Интерлюдия вторая - Мозгоправство и перемена дат

Нассам
Двип Пагаль

31 декабря 2333 года


Даня просыпается в тёплой постели в полной темноте. Они с Маргарет занимают помещения на четвёртом подземном этаже, это примерно 12 метров до поверхности, Артамонов не то, что думает - он знает, что живёт в подземелье. В весьма уютном, но всё-таки подземелье. Он на такой глубине, что досюда не доносится никаких звуков с поверхности. Ни капель непрекращающегося дождя, ни стона довольно сильного ветра.

Будильник сработает ещё минут через сорок. Рядом лежит Маргарет, она не стриглась уже черти знает сколько времени и, как она шутит, её волосы уже почти по пояс. Не по пояс, конечно, но уже очень длинные, а парикмахера на острове нет. Учитывая отсутствие волос у коренного населения это, впрочем, нисколько не удивительно. Но это ладно - Маргарет заплатила клинике примерно сто тысяч данов, ей разработали комплекс персональных омолаживающих процедур и сейчас у неё кожа и фигура как у 25-ти летней. Только в глазах, конечно, уже никогда не будет 25 лет, и тут Даня вспоминает свои процедуры, своё мозгоправство, и далеко не только это.

Дело в том, что перед тем как впервые погрузить его в капсулу лечебного сна, ему сказали сразу - ваши старые воспоминания поначалу обострятся, включая не самые приятные тоже. Потом мы всё это, конечно, сильно пригладим, почти что зашпатлюем, но поначалу многие вещи будут казаться так, будто они были только вчера.


Так оно и произошло - первым Даня вспомнил 2318-й год. Тогда, несмотря на жёсткую военную цензуру в Соколово было чувство полной безнадёжности. И это при том, что и армии и флот были в наступлении, имперцев теснили, репортажи об этом можно было смотреть постоянно, просто круглосуточно. Взято, отбито, захвачено, и.т.д. и.т.п. Чувство безнадёги шло с фронтов, где генералы относились к солдатам как к расходному материалу, высшее командование этому нисколько не сопротивлялось, ну а чтобы перекрыть поток потерь формировался обратный поток из мобилизованных. Снова и снова раунды мобилизации.

На начало 2318-го Даня доучивался в 12-м классе, и в свои неполные 18 лет он уже был алкоголиком. За это не выгоняли из школы, парней с лёгким запахом перегара подчас даже не гнали с уроков. И все к этому относились сочувственно, потому что знали, что этот "праздник жизни" продлится крайне недолго - среднее время пребывания мобилизованного в 2318-м на фронте не превышало пяти месяцев. Пять месяцев до того момента как человека убьют или его, полностью спятившего, комиссуют. Военная цензура такие вещи не пропускала по определению, но все видели факты - вот военные патрули на городских улицах, вот они проверяют документы, заламывают руки, будто человек уже в чём-то провинился, и в комендатуру. А оттуда в учебку подчас на следующий же день. Все знали, что в городе от военных патрулей прячутся десятки тысяч, возможно сотни тысяч мужчин. И им сопереживали, прятали от военных патрулей в квартирах, подвалах и чердаках. Потому что люди не понимали - их "держава" вроде бы имеет разные смертоносные и разрушительные ракеты, огромный флот, но почему-то пехотинцы при этом должны гибнуть так, будто это Империя планомерно избивает их, а не они избивают Империю.

Закончив школу и получив аттестат Даня пришёл в комендатуру сам. Пришёл пьяненькый, офицеры в комендатуре улыбнулись "нашему соколику" во все 32 зуба, и через три дня у него уже начался курс молодого бойца. На тот момент алкоголизмом страдало не меньше сорока процентов мобилизованных, так что это было не в диковинку. Данин алкоголизм не помешал ему сосредоточиться на том, чтобы любым способом не попасть в "пехтуру". Он с этим справился блестяще - нужные для воздухоплавания разделы физики у него с водочными парами ещё не выветрились, так что он неплохо показал себя на вводном тестировании где выявляли потенциальных пилотов, а затем просто отлично на практических лётных занятиях.


