друг друга, кривили лица, долго раздумывали, но наконец-то один из них избавил нас от неликвидных листов стали. Поэтому в Грецию мы шли с пустыми трюмами.
Переходы в балласте хороши на спокойной воде. Но на волне гребной винт начинает оголяться, из-за чего постоянно возникает сильная вибрация корпуса, поскольку главный двигатель резко набирает обороты. А специальный топливный регулятор не успевает их гасить. Это примерно то же самое, если ехать на автомобиле, постоянно то выжимая газ, то сбрасывая его. Пустое судно при этом содрогается всем корпусом. Поэтому все балластные танки пришлось заполнить водой. Однако и это не спасало ситуацию.
В Эгейское море мы зашли на относительно спокойной воде. Ближе к ночи оставили по правому борту большой протяжённый остров Лесбос, из-за которого вдруг выплыл невероятных размеров бордово-кровавый диск луны, похожий на кровавый глаз Вселенной. Словно сама Вселенная надменно-пристально следила за нашим передвижением по глянцевой поверхности древнего моря. Жуть пробирала от этого взгляда, и холод проникал в сердце, растекаясь по жилам.
С нехорошими предчувствиями я спустился в кают-компанию. Там по телевизору показывали новости из Греции. Север страны захватил неистовый ураган, в лохмотья треплющий прибрежные пальмы, опрокидывающий торговые киоски, атакующий плотными снежными зарядами землю древних аргонавтов. Было понятно, что грядёт нечто сулящее беду.
Наш старпом Валерий предложил капитану зайти в подветренную часть Лесбоса, пока позволяла обстановка. Как всегда перед ураганом, на море возникло напряжённое затишье.
Капитан долго думал, потом долго мычал и наконец сквозь зубы процедил:
– Авось пронесёт…
Ту же самую фразу он произнёс ранее и в Петербурге, когда новоявленный владелец судна требовал ускорить погрузку, чтобы успеть попасть в караван на выход из морского канала. Листы прокатного металла уже покоились на дне трюма. Оставалось только заклинить их, иначе при бортовой качке они разнесут корпус, сместят центр тяжести и вообще перевернут пароход.
Перед самым отходом, стараясь угодить торопливому хозяину, капитан ещё раз взглянул на груз, задумался, помычал и, махнув рукой, изрёк:
– А может, пусть так и лежит? Авось пронесёт…
– Ещё как пронесёт, Борис Иваныч, – подтвердил Валерий, – обдрищетесь, когда борт под крен вот той железякой пробьёт и оверкиль  сделаем.
– В караван тогда не успеем, сутки потеряем, – забубнил капитан.
– Я вас не понимаю, Борис Иваныч, вы что, хотите на тот свет экипаж отправить? Учтите, владельцу на всё наплевать. Он страховку получит, а нашими контрактами задницу подотрёт. Вы их читали, когда подписывали? Там сплошная липа. Ни один суд не посчитает их за документ. Короче, я за экипаж не отвечаю, я отвечаю за груз. И пока мы его не закрепим, от причала не отойдём. Это я вам гарантирую. А остальное – дело ваше.
В преддверии урагана уже в Эгейском море Валерий повторил то же самое:
– Смотрите, дело ваше. Я отстоялся бы в закрытой бухте. Судя по силе ветра, ураган должен пройти быстро.
– Да всего-то и остался ночной переход, – возразил капитан, – проскочим, как пить дать.
– Здесь вы принимаете решение, моё дело курс проложить.
По проложенному курсу мы шли до двух ночи. Море к этому времени разошлось не на шутку, и мой предвахтенный сон был зыбок и тревожен. От сильной бортовой качки пришлось перелечь на диван и распереться ногами и головой в переборку. С койки временами просто скидывало.
Когда на короткое время я погрузился в забытьё, дверь в каюту распахнулась.
– Серёга, вставай на... – послышался взволнованный голос стармеха, – труба лопнула!
Похоже, это была уже реальность. Какая труба? И при чём тут я? Но раз будят на… – значит, что-то серьёзное. Вставать на причинное место мне ещё ни разу не приходилось. Поэтому я тут же вскочил на обе ноги, быстро влез в робу и спустился в машинное отделение. То, что я там увидел, напоминало финальную сцену из бессмертной шекспировской трагедии «Отелло». В роли Отелло выступал наш второй механик. Его лицо было покрыто чёрным лоснящимся «гримом» – отработанным машинным маслом. А сам он, лёжа на пайолах, обнимал и душил, как Дездемону, горло толстенной трубы. Выпученные глаза новоиспечённого Отелло с ужасом смотрели на нас.
