Клубок

Клубок.

Мне было лет десять, когда это случилось. Каждое лето я проводил у бабушки Аглаи в деревне Крутовка. Скажу лишь, бабушка была… Довольно своеобразной. Не то чтобы злой, нет. Просто строгой, молчаливой и какой-то… Знающей что ли. Всегда с прялкой, всегда в темном платке, она казалась мне сошедшей со страниц старинных сказок. А еще она знала все травы в округе, шептала что-то над водой, а вечером, у печи, рассказывала истории. Не про царевичей и принцесс, а про леших, водяных, про домовых и кикимор.

В тот год в Крутовке было особенно неспокойно. Сначала у соседа, деда Макара, пропала коза. Искали всем селом. Без толку. Потом у тетки Насти, что жила на краю деревни, куры перестали нестись, а молоко у коровы стало горчить. Бабка Аглая только головой качала, да по вечерам запирала меня в избе на все засовы.

— Не шастай по двору,  — говорила она, хмуря брови. — Недоброе нынче время.

Я, конечно, хорохорился, но, когда за окном начинал завывать ветер, накрывался пледом и слушал бабушкины сказки.

Однажды днем, когда солнце припекало нещадно, я играл во дворе. Бабушка ушла в лес за травами, наказав мне никуда не отлучаться. Я гонял ногой старое колесо, представляя себя лихим наездником. Вдруг, смотрю, лежит у забора клубок ниток. Яркий, красный, словно огонек. Я таких у бабушки никогда не видел.

Поднял я клубок, значит, повертел в руках. Нитки мягкие, шелковистые. И тут, словно кто-то шепнул мне на ухо: «Размотай». Я и послушался. Стал тянуть за кончик, а клубок сам вертится, нитка разматывается, и ведет меня… К сараю.

За сараем у нас был старый колодец, давно заброшенный, с покосившимся срубом. Бабушка строго-настрого запрещала к нему подходить. Говорила, что там живет Лихо Одноглазое.

— Это кто? — спросил я как-то.

— А это беда такая,  — ответила бабушка, не поднимая глаз от прялки. — Кто в колодец Лиха заглянет, тот счастья своего лишится.

Но клубок-то вел меня прямо к колодцу. Нитка натянулась, словно струна. Я остановился, оглянулся. Никого. Только ветер в верхушках берез шумит.

— Эй, кто тут? — крикнул я, сам не зная зачем.

Тишина. Только клубок подпрыгивает, словно живой. И тут я почувствовал, как меня охватывает странное оцепенение. Ноги сами понесли меня к колодцу. Я попытался остановиться, но не смог. Будто бы кто-то невидимый толкал меня в спину.

Заглянул я в колодец. Темно там, ничего не видно. Только в глубине что-то блеснуло, словно глаз чей-то. И тут нитка закончилась. В этот миг я услышал тихий, жуткий смешок.

Очнулся я уже в избе, на лавке. Бабушка сидела рядом, держала меня за руку. Лицо у нее было бледное, губы сжаты в тонкую линию.

— Что… — прошептал я. — Что случилось?

— Нашла тебя у колодца,  — тихо сказала бабушка. — Без сознания лежал. Клубок, говоришь? Красный?

Я кивнул, поведав коротко историю.

— Это Кикимора баловалась,  — вздохнула бабушка. — Заманивала тебя. Хорошо, что нитка оборвалась. А то утащила бы тебя в колодец, к Лиху.

— А как же… коза деда Макара? Куры тетки Насти? — пролепетал я.

— Все она, проклятая,  — прошептала бабка Аглая. — Завидует она людскому счастью. Вот и пакостит.

В ту ночь бабушка не спала. Она что-то шептала над чашкой с водой, жгла какие-то травы. А утром, когда я проснулся, она сказала:

— Пойдем со мной, внучек. Надо Кикимору ублажить.

Мы пошли к колодцу. Бабушка несла в руках узелок. Подойдя к срубу, она бросила в колодец узелок и сказала:

— На, Кикимора, подавись! Не трогай больше людей!

Что было в узелке, я не знаю. Но с тех пор в Крутовке все наладилось. И коза нашлась, и куры у тетки Насти снова стали нестись. А я с тех пор к старому колодцу ни ногой. И красных клубков боюсь до сих пор. Кто знает, куда они могут завести…