А потом был фронт. Какая-то холодная и туманная имперская планета, они, как кажется Артамонову, все холодные и туманные. Первое построение батальона с пополнением и самое то, что больше всего поразило Даню - абсолютно безжизненные деревянные лица. И так у всех - от рядовых, до командира батальона. И мат, прорвы, бездны мата. Даню после первого построения назвали "сучком, который, возможно, даже не подохнет".

Прошло месяца три, Артамонова снова можно было лечить от алкоголизма, а его выражение лица превратилось в такое же деревянное и безжизненное. Он начал материться вместе с остальными, а когда увидел пополнение с новой волны мобилизации гоготал над ними как и все остальные, точно так же называл их сучками и обмылками...

- Данил, проснулся уже?
- Угу.
- О чём думаешь?
- Да так, ни о чём.
- Ведь врёшь же. Врёшь и даже не краснеешь.


Маргарет в точно такой же тьме, как и Артамонов, конечно она не может видеть краснеет он или не краснеет. Впрочем, в её "врёшь" нет ни капли агрессии - она нежно провела большим пальцем по губам Дани, это знак к тому, что надо быть откровеннее.

- Вспоминаю 18-й и начало 19-го. Приятного мало.
- Ещё бы! Я ведь попала на фронт в 16-м, тогда Соколов был ещё жив, а он держал при себе генералов которые берегли наши жизни. А потом была сучка ДеВоро. Её все считали сучкой, кроме генералитета, разумеется. Ну или кроме военных корреспондентов, которые снимали хронику бомбардировок и торжественные построения. Как она, падаль, обожала торжественные построения. Постройте ка мне торжественным построением пару полевых армий. Полевая армия с полным штатом это ведь 180.000, не меньше?
- Не помню уже.
- Вот и не надо.


Маргарет ещё раз провела большим пальцем по губам Артамонова, в данном случае это знак к тому, что заканчивать с разговорами и радоваться простым вещам - близости друг друга и мягкой, больше чем просто уютной постели. Она знает, что Даня много вспомнил, что не надо. Когда его начинали лечить, то ей это всё объяснили - нежелательные воспоминания Артамонова на данный момент закрыты как попало несмотря на то, что в реабилитационном центре он провёл целых пять лет. Поэтому...поэтому то, что сделают в клинике будет напоминать эксгумацию, а затем повторное захоронение.

Но вот начинает работать будильник и Даня встаёт чтобы повернуть кольцо диммера освещения. На самом деле его нужно назвать аварийным кольцом, потому что вся система освещения в комнате и в доме управляется нейроинтерфейсом. Но в отличие от азадийцев нейроволны человека слабые, они "не добивают" до нейромодуля в этой комнате и кольцо диммера приходится крутить так, будто бы нейромодуль вовсе вышел из строя. Маргарет быстро говорит "хватит" - она хочет полумрака, а ещё она хочет Даню прямо сейчас...

***

Полчаса спустя

- Здравствуйте.
- Доброй ночи.
- Здравствуйте.


"Доброй ночи" говорит Маргарет, потому что когда она отвыкала от матершины после войны, она привыкала всех приветствовать именно так - не просто здравствуйте, а по времени суток. Здесь ей так всем приходится говорить доброй ночи, потому что здесь бодрствуют и работают ночью, а спят днём. Днём хозяйка с хозяином вообще выбираются на огороженную крышу их дома, они прижимаются друг к другу спина к спине и спят под тёплым дождём, который, по их словам, усыпляет моментально.