– Жё-па! – закричал он обречённо с каким-то нарочитым французским прононсом.
Это был крик возопившей души.
– Сейчас масло всё выгонит, и двигун  заклинит! Сил моих нет уже держать. Труба, чай, не баба. 80 градусов всё-таки, а не 36 с половиной.
Дед немедленно связался по внутреннему телефону с капитаном и запросил добро на остановку двигателя.
– Какая остановка на… – закричал капитан в трубку. – Нас уже при среднем ходе дрейфом сносит с курса. Не выгребаем. Того и гляди на остров налетим. Здесь их всюду налеплено, как тараканов на холодной сковородке.
– Значитца, так, – ультимативно отрезал стармех, – через две минуты не остановимся – вызывай спасательный буксир, и в ремонт. Оплавим вкладыши, задерём втулки, тогда главный двигун можешь на лом сдавать.
– Какой буксир в такую погоду?! – заорал капитан. – Мы сами в лом превратимся, если хода не будет! Здесь всё море каменными пнями уставлено.
– Опять повторить?! – тоже заорал Дед. – Минута прошла. Масло в системе на нуле.
– Ну тогда молитесь Николе Угоднику, – пробубнил капитан в трубку и поставил главный на «стоп».
Двигатель тут же замолк. И второй механик с осознанием выполненного долга отвалился от своей «Дездемоны».
– Герой, – заключил Дед, – дал машине ещё пять минут подышать. А кому это нужно? Всё равно стопорить. Минута туда, минута сюда, роли не играет. Но за службу благодарю. Обещаю представить к ордену Сутулова, если выберемся из этой передряги.
Второй механик, отирая лицо ветошью, допытывался:
– Чего делать-то будем? В трубе свищ. Варить надо. А система маслом заполнена. Тут и взорваться можно.
– Взорваться не взорвёмся, – возразил Дед, – но если сваривать прямо на месте, полыхнёт точно. Надо снимать. Здесь как раз Y-образная развилка, вот эти «штаны» мы сейчас и снимем.
В это время судно развернуло лагом к волне, ветром заложило на левый борт, создав устойчивый крен градусов в тридцать, и понесло по воле волн, как пустую консервную банку.
Довольно быстро мы вытащили дефектный узел, действительно напоминающий штаны водолаза или большую букву Y. В машину спустился капитан.
– Ну что? – произнёс он, держась за колесо реверса главной машины, находясь в каком-то параноидальном состоянии. – Наверху – апокалипсис. Старпом посчитал скорость сноса – через два часа будем на скале. Торчит, сучара, из моря прямо на нашем пути. Не починитесь, можем услышать райские голоса. На всякий случай уже приказал боцману разложить на мостике спасательные костюмы. Но предупреждаю – прыгать в воду нужно намного раньше, если не хотите превратиться в отбивную.
– Борис Иваныч, – тут же отреагировал Дед, – пошёл ты… сам знаешь куда – на мостик, а мы тут сами разберёмся. Правда, если владеешь электросваркой, то оставайся, нам опытный сварщик нужен. А кстати, кто у нас варит? Я в этом деле – ни бум-бум. Володя, а ты? – обратился он ко второму.
– Какой из меня варила? Я механик. Никто ж этому не учил. Раньше на всех судах был штатный сварщик. Забот не знали.
Мы уставились друг на друга.
– Палыч, и ты – тоже? – обречённо воззвал ко мне Дед. – Ты ж электромех. Кому ж, если не тебе? А?
Был у меня один плачевный опыт сварки велосипедной рамы. Тогда я так «зайчиков» нахватался, два дня глаза не мог открыть. С тех пор у меня на сварку аллергия. Но здесь форс-мажор. Никуда не денешься – всё равно варить надо.
– Так, быстро – трубу наверх в мастерскую, – стал я командовать.
Поднявшись палубой выше, включил сварочный аппарат, вытащил защитную маску и электроды. Осмотрев трубу, мы не обнаружили трещины, из которой ещё двадцать минут назад со страшной силой выдавливало масло. Наваждение! Дед принёс четырёхкратную лупу.
– Где сифонило? – обратился он ко второму.
– Вот, в этом месте должно быть, – указал масленым пальцем второй.
Дед пристально вгляделся через лупу в «это место» и произнёс, цокнув языком:
– Есть, собака! Микротрещина! Сразу и не разглядишь. Смотри!
