Заблудший Глава 7. Спасители

Дождь. Страшный ливень. Небо, свинцовое и грозное, зависло над землей, слившись воедино. Сильный порывистый ветер играючи подхватывал тяжелые потоки и неистово бил, словно картечью, по крышам и стенам серых одиноких избушек, разбросанных на затерянном клочке суши в Обском море. В этом Богом забытом месте не было ни электричества, ни дороги, связывающей это место хоть с каким-нибудь мало-мальски благоустроенным населенным пунктом.
В маленьком оконце одной неказистой избушки тускло светилась лучина, и там то и дело мелькала старческая фигура.
- Щас, сынок, потерпи, - шамкала беззубым ртом бабка Дуня, наливая в кружку травяного отвара.
- Пить... пить, - доносилось с широкой лавки, стоявшей у печки.
- Бог ты мой, опять весь в огне! - сокрушалась бабка. - Что ж ты, сынок, все не приходишь в себя? Все бредишь...
Больной жадно глотнул несколько раз и устало откинулся на подушку. Глаза его открылись, и бабка Дуня уловила в них осознанный взгляд.
- Сынок, а сынок, ты меня слышишь? Ты кто? Как звать то тебя? Скажи хоть слово! - заглядывая в глаза, спрашивала бабка.
- А... Александр я, где я?
- Хорошо, хорошо, Александр! - обрадовалась бабка. - Ты больше не разговаривай, молчи. Ты шибко слаб... Слава Богу, очухался! Мы уж думали... Слава Богу! Ты, сынок, молчи, молчи. Я сейчас тебе молочка тепленького налью. Молочко козье, вкусное, полезное, - бубнила бабка, доставая котелок с молоком из печки. - Главное, очухался... И, слава Богу!
Бабка Дуня проворно заполнила молоком кружку и преподнесла к моим губам, заботливо поддерживая голову.
- Манька добротная, ладная коза, - говорила она. - Правда, Васька, антихрист окаянный, козел наш бородатый, постоянно домогается, но мы его тоже любим, он у нас умный, хоть и ужасный баловник... Ну, как?.. Лучше?..
Я мучительно растянул губы, но вместо слов послышался клокот.
- Ничего, ничего, сынок, все будет хорошо. Главное, очухался. Теперь уж точно поправишься и силы быстро наберёшь. Ты спи, спи. Раз с того света вернулся, значит, долго жить будешь. Скоро дед придет, рыбки свежей принесет...
Но дед Тимофей появился не скоро. Бабка Дуня не находила себе места, как вдруг хлопнула дверь, и в избу ввалился крепкий живой старичок. Его белая борода, мокрая и длинная, топорщилась клочками в разные стороны, как у козла Васьки. Дед съежился и крякнул, потом молодецки расправил плечи и ловко сбросил с себя широкую брезентовую накидку. Бабка сразу же засуетилась, радостно ворча.
- Ты что ж, старый, так долго? Дождь давно кончился, темень на дворе, а тебя все нет и нет.
- Да попал в ураган, чуть лодку не перевернуло, - пыхтел дед, стаскивая огромные болотные сапоги. - Пришлось прижаться к берегу и переждать ливень.
- А рыба хоть есть?
- Обижаешь, бабка! - сняв, наконец, сапоги и крякнув, важно сказал дед. - Когда ж я без рыбы возвращался?! Правда, сеть развернуло, потрепало немного, но ничего, далеко не утащило, - нашел! Волны то здоровенные!
- Тише, тише, старый! Вишь, герой нашелся! Разошелся! - прервала бабка, обеспокоено поглядывая на лавку. - Парень только уснул. Очухался! Александром кличут.
Дед, хрустнув суставами, осторожно подкрался к лавке и внимательно осмотрел спящего.
- Я его молочком напоила. Не шуми! Пускай спит, сил набирается.
- Пускай, - согласился дед. - Ты к нему сильно то не приставай. Захочет, сам расскажет. Видно, что-то с ним случилось. Слава Богу, хоть живой остался! Совсем, ведь, молодой.
Уже шел второй месяц после того, как дед Тимофей приволок меня, бесчувственного, в свою избу.
Тогда дед рано на заре проверял сети, поставленные в облюбованном диком затончике, где прикормленная им рыба буквально кишела и никогда не переводилась. Дед еще издали приметил какой-то странный похожий на буй предмет, и около него, мелькая на поверхности воды, что-то периодически всплывало и погружалось. Буем оказался портфель, а к нему был привязан человек, и дед очень удивился, когда нащупал слабый пульс.