Четырёхмесячную реабилитацию Дани продлили ещё на месяц, они пробудут здесь до середины января. Надо отметить, что ГУВБ безропотно перечислило деньги и в клинику, и в гостиницу, и Дане с Маргарет несмотря на то, что они ничего не делают. Вероятно Шрайбер ОЧЕНЬ рассчитывает на Артамонова как на туза в рукаве и поэтому во всяком случае пока на деньги не скупятся. Единственное не совсем приятное впечатление от пребывания здесь - почти неизменность в пище. Хозяйка с хозяином вообще едят одно и то же каждый день, это для гостей они иногда позволяют редкие изыски в готовке.

В остальном есть определённое разнообразие. Остров немаленький - даже сейчас здесь живет примерно 95.000 азадийцев, а до войны население было за миллион. И сейчас здесь работает немало ловцов морской живности, также небольшой заводик по консервированию этой самой живности, потому что для азадийцев где бы они не жили Нассам остаётся символом, и потребление еды отсюда - признак определённого статуса. Так что остров это не только десятки тысяч домов в разном состоянии - не стоит забывать о башне на вершине острова, где всегда можно укрыться от дождя и посидеть в тишине. И во все подземные помещения двух почтенных завсегда пустят при том условии, что они не будут мешать работать. Так Даня с Маргарет увидели такую диковину как подводный порт, некое подобие рыболовных субмарин, а так же более прозаические вещи вроде маленького, еле теплящегося сортировочного центра островной почты.

Даня с Маргарет закончили...наверное это стоит называть завтраком, и они уходят. Сейчас на улице дождь с ветром, и чтобы чувствовать себя увереннее на улице они одевают, точнее приклеивают к обуви специальные подкладки. Они приклеиваются к подошве обуви с одной стороны и обеспечивают плотное сцепление с желеобразной массой, из которой то, что можно назвать тротуаром на улицах. Проще говоря, с этими подкладками нет ощущения, что сдувает ветер. Кроме этого ещё три месяца назад и Даня и Маргарет заказали сюда широкополые противодождевые шляпы на азиатский манер - тёплые дожди вроде бы штука приятная, но они так и не привыкли ходить в помещениях в одежде, которую можно выжимать.    

Примерно получасовая дорога до клиники проходит под шутки-прибаутки. Даня уходит вниз на очередной сеанс лечебного сна, Маргарет устраивается на относительно сухой скамейке в садике клиники и думает куда она может сегодня попасть. Проходит совсем немного времени и вверх поднимается нечто - азадийка в больничных одеждах, кажется, Маргарет даже её помнит.

- Привет, Марж.
- Доброй ночи...как же вас...
- Тина. Неужели меня так просто забыть?


Тина порядком выбила Маргарет из колеи своим вопросом. Их встреча состоялась четыре с половиной месяца назад, а азадийка всерьёз считает, что Маргарет должна помнить всё.

- Как видите, возможно.
- Жаль. У вас всё в порядке?
- Вы ещё помните что есть какие то мы? Да, у нас всё в порядке, лучше и быть не может. За тем что у нас всё в порядке я уже не обращаю внимания на ветер с дождём, и на то, что каждый раз едим одно и то же. Хорошо - почти одно и то же.

Здесь очень спокойно, Тина. Просто невероятно спокойно. Что бы не происходило не хочется нервничать, зацикливаться на этом, даже если ливень хлещет мне в лицо. Никогда не чувствовала себя так хорошо.
- Марж, а вам ничего не дают или не делают?
- Давали какой-то седативный отвар. Стоил недёшево, около двадцати тысяч, но чувствую себя совершенно по-другому. В этой клинике, кажется, окажут любые дополнительные услуги за деньги, но им мне платить не жалко. В конце концов вон здесь сколько таких как вы.

Извините, если сказала что не так.


