Нимфетки Набокова и Достоевского

(дополнение к диплому)

1.
Если продолжить разговор о «Лолите» в связи с Достоевским, то нельзя обойти роман «Бесы» и запрещённую главу «У Тихона» в нём. В лекциях по русской литературе Набоков бегло комментирует этот роман Достоевского, называя его «топорным», выделяя лишь описание Тургенева в образе писателя Кармазинова (нет большой надобности доказывать, обманывает нас Набоков или нет; в романе  даётся пряма оценка Тургенева без всяких масок). Серьёзные исследователи отмечали, что это не новость — тяжелый стиль Достоевского, нету открытия в том, что в «Бесах» (да и в других романах) нет, говоря просто, художественной поэзии. А есть идея и есть её драматургия. Есть штамп: «Бесы» — это о террористах-убийцах, а опыт общения в тайном кружке у Фёдора Михайловича был. Но это на поверхности. Главным героем, который до поры до времени существует как бы за кулисами повествования, является Николай Всевлодович Ставрогин (см. Бердяев, «Ставрогин»).
Для начала нужно дать краткий обзор всего романа «Бесы» в связи с некоторыми темами «Лолиты». Да общий эффект романа нужно освятить.
Начнём совсем издалека. «Бедная Лиза» Карамзина. Более созвучно с фамилией «Кармазинов», в романе «Бесы» есть такая Lize, которая подходит под определение «бедной» (из-за «сватающихся» мужиков).
(В романе встречается персонаж по фамилии Розанов; часть ли темы эротики, намёк ли на философа Розанова?)
Есть прямой дедушка Гумберта, многочтимый дядюшка Степан Трофимович Верховенский. В его руки попадает девочка  для воспитания (воспитывалась с 8 по 11 лет; набоковская нимфетка по определению это девока 9 — 14 лет); он рассказывает «поэмы об устройстве мира, земли, об истории человечества». Лекции о первобытных людях она считала «занимательнее арабских сказок». «Удивительно, как к нему привязываются дети!» Он сам «влюбился в прелестного ребёнка». Лиза передразнивала его. Он узнал об этом, застукал врасплох. «Сконфуженная Лиза бросилась к нему в объятия и заплакала. Степан Трофимович тоже, от восторга».
Термин charmante enfant («прелестное дитя» с франц.) проходит нитью и в «Лолите» и в «Бесах».
«Бесы» во многом всё-таки есть повествование о будущей революции (сексуальной в том числе). А революция требует: «Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве». «Разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себя любящую мразь, — вот чего надо». Идеал Содомский. Но есть и идеал Мадонны, когда «любовь есть венец бытия». «Любовь выше бытия».
И без главы «У Тихона» ясны следующие признания Ставрогина: «Я пробовал большой разврат и истощил в нём силы; я не люблю и не хотел разврата». Это более красочно и подробно говорит Гумберт Гумберт. Набокова. Ставрогину позавидовал бы и сам маркиз де Сад (и по накалу разврата и по идее покаяния).
Покаяние — темы главы «У Тихона». Христианство ищет великого покаяния у великого грешника. Такое возможно. Например, царь Давид, давший в псалмах пример такого покаяния, покаяния ещё до проповеди Христа. Это в «Бесах» звучат две главные идеи всего Достоевского: 1) в выборе между Христом и истиной (если бы они были порознь), надо выбрать Христа; 2) русский народ — народ-«богоносец». Без этого Достоевского не понять.