Я быстро набирал силы.
Портфель, завернутый в целлофановый мешок и обвязанный капроновым шнуром, так и лежал под лавкой у печки. Дед, когда притащил меня и портфель, сразу же предупредил бабку, что рыться в чужих вещах, пока есть хозяин живой, нет смысла, а там видно будет.
Я уже без труда сидел и самостоятельно принимал пищу. Однажды, когда бабка с дедом отсутствовали, я решил открыть портфель. Пачки купюр были сухие. Достав одну из пачек, я сорвал упаковку, и нарезанная бумага расползлась под давлением пальцев. Я достал еще пачку, потом еще и еще. Перебрал все пачки.
Нехорошая усмешка мелькнула на моем лице, а в глазах вспыхнули и тут же погасли злые искорки.
В пачках были настоящими только первые и последние купюры. Набралась незначительная сумма. Всю нарезанную бумагу я сжег в печке.
«Знал бы Башков, ради чего рисковал. Надо же, купился! Ловко нас подставил Петрович!» - мелькнула мысль.
Я закинул портфель под лавку и вышел во двор. Около изгороди валялись распиленные на части стволы сосен. Я взял топор и начал обрубать ветки. Физические упражнения на свежем воздухе подпитывали ослабленный организм живительной энергией. Мышцы от работы радостно гудели и выгоняли недуг. Появлялась уверенность и жажда действий. Я уже играючи расщеплял надвое крупные пни. Горка дров росла.
Вдруг меня кто-то толкнул. Я обернулся и рассмеялся. Передо мной стоял и грозно сучил копытцами лохматый черный козел. Он усердно тряс жиденькой бороденкой и явно готовился к нападению.
- Ты Васька, что ли? - спросил я, улыбаясь.
Козел подпрыгнул и хотел боднуть. Я отступил назад и рассмеялся.
- Ну, ты и козел! - сказал я и опять рассмеялся. - Действительно, козел! Васька, перестань хулиганить, а то уши надеру! - но козел лез бодаться и злился, что не доставал, он сучил передними ножками и отчаянно тряс бородой. - Что я тебе плохого сделал? А ну-ка перестань, говорю!
Я легонько хлопнул его ладошкой по лбу, тот отскочил назад и замотал головой.
- А вы дайте ему кусочек хлеба, он и перестанет. Или за бороду схватите, - раздался мягкий спокойный женский голос.
За изгородью стояла статная молодая женщина. Черное платье и черный платок, накинутый на голову, придавали ей внушительный вид, а большие темные глаза и умный проницательный взгляд вызывали уважение и какую-то необъяснимую тревогу.
- Здравствуйте! - сказал я, с любопытством разглядывая загадочную женщину.
Женщина, не сказав больше ни слова, пошла дальше своей дорогой. Она, прямая и гордая, храня безмолвную печаль, исчезла в густых зарослях леса.
Я удивленно проводил ее взглядом, усмехнулся и присел передохнуть на пенек. Васька затаился рядом, виляя, как собачонка, хвостиком.
- Ну, иди, иди сюда, шалунишка! - ласково позвал я козла.
Тот подкрался ко мне и доверчиво уложил козлиную голову на колени. Я рассмеялся и принялся чесать его за ухом. Ваське очень нравилось. Он засопел от удовольствия и преданно, то и дело жмурясь, заглядывал в глаза.
Скоро появилась бабка Дуня. Она вышла оттуда, где только что исчезла неизвестная женщина, неся огромную корзину, заполненную разными травами.
- Сынок, ты уже на ногах, - подходя, сказала она. - Ой, да ты и дров наколол! Рано тебе еще напрягаться.
- Ничего, бабушка, нормально! Так быстрей в форму войду. Я тут с Васькой сдружился. Хороший он парень! Он то мне и помог.
Я, улыбаясь, встал и принял у бабки Дуни корзину.
- Да она легкая, - уступая, сказала бабка. - Я встретила Марию, она и сказала мне, что ты работаешь по хозяйству.
- Так ее Мария зовут?!
- Ты ее тоже видел?
- Да... странная какая-то...
- Вдовая она. Уж третий год одна живет. Мужа и малолетнего сына мертвыми в лесу нашли. Зарезали... Так и не знаем, кто это сделал.
- А полиция?