Маргарет действительно сказала "кое что не так", последнего предложения можно было не говорить вовсе. Тем более, что проблемы Тины не ограничиваются тем, что она больна. Говоря человеческим языком, против неё были выдвинуты серьёзные обвинения, её пытали и многое из её имущества было уничтожено, включая нормальную одежду. Обвинения были быстро сняты, но никакой реабилитации и компенсаций со стороны государства она не получила. Сейчас она находится в настолько "великолепном" положении, что не знает куда может податься когда её лечение закончится.

- Таких как я... Марж, предлагаю пройтись. Хорошо держитесь на ногах в ветер?
- Вполне. Куда пройдёмся?
- Как у вас говорят - куда глаза глядят?
- Давайте.


Маргарет не обращала внимания на то, что одежды на Тине сильно просвечивают, но та знает, что остров в запустении даже в рабочее время, так что временная попутчица Маргарет знает что делает. А Маргарет посматривает на эту просвечивающую одежду, она впервые может оглядеть столь оригинальную азадийскую фигуру. Маргарет просто не понимает, что эта фигура, можно сказать, выкована законами гидродинамики, ведь азадийцы могут разгоняться под водой до скорости больше 70 километров в час и поддерживать такую скорость весьма длительное время. Когда шторм несильный, они любят плавать на небольшой глубине не больше трёх метров, и приближающийся с такой скоростью силуэт многим людям напоминает торпеду.

Они поднимаются вверх. Дождь всё сильнее, ветер тоже, Тина могла бы идти значительно быстрее, но она ориентируется на скорость человека, которому приходится идти почти боком. Они приближаются к островной башне, они уже настолько близко, что её вершину не видно даже если запрокинуть голову.

- Тина, можете ответить на простой вопрос? Для вас нормально, что дождь не прекращается вообще?
- Нет, ненормально. Марж, до войны установки по разгону облаков здесь работали постоянно, дождь прекращали хотя бы на несколько часов в сутки.
- Эти установки ещё остались?
- Конечно остались. Они работают и сейчас - пока вы с вашим мужчиной на острове здесь же не было действительно сильных ураганов?
- Действительно сильных? Наверное не было.
- Поэтому я и говорю - они работают даже сейчас. Дальше в океане ветер может быть в дюжину раз сильнее, но на острове почтенные, как же можно доставлять им такие неудобства? Он же тоже награждён?
- Да, он тоже награждён.
- Поэтому такая погода - своего рода подарок для вас. Марж, мы же недалеко от экватора, это кузница ураганов планеты. Другой вопрос, что когда-то здесь жили значительно богаче и ураганам дозволялось быть как максимум где-то на горизонте. Как я думаю здесь приходилось поддерживать тонкий баланс - если тучи разогнать совсем, то здесь станет жарко и душно. Жарко и душно даже по моим меркам, вы, Марж, скажете что просто не сможете дышать. Я не знаю, как здесь было до войны - Нассам не мой мир и никогда им не будет.


Тина почувствовала, что Маргарет устала от дождя и они зашли в башню, посидеть в зале и просохнуть. А Маргарет почувствовала себя неудобно. Что такое стационарные климатические установки она прекрасно представляет с детства, здесь они наверняка ещё более компактные, вообще незаметные на фоне городской застройки, а звуки отстрела зарядов с химикатами теряются на фоне звуков ветра и дождя. Маргарет неудобно от того, что химикаты стоят денег, а ведь они с Даней здесь уже пятый месяц.

- Тина, как вы думаете, мы с Данилой сильно напрягаем городскую общину своим присутствием в финансовом плане?
- Марж, я думаю, как бы вам ответить. Все здесь знают, что ваш мужчина лечится в клинике, многие допускают, что тяжелый стресс был получен на территориях нашей общности...
- Но это не так!
- Я бы об этом помалкивала, потому что сейчас эти относительно небольшие расходы лёгшие на каждое домохозяйство воспринимаются как должные. Не стоит разглагольствовать о вашем флотском раздолбайстве, если хотите - бесплатный совет.
- Я поняла. Тина, вы сказали, что Нассам - не ваш мир и никогда им не будет. Почему? Наверное этот вопрос сложнее?
- Да, Марж, этот вопрос сложнее. Этот остров...на Земле про небольшие города я слышала поговорку, что это не город, а большая деревня. Она более чем уместна говоря об этом острове. Здесь все друг друга знают, раз погодные условия непростые здесь наверняка есть взаимопомощь.