2.
Преступление без наказания делает человека несчастным (по мысли Платона). Церковь учит покаянию. И Гумберт несёт покаяние, и Раскольников, и Ставрогин. Путь раскаяния Гумберта вне Христа, он кается перед миром, воспринимаемым через художественное мировоззрение, перед эстетикой. Ставрогину нужен старец Тихон.         
Глава «У Тихона» была изъята по требованию редактора М.Н. Каткова («Русский вестник»), обросла при этом слухами: не стал ли сам Досоветский маркизом де Садом (вспомним, что «Лолита» «поднялась» на споре двух англоязычных литераторов). Глава должна была стать главой № 9 второй части. Сейчас же более популярные издания обходят главу стороной.
Сюжет прост. Ставрогин едет к старцу Тихону с написанной «Исповедью», в которой кается в совращении девочки Матрёши (14 лет, поздняя нимфетка). Нет слёз, нет и сильного сокрушения. Он как бы хочет поиграть с православным старцем, проверить общее расхожее мнение о христианской жизни. В наше время он бы охотнее поехал к психоаналитику.
Необходимо сравнить Лолиту и Матрёшу (ради этого и задуман этот поясняющий текст).
Девочки разных веков и континентов. Россия ХIХ века — совсем не Америка ХХ века. Мать Лолиты не любит дочь, равнодушна к ней. Мать Матрёши задаёт дочери порку по всем мелочам. Ставрогин даже подстраивает вину её, чтобы мать выпорола. Лолиту по крайней мере мать не секла!
Девочек не насилуют. Они обе принимают сексуальные ласки. Лолита (уже не девственница) потворствует похоти Гумберта из какого-то «спортивного интереса». Она вульгарна, для неё близость с мужчиной — шалость. После она сокрушается за физическую боль. Матрёша. Ставрогина «девочка обхватила за шею руками и начала вдруг ужасно целовать сама». После она сокрушалась, что «Бога убила». Грозила Ставрогину кулачком. Она повесилась. Лолита заплакала, когда узнала о  смерти матери (она пока не знала, что ждёт её с Гумбертом). Лолита умирает много позже — от родов (у неё другой мужчина).
Оба педофила сознают всю ответственность. Соблазнили кого из малых сих. Гумберт, напомним, считает убийство менее страшным грехом, чем разврат с ребёнком. Убил порнографа (персонифицированный разврат), которого любила Лолита. Ставрогин считает, что совершить более тяжкий грех уже нельзя. «Великое и страшное преступление, сильнее которого быть не может». Матрёша преследует его как некоторая «галлюцинация». До Лолиты Гумберта преследуют нимфетки. «Новое преступление» или «исповедь» нисколько не избавляют их от их преступления с ребёнком.
Гумберт пишет художественную исповедь, сам роман преподносится как исповедь. «Исповедь» Ставрогина хромает стилистически. Сладострастие Гумберта логичнее. Ставрогина захватывает сама низость, гадкость. Упоение сознания низости, позорное и неистовое ощущение, «звериное сладострастие». Упоение от сознания подлости. Гумберт пытается ещё себя оправдывать, ссылаясь на историю поэзии и культуру.
Тихон читает исповедь Ставрогина. Он не оправляет грешника в монастырь, как тот подразумевал. Просто послушание. Простит ли Христос, если найти способы простить себя? Очистят ли «слёзы над бедной девочкой»? Есть ли «спасение в искусстве»?
Страсть к маленьким девочкам преследует Гумберта всю жизнь. Ставрогина преследует сам дьявол. Николай Ставрогин так и спрашивает у Тихона: «А можно ли веровать в беса, не веруя совсем в Бога?»
Гумберт в нимфетках искал рай: остров, где он среди них один, где царствует Лолита. Ставрогин видит блаженный остров во сне, уже после греха. Именно картина Клод Лоррена «Асис и Галатея» («Ацис и Галатея»). «Это — уголок греческого архипелага; голубые ласковые волны, острова и скалы, цветущее прибрежье, волшебная панорама вдали, заходящее зовущее солнце — словами не передашь». У Гумберта: «зримые очертания (зеркальные отмели, алеющие скалы) очарованного острова, на котором водятся эти мои нимфетки, и который окружен широким туманным океаном». У Ставрогина «земной рай» не такой индивидуальный. Ему мнится «колыбель человечества», невинные люди, счастливые и прекрасные, их простодушная радость, невероятная мечта. Ощущение счастья во сне.
Читали ли Набоков главу «У Тихона»? Даже если и нет, то это большая интуиция.   
Персонажи «Бесов» почти все сумасшедшие, персонажи «Лолиты» задыхаются от бездуховности.
Остаётся последний вопрос. Нужна ли «Лолита»? Нужна ли глава «У Тихона». Оглядывая всю данную работу, мы напоминаем, что «Лолита» нужна как великий урок «высокоморальной морали». Но роман «Лолита» выплыл как повод для обширной дискуссии.
Без главы «У Тихона» пропадает сообщение о старце Тихоне в другой главе, пропадает совет к нему обратиться. Глава нужна стилистически, логически. С другой стороны, образ Ставрогина в главе слишком яркий, явственный. Такой апофеоз опускает нашего развратника на самое дно, что и другие его похождения кажутся игрушкой. Приводимый сон должен бы был стать явью и завершить «Бесов».
В. Л. Комарович, посвятивший этому вопросу статью, заключает, что «Исповедь» Ставрогина, как отголосок оптимистического замысла Достоевского, неизбежно должна была исчезнуть...