- Какая тут полиция! Здесь такое место, что сам черт... О, Господи, прости мою душу грешную! - бабка Дуня испуганно перекрестилась. - Ладно, сынок, пойдем в избу, - и, перейдя на шепот, добавила. - Ты лучше подальше держись от Марии, в ней нечистая сила. Люди говорят, у нее по ночам черти пируют, - бабка опять испуганно перекрестилась. - Что-то деда долго нет...
Рано утром мы с дедом Тимофеем отправились на лодке проверять сети. Я сидел за веслами. Четырехместный ял, устойчивый и надежный, ровно резал волны, скользя вокруг затерянного островка. Дед, откинувшись на задней банке, курил самосад и думал о чем-то своем. Слегка поскрипывали уключины, я на ходу смочил их водой, и скрип прекратился. Дед, щурясь, посмотрел на утреннюю зорьку и довольно крякнул.
- Вон видишь дом с черной крышей, - сказал он, указывая рукой на крайнюю избу над обрывом, - там живет Мария. Плохо, что она тебя видела. Мы с бабкой переживаем. Ты не улыбайся, Сашок - это серьезно! Она бесовская женщина! Сатанистка! У нее по ночам собираются страшные люди, они откуда-то на катере приходят, и там что-то ужасное творится. Говорят, что они убили ее мужа и сына, даже, будто, с ее согласия.
- Да она, наверное, психически не нормальная, - сказал я.
- Она училась в городе на врача и там связалась с какой-то сектой, - продолжал дед. - Говорят, от них то и родила. Наш местный парень Федор, царствие ему небесное! Работящий был мужик! Взял ее с ребенком и привез сюда, но они и здесь ее нашли. Люди сатанистами их называют. Они появляются на острове несколько раз в месяц, они-то и привозят с собой муку, сахар, крупы и прочее, что необходимо для нашего жития-бытия. Мы потом у Марии обмениваем на то, что придется. Они охотно берут дурман-траву, я меняюсь на рыбу.
Дед замолчал, тревожно поглядывая на сатанинский дом. Я, налегая на весла, дышал полной грудью и думал, знает ли кто из представителей власти о существовании этого острова и о людях, живущих здесь.
По команде деда я направил лодку в тихий затончик, пронзающий островок далеко вглубь. Высокие густые заросли стояли сплошной стеной вдоль всего берега. Яркое восходящее солнце, чистая с голубизной вода, обилие сочных трав и кустарников, цветов и красок, свежий наполненный диковинными запахами воздух, - все это вкупе вызывало необъяснимый дикий восторг.
- Жми к поваленному дереву, - командовал дед.
Лодка, скользнув днищем по песку, легла носом на берег, и дед шустро привязал ее к стволу.
- Пойдем, я тебе кое-что покажу, - загадочно сказал он и повел, разгребая заросли, в лес.
Мы вышли к оврагу, поросшему колючим густым кустарником. Дед присел и развел кусты в стороны, и перед нами открылся овальный вход, ведущий вовнутрь обрыва. Вход был привален массивным куском дерева, заменяющим дверь.
- Здесь у меня хранятся запасные сети, резиновая лодка, есть сухие вещи и кое-какая провизия, - важно сообщил дед, освобождая проход и зажигая керосиновую лампу.
Под землей находилось целое помещение, вырытое в глинистой породе то ли дедом, то ли самой природой, площадью с небольшую комнату. Дед подошел к сундуку и, порывшись там, достал длинный завернутый в старую затертую телогрейку предмет.
- Это винтовка! - гордо, вдруг разом помолодев, сказал он, освобождая предмет от промасленных тряпок. - С ней еще мой отец в гражданскую ходил! - он развернул винтовку, и, погладив ладонью по стволу, передернул затвор. – Ай, хороша! Как новая! И патроны есть! Их у меня тут целый ящик! Бабка разругалась, что я все дома держал, вот пришлось сюда перевезти. Мало ли что, может и сгодится когда.
- Дедушка, можно я подержу винтовку? - загорелся я, блестя глазами. - Действительно, как новая!
- Так я за ней ухаживал, смазывал. Правда, стрелял всего раз пять. Я с нее однажды убил здорового матерого волка. Правда, давно это было, - похвастался дед. - Потом стрелял больше из хулиганства, вот бабка и ругалась. А теперь она мне и вовсе ни к чему, просто, лежит на всякий случай...
Назад пришли с рыбой. Улов был, как всегда, удачный.
Васька, виляя коротким хвостиком, радостно скакал навстречу и легонько бодался. Бабка Дуня сразу же засуетилась, накрывая на стол, а мы с дедом за это время быстренько перебрали сети и вывесили их на просушку.
На острове начинался обычный неторопливый день.