Простое счастье доктора Вершининой. Глава 12

Вся следующая неделя прошла для Таисьи как во сне. Она принимала пациентов, делала назначения, внешне все было как раньше. Но в голове была сумятица. Она никак не могла забыть слова Ольги Васильевны  о том, что  Илья Остапович влюблен в нее. Ей не хотелось, чтобы главврач заметил в каком смятении она находится, поэтому, придя на планерку, садилась в самый дальний угол и молчала, не задавала вопросов, не требовала, чтобы детской поликлинике уделялось больше внимания. Однажды даже  Илья Остапович обратил внимание на то, что Таисья Евгеньевна стала слишком молчалива, не задает вопросов и не принимает участия в обсуждениях.
- Таисья Евгеньевна, Вы не больны? Что-то Вы слишком молчаливы.
Она ответила при этом не глядя на Илью Остаповича и не поднимая глаз, чтобы он не догадался о том, что творится в ее душе:
- Простите, Илья Остапович, голова занята личными проблемами.
- Ну хорошо. Как с роддомом? Распределили обязанности со  Светланой Геннадьевной?
- Да, распределили. Я до десяти утра буду смотреть деток в роддоме. В это время Светлана Геннадьевна будет вести прием. В десять она уходит на прием здоровых ребятишек, а я веду прием больных пациентов.
- Вопросы какие-то есть?
Конечно, вопросы к Илье Остаповичу у Таисьи были, но такие вопросы на планерке не обсуждают.
- Нет.
В пятницу они вместе с Ольгой Васильевной сходили к нотариусу,  где  заключили договор о рассрочке оплаты и оформили сделку по продажи квартиры в МФЦ. Ольга Васильевна попросила у Таи два дня на то, чтобы собрать и вывезти личные вещи. Договорившись, что она приедет в воскресенье вечером за ключами от квартиры, Таисья поехала в деревню. За выходные, вдали от людских глаз, ей надо было обдумать все новости, успокоиться и подумать, как ей дальше общаться со своим непосредственным начальником.
В субботу она проснулась позже обычного. Но длительный сон оказал свое благотворное действие. В голове уже не было того сумбура, что творился почти всю неделю. Лежа в постели, она вспоминала их с Ильей встречи. Да он всегда здоровался с ней за руку. Теперь в свете сказанного Ольгой Васильевной ей казалось, что иногда он задерживал ее руку в своей чуть дольше, чем этого требовало приличие.  Выходя вместе с ней из кабинета, он обычно одной рукой придерживал дверь, а другой чуть касался ее талии. Но все это Таисья воспринимала лишь как дань вежливому обращению. А может, действительно в этом что-то есть? И так, и так прокручивала она в своей голове воспоминания о встречах с начальником. В конце концов отругала сама себя:
- Старая ты дура! Что ты себе навоображала? Подумай, кто ты и кто он! Пусть и раненый, но он еще мужик в расцвете сил. А ты кто, дурья  твоя голова? Без пяти минут пенсионерка! Разве мало  у нас в больнице молодых женщин, на которых бы Илья мог остановить свое внимание? Да полно — и не замужних, и разведенок. И ты надеешься на то, что этот здоровяк, который на десять лет младше тебя, обратит на тебя внимание? Точно — дура!
Неожиданно это помогло. Уже окончательно решив для себя, что все услышанное от Ольги Васильевны — пьяный бред пожилой женщины, она неожиданно успокоилась. На душе больше не было того смятения, что мучило ее  все эти дни. Чтобы больше не думать, отвлечься от размышлений об Илье Остаповиче, она решила лучше поработать руками. Сразу после завтрака затеяла стирку, а потом убирала в доме, подметала во дворе. Вечером, уже сидя в сумерках на крыльце дома, она отдыхала от работы. И хотя она очень устала  физически, но голова была чистой и светлой.
Таисья  сидела и слушала как стрекотали в траве  цикады. Где-то лаяла собака. Но лаяла она как-то неохотно, словно и она устала за длинный день и теперь просто отрабатывала вечернюю кормежку. Таисья смотрела на небо, на котором стали появляться звезды, сначала слабо заметные, но чем сильнее темнело небо, тем ярче становились звезды. Загорелась лампа на фонарном столбе и в ее свете заклубились комары, мошки и ночные бабочки. Стало совсем тихо.
- Ну что же, пора спать.