Если на Нассаме погода относительно неплоха, то общество начинает...я бы сказала, смердеть. Все обсуждают всех - соседей, выборных лиц, участвующих в местном самоуправлении. Это как серпентарий, Марж, хоть погода на Сварге не лучше, но там такого нет. Я ещё до войны привыкла к корпоративным городам, привыкла к тому, что меня никто не обсуждает. И я тоже никого не обсуждала, пока после работы листала странички сетевого магазина, раздумывая чтобы ещё мне купить в свою квартиру.

Марж, я понимаю, что для вас это может быть странно. Люди как думают - для нас Нассам как для вас Земля, и нам здесь должно быть хорошо. На деле здесь нужно родиться и привыкнуть к тому, что вы называете промыванием костей, едва ли не с самого детства.

***

В тайне от Дани Маргарет заказала себе обновки - лёгкий-прелёгкий слегка просвечивающий свитер, короткую обтягивающую юбку и чулки. Неподобающая одежда для той, что скоро справит 43-х летие? Возможно - множество сверстниц Маргарет уже имеют детей в возрасте 15-17 лет, давно замужем и одеваются совершенно по-другому. А её судьба сложилось совсем иначе.

Война проглотила Маргарет видной 25-ти летней медсестрой, за которой пытались приударить сразу два врача с её отделения. Потом война жевала её, смачно чавкала в процессе, и в конце концов отхаркнула её уже 36-ти летней "мочалкой", которой можно было пугать непослушных детей. Поседевшей и с огромными глазами от перманентного стресса, грубой, циничной, матерящейся. Маргарет по сути дела до сих пор не вернулась в нормальное довоенное состояние, она имеет основания полагать, что война выгрызла из неё почти всю молодость, так что она хочет одеться именно так. Свои обновки она получила на почте возвращаясь с Тиной с вершины острова, быстренько вернулась в полупустую гостиницу, так же быстренько переоделась и едва не бегом ринулась к клинике, потому что долгую прогулку и разговоры с Тиной она не планировала.

Артамонов выходит из колбы для лечебного сна почти с отсутствующим зрением - первые минуты он видит только тьму со светом и крупные цветные пятна. Персонал клиники доводит его до винтовой лестницы, а дальше он поднимается сам.

Маргарет незначительно ниже его, она нежно прикладывает свои руки к его ушам, целует его в лоб тихо приговаривая "мой лётчик-налётчик". Зрение Артамонова улучшается и Маргарет в заказанной одежде производит на него настоящий вау эффект.

- Ну ты даёшь.
- Нравится?
- Нравится. Но не совсем то для ресторана.
- Я тебя умоляю - в "ресторане" будем только ты и я!


Ресторан по-азадийски это круглое, точнее цилиндрическое здание. Внутри него круглый стол на 12 персон и весь "ресторан" нужно заказывать заранее. В "ресторане" чаще всего проводятся деловые переговоры, реже то, что можно назвать отдалённым аналогом свадебной церемонии. Когда-то "ресторанов" на острове было четыре. Сейчас они абсолютно не востребованы, не востребованы настолько, что у трёх из них вообще отсутствуют собственники. Собственнику же четвёртого "ресторана" удалось выжить в войне, но теперь он на старости лет такой же ловец морской живности, как и все остальные.

