Утешение

Я сидела в тишине, как часто сижу, когда никто не видит. Руки мои, привыкшие к молитве, сами собой поднялись к небу, к нему, к тому, кто знает всё. И в этот миг ко мне пришла она. Я услышала её ещё издалека — шаги её были тяжёлыми, будто каждый шаг отрывал от земли кусок её сердца. Она шла, спотыкаясь, и плакала. Плакала так, что небо, казалось, готово было разверзнуться от её горя.

Она упала передо мной на колени, и я почувствовала, как её слёзы жгут мне кожу. Её руки сжали мои колени, будто она боялась, что я уйду, что оставлю её одну с этой болью. А я... я знала эту боль. Я знала её так хорошо, что она стала частью меня. Я смотрела на неё, на её лицо, искажённое страданием, и видела себя. Себя в тот день, когда мой сын был казнен.

— Он умер, — прошептала она, и голос её был как ветер, ломающий сухие ветви. — Мой мальчик... Мой сын...

Она не могла сказать больше. Её слова тонули в рыданиях. Я наклонилась к ней, обняла её, как когда-то обнимала своего сына, когда он был ещё ребёнком. Её тело дрожало, как дрожит лист на ветру, готовый сорваться и упасть. Я гладила её волосы, тихо шепча слова утешения, которые сама когда-то хотела услышать.

— Я знаю, — сказала я. — Я знаю, как это больно. Я знаю, как это — терять сына.

Она подняла на меня глаза, полные слёз и вопроса. В них читалось: «Как ты можешь знать? Как ты можешь понять?» Но я поняла. Я поняла её лучше, чем кто-либо другой. Я взяла её руки в свои и сжала их. Её пальцы были холодными, как лёд.

— Он был твоим светом, — сказала я. — Твоим смыслом. И теперь тебе кажется, что свет погас, что смысл потерян. Но это не так. Он всё ещё с тобой. Он всегда будет с тобой.

Она смотрела на меня, и я видела, как её боль медленно превращается в тихую грусть. Она всё ещё плакала, но её слёзы стали тише, как дождь, который перестаёт быть ливнем и становится мелким, почти нежным.

— Я не могу... — начала она, но я прервала её.

— Ты можешь. Ты сильнее, чем думаешь. Ты вынесешь это, потому что ты — мать. И потому что ты не одна.

Она закрыла глаза и прижалась ко мне. Её дыхание стало ровнее, спокойнее. Я чувствовала, как её сердце, разбитое на тысячи осколков, начинает медленно собираться воедино. Не сразу, не сегодня, но оно соберётся. Потому что так устроена жизнь. Потому что так устроена любовь.

Когда она ушла, я осталась одна. Небо над моей головой было ясным, но в моей душе была тихая грусть. Я подняла глаза и увидела своего сына. Он стоял там, в лучах света, и смотрел на меня с любовью.

— Мама, — сказал он, и его голос был как музыка, которая лечит душу.

— Сынок, — ответила я. — Ты видишь их? Видишь, как они страдают?

— Вижу, — сказал он. — Но ты помогаешь им. Ты даёшь им надежду.

— Это так тяжело, — прошептала я. — Видеть их боль.

— Я знаю, — сказал он. — Но ты сильная. Ты всегда была сильной.

Я закрыла глаза и почувствовала, как его свет окутывает меня. Боль и отчаяние, которые я чувствовала, уступили место тихой грусти. Грусти, которая не разрывает сердце, а лечит его. Грусти, которая напоминает, что жизнь — это не только страдания, но и надежда. Надежда на то, что однажды мы все встретимся снова.