Через лупу я действительно увидел паутинную линию, напоминающую корень женьшеня, и уже было собрался торкать в неё электродом, чтобы начать сварку, как Дед меня остановил:
– Не торопись, генацвале! Во-первых, техника безопасности! Володя, тащи огнетушитель! А во-вторых, надо засверлить концы трещины, чтобы дальше не пошла.
– Ну вы даёте, стахановцы! – возмутился Володя.– Будем тянуть резину – точно не успеем.
– А ты хочешь, чтобы опять зафонтанировало? – оборвал Дед. – Здесь уж надо или делать, или не делать.
В мастерской зазвонил телефон. Скорее всего, капитан.
– Палыч, пойди и скажи, чтобы больше не звонил, – предупредил Дед.
В трубке прозвучал голос старпома:
– Палыч, можешь подняться на пять минут?
– Ты пока засверливай, – обратился я к Деду, – пойду на мостик поднимусь. Валера что-то сказать хочет.
Валера буквально распластался на штурманском столе, пытаясь уточнить наше местоположение на карте. Капитан распёрся между нактоузом  и УКВ-рацией, из которой доносился чей-то беспокойный хриплый голос, вещавший на английском с греческим акцентом.
– Уже второй SOS поступил, – процедил капитан. – Только что греческое судно «Анастасия» налетело на камни у острова Скирос. Просит о помощи. Скоро и нам сигналить пора. Что у вас там? Заварили? А то здесь такая чехарда, чертям тошно.
На палубе ходового мостика я увидел разложенные в ряд ярко-оранжевые спасательные костюмы.
– Посчитай костюмы, – предложил Валера.
– А чего мне их считать? – удивился я.
– Нет, ты посчитай, посчитай!
Я посчитал – десять костюмов. Как с куста.
– А экипажа у нас сколько?
– Двенадцать…
– Чувствуешь разницу?
– Я не понял. А где же ещё два костюма?
– Вот и я об этом! У этого долдона, – он показал на притулившегося в углу ходового мостика капитана, – спрашиваю о том же, а он ни бе, ни ме, ни кукареку. Говорит, столько было. Видно, новый хозяин решил сэкономить на двух душах. И знаешь, сколько стоит у него живая душа? 120 долларов. Ровно столько стоит спасательный костюм.
– Так что, теперь будем жребий тянуть? Кому достанется, а кому нет?
– Какой жребий?! Капитан покидает судно последним, а на последних костюмов, извините, в данной ситуации не предусмотрено. Я здесь второй по должности, потому тоже остаюсь без «пиджачка». Нужно было ещё в Петрограде брать хозяина за горло и требовать по полной. Я доверился кэпу, а он, видно, за место держался. Парню за шестьдесят уже – немолодой. Не обнародовал тему.
– Типа – авось пронесёт? А нам теперь расхлёбывать.
– Считай, наша жизнь в ваших руках. Успеете за четыре часа управиться – костюмчики, может быть, вообще не понадобятся. По моим расчётам, мы ровно через четыре с половиной часа окажемся вот на этой скале, – и Валера ткнул иглой циркуля в ту точку, на которой мы должны споткнуться.
– Капитан обозначил два часа.
– Это я малость подкрутил, чтоб пострашнее было. Ситуация патовая. Успеете? – с надеждой спросил Валера.
– Одному Богу известно. Молись на всякий случай Николе. У тебя иконка его как раз над столом висит.
Валера перекрестился.
– Ну, с Богом, Палыч! Будем на Него уповать. – И, уткнувшись в карту, добавил вполголоса: – Спаси и сохрани…
Я взглянул в иллюминатор, и мне представилась картина, достойная кисти Айвазовского. Но, увы, рядом его не было. Наше небольшое судно лежало почти на борту, на подводной части хорошо просматривались большие лишайные пятна мелкого ракушечника, разбавленные красными разводьями корабельного сурика. Волны свободно перекатывались через корпус, разбиваясь о кормовую надстройку и пытаясь выдавить единственную дверь на правом крыле ходового мостика, отгораживающую нас от натиска стихии.