Даня с Маргарет нашли его. Нашли, сказали, что хотят встретить Новый год в сколь либо торжественной обстановке, так что нельзя ли вновь открыть этот "ресторан" ещё на один раз. Азадиец призадумался - вычерпать воду, всё отмыть, немного привести в порядок, проветрить, чтобы запахи тины ушли, закупить продуктов ну и наконец что то же должно остаться и себе, правильно? Он заявил, что за всё про всё он хочет 20736 данов. Кому-то может показаться что сумма странная, но только не для азадийцев, ведь они пользуются не десятеричной а двенадцатеричной системой счисления, а 20736 это двенадцать в четвёртой степени. Так что для владельца эта сумма весьма круглая. А он уже немолод. Немолод, на языках людей разговаривает плохо, потому что нет практики - в сопротивлении он не воевал, в армию попал, когда новое азадийское правительство в 2317-м в рамках мобилизации "подметало" всех, кого можно и немножко кого нельзя. К тому же он служил в подразделении где людей не было, только свои, и к людским реалиям он привыкнуть не успел. Так что не стоит удивляться что запрошенная сумма именно такая.

Двадцать тысяч данов с небольшим - неплохие деньги только для этого бедноватого острова. Тысяч сто здесь едва ли не целое состояние, а Даня и Маргарет получают столько меньше чем за полмесяца. Так что они легко расстались с запрошенной суммой и сейчас, когда до нового 2334 года остаётся чуть меньше трёх часов они находятся в определённом предвкушении.

Снаружи здание "ресторана" не прихорашивали, очевидно, это потянуло бы на совершенно другую сумму. А внутри...необычно. Сидеть предлагается не на скамейках или стульях, а на металлических сетчатых креслах-качалках, чтобы всё выглядело аккуратно отмыли все двенадцать кресел. Стол тоже сетчатый металлический, он очень похож на столы стоящие на верхушке башен, разве что этот немного поменьше. Ну а еды хватит минимум на четверых. "Осмьминоги" помельче, "осьминоги" покрупнее, головоноги, в том числе знаменитые и самые желанные Сенарские головоноги. Водоросли разных цветов, холодная газировка в оригинальных кувшинах с плотной крышкой. Ну и конечно же выпить. Выпивки столько, что её хватит на половину взвода.

Иногда Маргарет забывает, что она довольно рослая "девочка", уже не такая стройная, как во времена своей юности. Забывает и устраивается к Дане на коленки. За ними никто не наблюдает, так что они могут куражиться как душе угодно - целоваться, кормить друг друга с ложечки, с этого, собственно, всё и началось. Но продолжалось не слишком долго, потому что Маргарет не забывает почему они здесь, что это за клиника такая, в которую Даня ходит каждый день, и как так получается, что в неё попадают лечиться. Маргарет выпила из глиняных бокалов немного азадийской выпивки, её внутренние тормоза ослабли и она начала говорить то, что думает.

- Данил, мне кажется, или об отставке мы говорим почти весь последний год?
- Возможно. Но, знаешь, уходить сейчас мне просто неудобно. Я не знаю, сколько заплатили клинике, но этот реабилитационный курс - лучший из тех с которыми я сталкивался.

Не хочу быть пафосным, но, возможно, мы ещё можем быть полезными. Причём полезными не дядям с миллиардами на банковских счетах и не кукловодам с властными рычагами.

Маргарет, я помню, что мы уже давно говорим об отставке. И догадываюсь, что прервать наши жизни может даже...
- Но-но-но. Обнови бокал даме!


Маргарет прекрасно может налить себе сама, она делает вид, что всё ещё куражится.  Только делает вид, потому что понимает - когда их сбросили с крейсера над Карритой, в подвесных кислородных баках кислород мог давно испариться, да много что могло пойти не так, и сейчас их бы не было в живых. Она гонит от себя эти мысли и постоянно думает о том, не заплатить ли ей денег клинике за небольшой персональный реабилитационный курс. Чтобы воспоминания о временах когда кто-то из них мог бы погибнуть ушли, а радость в праздники была бы светлой и подобные реплики не приходилось бы вышучивать.