Неожиданно в вечерней тишине она услышала шаги. И, судя по звуку, эти шаги двигались в сторону ее дома. Таисья даже похолодела. Она еще не успела закрыть калитку на замок, а карабин в доме. Ей стало страшно. Кто знает, с какими намерениями идет к ней этот ночной гость. Но не было сил подняться с крыльца и зайти в дом. И все же она уже начала подниматься, но села обратно, услышав знакомый голос Михаила Осипова:
- Таисья Евгеньевна, не бойтесь, это я, Михаил.
Он вошел в калитку и подошел к Таисье.
- Здравствуйте, Таисья Евгеньевна.
- Добрый вечер, Михаил.
- Таисья Евгеньевна, Вы простите, что потревожил Вас так поздно. Но мне очень нужна Ваша помощь. Вернее, не мне, а жене моей Насте.
- А что с ней случилось?
Михаил помялся, а потом решил рассказать все как есть:
- Ну, Вы же знаете, какая она у меня горячая, на все реагирует. Не знаю, что между ними произошло, но поругалась она сегодня с Полиной Смирновой. А когда домой пришла, плохо ей стало. Сейчас вот лежит, стонет. Пожалуйста, пойдемте к нам. Помогите ей, пожалуйста.
Таисья сегодня очень устала за день. К тому же эта женщина была ей глубоко не симпатична. Но не может же она отказать в помощи больному человеку:
- Да, конечно. Я сейчас, только чемоданчик свой захвачу.
Напуганный болезнью жены Михаил легко подхватил чемоданчик Таисьи и шагал впереди нее широкими шагами. Тая едва поспевала за ним. Они подошли к дому Осиповых.  Что сразу неприятно поразило Таисью, едва она только вошла в дом — невозможный беспорядок. Везде были разбросаны какие-то вещи, засаленные шторы прикрывали вход в комнату из кухни. Но и в комнате порядка было не больше. Она сразу отметила и паутину, обвившую люстру, и засаленные спинки дивана, и покрывшуюся махровой пылью посуду в серванте.
- Миша, это ты? - услышала она голос Насти, лежащей на диване лицом к стене.
Услышав, что в комнату кто-то вошел, она тяжело перевернулась на другой бок. Диван жалобно заскрипел. Увидев, что Михаил пришел не один, она сразу принялась кричать на мужа:
- Ты моей смерти хочешь? Ты зачем эту ведьму сюда привел?
- Настя, успокойся, она врач, а не ведьма.
Но Настя не слышала его:
- Ведьма она, настоящая ведьма, я это нутром чую!
Поняв, что Михаил не сможет усмирить расходившуюся жену, Таисья решила взять инициативу в свои руки:
- А ну-ка, замолчали все!
Не ожидавшая, что в ее доме может кто-то командовать кроме нее, Настя поперхнулась на полуслове.
- Вот так-то лучше, а то аж в ушах звенит.
Таисья взяла стул, присела рядом с диваном.
- Освободите руку, я Вам давление измерю!
Опешившая от столь наглого поведения неожиданной ночной посетительницы, которая еще и командует ей, Настя поднялась, села на диване и протянула руку.
- Так я и знала.
- Что, Таисья Евгеньевна, что с ней? - уже с надеждой в голосе спросил Михаил.
- Гипертонический криз.  Давление 220/120.
- Это опасно?
Но Таисья не стала отвечать. Она тем же жестким приказным тоном скомандовала Насте:
- Раздевайтесь, я Вас прослушаю
Таисья долго прослушивала Настю. Та, пытаясь выразить свое  недовольство командовавшей ей ночной гостьей, презрительно кривила губы и недовольно сопела.
- Ложитесь на диван, сделаю укол.
Лишь сделав Насте укол, Таисья сочла нужным объяснить ситуацию, но не больной, с которой ей было неприятно общаться, а ее мужу:
- У Вашей жены, Михаил, высокое давление. К тому же, ее образ жизни привел к тому, что сердце у нее порядком изношено. Если она не изменит свой образ жизни, это может для нее плохо  кончиться. И вероятность этого высока. Выводы делайте сами. Я завтра утром навещу  вас, посмотрю, как будет состояние больной. Если вдруг ночью станет хуже, придете за мной. А сейчас, Михаил, проводите меня до дома.
Таисья  стала собирать свой чемоданчик. Ее взгляд упал на фотографию в простенькой рамочке, стоящую в серванте. Что-то знакомое показалось ей. Она подошла к серванту и неожиданно узнала  на фото себя, двенадцатилетнюю, а рядом с собой лучшую ее деревенскую подружку — Настену Григорьеву. Очень удивленная, она хотела спросить у хозяев, откуда у них эта фотография, но решила, что спросит завтра, когда больной станет лучше.