Тонкий лунный глянец местами лежал на поверхности взбудораженного, всклокоченного и всхлипывающего чудовища с простым названием – море. Приподнятая носовая часть с торчащей из неё грузовой мачтой выписывала особо сложные кульбиты, напоминающие знак бесконечности. В крайнем угловом иллюминаторе ходового мостика в зелёном свечении круглого экрана локатора маячило озабоченное лицо капитана. Судно лежало в глубоком дрейфе, влекомое неистовым ветром и течением. Оно казалось идущим на эшафот, подгоняемое, как тычками в спину, плотными валами понта Эгейского. Вспомнились слова из рекламного проспекта, виденного накануне:
ОТДЫХАЙТЕ НА БЕРЕГУ ЭГЕЙСКОГО МОРЯ
Оторвавшись от «картины Айвазовского», я пулей скатился в мастерскую, где зажатая в тисках злосчастная труба уже полностью была готова к сварке. Рядом стоял огнетушитель, сварочный аппарат гудел, Дед, высунув язык, мелом обозначил все извивы микротрещины, и я с размаху ткнул в неё электродом. Посыпались искры. Я точно знал, что нужно было создать устойчивую электрическую дугу. Но спонтанная качка не давала сделать этого, и дуга прерывалась. Чтобы создать искру, приходилось стучать электродом по трубе. В результате я прожёг в ней сначала одну дырку, потом другую.
Дед, наблюдая за процессом, промолвил миролюбиво:
– Ничего, Палыч, это бывает. Надо приспособить руку и немного снизить ток. Всё равно, – добавил он, – больше варить некому.
– Тогда так, Дед, держи меня за талию, а сам упрись сзади ногой в щит. Нужна хотя бы относительная устойчивость. Рука мандражирует от страха, а здесь ещё этот крен пополам с качкой. Давай!
Хорошо, что Дед быстро соображал. Он сгрёб меня в охапку и, крепко охватив сзади сомкнутыми в замок руками, крикнул в ухо:
– Вари, чертяка! Москва за нами!
И что удивительно – сварка пошла. Рука стала увереннее. Я умудрялся приспособиться ко всем навалам корпуса судна, то ослабляя нажим на электрод, то подводя его к уходящей от меня трубе. В итоге что-то получилось.
– Этого мало, – сказал Дед. – Полной уверенности в надёжности шва у меня нет. Давление в трубе ого-го, может опять порвать. Нужно ещё сюда «дублир» наложить.
Для этого он приготовил заплату в виде разогнутой им стальной трубки и наложил её на проблемный участок.
– Давай, обваривай теперь по кромке, это уже будет гарант, – заключил Дед.
Здесь я уже не сплоховал. Обварил «дублир», как надо. Опыт приходил быстро.
– Профи! – заключил Дед. – Что скажешь, Отелло? – обратился он ко второму.
В это время появился капитан. В руке он держал три прозрачных полиэтиленовых пакета. Вид у него был сосредоточенно-насупленный.
Остановившись в дверном проёме, он протянул пакеты и сказал:
– Здесь ваши документы. На случай эвакуации.
Пакеты были стянуты пропиленовым шпагатом с широкими петлями на узлах.
– Повесите себе на шею, – добавил капитан.
Дед повернул голову и безнадёжно махнул рукой:
– Иди! Не до тебя сейчас. Повеситься мы всегда успеем.
Виновато потоптавшись, капитан удалился.
Подойдя к телефону, я позвонил на мостик:
– Валера, сколько у нас времени осталось?
– Времени в обрез. Пока нам везёт. Появилось какое-то обводное течение, которое относит нас от скалы. Если оно не изменится, то уже через час-полтора вынесет к отвесной каменной гряде большого острова.
– А ты не торопишь? Может, в загашнике больше времени осталось?
– На этот раз точно. Мимо острова никак не проскочим. Южнее терпит бедствие «Анастасия». Греки уже послали туда спасатель из Салоников. Если не заведёмся, то нам он тоже не помешает. Или заведёмся? Что у вас там?
– Осталось поставить трубу на место, заполнить систему маслом, и можно заводиться.
Наконец второй, затянув последний стягивающий болт и лёжа ничком на пайолах, произнёс:
– Финита ля комедия! Заполняй теперь маслом, и поехали. Сколько времени прошло?
– Четыре часа, – отозвался Дед.
– Так что, мы уже на скале сидим?
– Вроде пронесло. А то моя мама не перенесла бы потери сына. Я имею в виду себя, – и он постучал кулаком в грудь. – Но мы все были на высоте. Только Палыч мандражировал излишне, электродом в шов не попадал. Но потом, слава Богу, пришёл в себя.
Говорить об окончательном спасении было ещё рано. Неизвестно, выдержит ли давление масла наложенная на трубу заплата.
Уже показался остров, на который нас несло с неудержимой силой.
Подготовив двигатель к пуску, Дед крутанул пусковое колесо.
С первого раза двигатель не запустился.
– Господи, зацепи! – машинально произнёс я. И как ни странно, со второй попытки зацепило. Двигатель, глотнув топлива, устойчиво заработал на малых оборотах.
