Зиккурат

Письменный стол, за которым сидел учитель истории Степанов, видывал многое. Бережливые хозяева накрывали его оргстеклом, беспечные ставили горячую чашку прямо на лакированную поверхность, оставляя тем самым о себе напоминание будущим владельцам. Дверца стола провисала, и ее приходилось приподнимать, чтобы закрыть. Пожалуй, он дошел до той кондиции, когда на него можно было бы приклеить наклейку автолюбителей, от которых однажды отвернулась Фортуна: «Ранен, но не убит».

В углу учительской, рядом со шкафом, за своим столом сидела Верочка – молоденькая учительница рисования и черчения, работавшая в школе второй год. Изо всех сил изображая занятость, она ждала, чтобы коллеги скорее покинули учительскую и она осталась со Степановым наедине. Она изучила начинающие желтеть листья на деревьях, свой маникюр, отметила, что на подоконнике остались известковые следы от слишком обильного полива цветов, посмотрела в зеркало, подкрасила губы и, дождавшись, когда все посторонние ушли, подошла к Степанову.

— Чем занят, Миша?
— Седьмой класс сдал работы, проверяю.
— Как интересно, можно я посмотрю?

Не дожидаясь разрешения, Верочка взяла первую попавшуюся работу, якобы совершенно случайно коснувшись своей рукой руки Степанова. Вздернутый любопытный нос, как у мышки, двигался вместе с глазами по тексту, смысл которого Верочка и не пыталась уловить. Наконец, она решилась.

— Миша, может быть, зайдем попить кофе после работы? Я сегодня устала, хочется расслабиться немного. После каникул тяжко дается работа.

Степанов напрягся. Не то чтобы Верочка была ему неприятна, но свидание в его планы не входило. «Пожалуй, не надо было целоваться с ней на корпоративе. Напридумывала теперь. Чёртов алкоголь! Что ей от меня надо?» — подумал Степанов.

— Вера, я только за, но, видишь ли, работы сегодня навалилось, домой взять придется.
— Давай я тебе помогу, вдвоем быстро управимся.
— Ну ладно тебе, у тебя ж другой профиль… не стоит, я сам.

Верочка уставилась на Степанова: «Почему этот рот говорит так много слов, вместо того чтобы снова меня поцеловать?» — пронеслось в ее голове. Но, вернувшись к реальности, она собралась и сказала:

— Давай, давай, быстро все проверим.

Работающий с детьми, казалось бы, наделенный даром сохранять спокойствие в любых ситуациях, Степанов стал раздражаться. Суета, создаваемая этой маленькой женщиной, вместе с претензией на его время выбивали его из колеи.

— Осторожно, не порви. Это моя работа, зачем тебе ее делать? У тебя и своих дел полно. Да и откуда тебе знать то…
— Что знать?
— Ну, там есть весьма специфические моменты.
— Уж школьную программу я знаю!
— Хорошо, — фонтаном била желчь внутри Степанова.
— Что такое зиккурат?
— Зиккурат? Ммм… физик!

Глаза Степанова восторженно округлились, а озорной черт весело заплясал, обещая сладостные мгновения садистического наслаждения.

— Физик?
— Да, Зиг Курат!

После слова «зиг» в голове Степанова тысячи правых рук взмылись в небо, а по ступеням древних пирамид, как в электронной игре «Ну, погоди!», катились головы принесенных в жертву пленных юношей. На вершине пирамиды-зиккурата стоял он – великий жрец, а может быть, даже бог, волей которого вершатся людские судьбы. Сегодня этот бог хотел крови, крови девушки, что сама решила лечь на жертвенный камень! Рот, что не спешил расцеловать Верочку, растянулся в улыбке, улыбке жестокого гроссмейстера, обыгравшего в шахматы пятилетнего ребенка.

— Да, ты права, это физик, но чем же он известен?
— Да откуда мне знать?

Верочка заметила издевательский тон человека, с которым еще пять минут назад хотела провести вечер, а ее черные глазки заблестели от с трудом подавляемых слез.

— Спроси у своей физички, чем он известен. Она умная – все тебе расскажет. Обсудите всю физику с ней.

Степанов сорвался с цепи. Обиженному тридцать лет назад ребенку как будто представилась возможность взять реванш за все свои неудачи.

— Даааа, Ира — прекрасный педагог! И о законе Ома с ней можно поговорить.
— Какого Ома?
— Вселенский закон, известный с древнейших времен. От вибраций звука «ом» и произошла вселенная!
— Какая вселенная? Что ты несешь?

Вера не слушала уже выступления Степанова, для которого учительская превратилась в сцену театра, на которой он был Нероном. Она взяла сумку, плащ и быстро вышла, оставив победителя интеллектуального поединка в одиночестве.

— Глупа до святости, — бросил он в сторону закрывшейся двери.

Степанов победил.