Раздался звонок капитана:
– Кажись, есть ход! Но на малых на волну не встанем. Когда средний дать можно?
– Вот так бы всегда спрашивал! А то – отцы-командиры! Мнят себя небожителями. А в пароходе главное что? Машина! И её обслуга. А остальное всё – придаток.
Дед подставил трубку под стучащий на малых оборотах главный и нравоучительно сказал:
– Слышишь пульс? Вот таким макаром будем идти минут десять.
– Десять минут?! – послышалось в трубке. – Тогда, может, и ход уже не потребуется! До острова рукой подать! Сплошная каменная гряда!
– Палыч, – обратился ко мне Дед, – сходи наверх, выясни обстановку.
Я выбрался на ходовой мостик и увидел картину Эгейского моря, освещённую восходящим солнцем и умытую крепким северо-восточным ветром. Судно, проваливаясь в глубокие водяные ложбины и утробно рыча ожившим, наконец, двигателем, медленно шло вдоль катящихся морских валов к возникшей по левому борту каменной стене острова Пелагос.
– До острова полторы мили , – сообщил Валера.
– А кажется, совсем рядом, – поделился я. – Думаю, минут эдак через десять можно увеличивать ход.
Через десять минут двигатель заурчал веселее. Мы постепенно разворачивались носом на ветер. Скалистая гряда медленно удалялась, а шторм буквально на глазах терял свою силу. Волны начали сглаживаться, ветер потеплел и стал как-то добрее. Никола Угодник явно проявил к нам благоволение.
Дед поднялся на мостик. Боцман Толян в это время молча убирал спасательные костюмы.
– Ну что, ковыляем помалёху, – констатировал Дед. – А костюмчики славненькие. Борис Иваныч, – обратился он к кэпу, – говорят, на тебя размер не нашёлся? А? Так придём в порт – обратись к портному, он тебе надставит, где надо.
– Да ладно, – отмахивался кэп, – костюмы больше для проформы. Я бы ещё поборолся…
– Это каким же образом? – поинтересовался Дед.
– Якорями. Под островом отдал бы оба якоря. Там глубины позволяют зацепиться.
– Глубины-то позволяют, – заметил наш старпом, – да грунт каменистый, цепляться не за что.
– Но скорость бы я погасил? – сам себя спросил капитан и тут же ответил: – Погасил! Цепь бы до жвака-галса  вытравил, тормознулись бы точно.
– Ядрёный ты мужик, сам как жвака-галс смотришься, – заметил Дед, – такого за рупь двадцать не купишь.
Капитан задрал высоко голову и оттянул нижнюю губу.
Обернувшись к Деду, Валера спросил:
– Ну как, Дедушка, до Кавалы дочапаем?
– Как Бог распорядится. Думаю, дойдём.
Наступил предутренний час. Моя вахта на этом закончилась. В каюте кока зачем-то собрались матросы с боцманом. Заглянув на огонёк, увидел на столе бутылку с зелёным ликёром «Шартрез».
– Что отмечаете, архаровцы?
– Вот, у Петериса день рождения, – указал боцман на кока.
– Тогда считай, что второй.
– Чего «второй»? – не понял кок.
– Второй день рождения, – пояснил я. – Полчаса назад могли бы оказаться в царстве Нептуна.
– Шутишь? – хором отозвалась компания.
– Как это, в царстве?.. – удивился Вадим, матрос-рулевой.
– А вот так, – с ходу объяснил вошедший в каюту Дед. – Ещё немного – и размазало бы нас вот по этой скале.
Все уставились в иллюминатор, за которым проходила каменная гряда острова.
– А с чего это? – пожал плечами Вадим.
– А с того. Мы почти два часа без хода были. Не учуяли?
– Не, тихо было. Качало только сильно. Но всё равно спал без задних ног.
– А что, боцман ничего вам не рассказал?
– Не успел… – виновато отозвался боцман, держа в мощном кулаке стопку с зелёным «Шартрезом».
– Тогда наливай! – скомандовал Дед. – Скажите спасибо электромеху. Был у нас ночью в роли сварщика. Трубу латал. Не сварил бы – труба дело.
Кок встрепенулся и ударил себя в грудь:
– Так я ж профессиональный сварщик! Десять лет на судоремонте проработал. Варю любые швы.
– Ёкарный бабай! Кто бы мог подумать, что кок кроме щей да каш ещё и железо варит! Но дело, пусть и не своё, мы сделали. А дальше – как Бог даст.
Авось и пронесёт.