Материнская молитва

(Из воспоминаний Лапардиной Елены Петровны).
   

            Родилась я в Даурии в 1930 году в крестьянской многодетной семье. Отец наш, Лапардин Пётр Константинович, держал свою мельницу, имел лошадей и был крепким хозяином. Он считался середняком, за что наша семья попала под раскулачивание. Нас посадили на подводы и отправили на железнодорожную станцию. Ехали несколько суток под конвоем в дождь и непогоду. Заезжали в другие сёла, где милиционеры с наганами и винтовками арестовывали другие семьи. Хорошо запомнила из того периода громкие крики и плач женщин. По пути сильно простудилась моя младшая сестра, которой было всего три месяца. Поднялась температура, и на следующее утро она умерла на руках матери.
       Моя мама, Акулина Самойловна, прожила долгую жизнь. Родилась она в православной семье Забайкальского казака в станице, на границе с Маньчжурией. Её дед был внуком казачьего атамана из Донского Войска, которого ещё в 18-м веке царица Екатерина Великая отправила с большим казачьим отрядом на защиту границы от китайских хунхузов. Казаки долго шли до места назначения. Месяц жили на берегу Байкала и ждали, когда встанет большое озеро, чтобы по льду переправиться на противоположную сторону. Затем долго искали место по карте, чтобы очертить границу между Россией и Китаем.
       Казаки шли большим обозом, гружённые провиантом, пушками с ядрами и оружием. Вооружение было нужно не только для защиты границы России, но и в случаях нападения разных кочевых племён, а также разбойников, коих за Урал-камнем было в избытке.
       Отряд поставил на берегах большой реки Аргуни пограничные посты, на которых казаки несли службу. Так и возникло в бескрайних степях Забайкалья Забайкальское казачье войско.
       Когда началась Русско-японская война, многие казаки со своей амуницией пополнили ряды кавалерийских полков и пехотных бригад. Многие станичники полегли на полях сражений под Мукденом и Порт-Артуром.
       Но это было только начало. На Империалистическую войну забрали не только молодых парней казацкого сословия, но почти всех мужчин старшего возраста. Война была долгой и кровопролитной. Вернулись не многие. Начавшаяся вскоре Гражданская война принесла не меньше горя и лишений.
       Новая власть уничтожила казачьи сословия, лишив многих не только земель и имущества. Были жестокие репрессии, особенно против тех, чьи родные служили в частях атамана Семёнова. Наша семья пережила гонения, но летом 1933 года сельсоветчики с ОГПУ выгнали нас из дома. С собой почти ничего не дали. На руках у родителей были только малые дети. Всё хозяйство было конфисковано и разграблено сельской беднотой. В теплушках по железной дороге нас увезли в Иркутскую область на черемховские шахты. Так мы попали на выселки хутора Семейкино.
       На добычу угля требовались рабочие, которых со всего Союза гнали сотнями. Добровольцев не было, поэтому большинство рабочих и шахтёров были из числа репрессированных. Отец был навалоотбойщиком. Кайлом и лопатой грузил пласты угля в вагонетки. Дважды попадал под завалы, был сильно травмирован.
 
       Мама была очень набожной, подвижной и шустрой. Даже в старости не сидела без дела. Часто молилась и берегла несколько икон, которые достались ей от своих родителей. Когда их раскулачивали и выгоняли из дома, то первое, что она сделала - забрала все свои иконы с полки. И только потом взяла на руки плачущего ребёнка из люльки.
       В возрасте восьмидесяти пяти лет она резко слегла.
— Чувствую, как силушка и энергия уходят. Кончается мой жизненный заряд, — говорила она слабеющим голосом.
       Мы все привыкли, что матушка у нас большой живчик и видеть её умирающей было мукой.
— Что вы, мама, — отвечала я, незаметно смахивая набежавшие слёзы, — вы ещё поправитесь назло всем болезням.
       Неожиданно мама посмотрела на меня пронзительным взглядом:
— Я опять голос слышала.
— Какой голос? — удивилась я.
— Тот самый голос, — ответила мама и закрыла глаза.
       Я долго думала, о чём говорит мама, но ничего не смогла понять.
       Всю ночь я была рядом, но мама безмятежно спала, ни разу меня не разбудив. На утро следующего дня я хотела её покормить, но она была в каком-то забытье. Я хотела отойти, но не открывая глаз, она произнесла:
— Когда Георгий приедет?
       Гоша был моим старшим братом.
— В выходные обещал нас попроведовать.
— Только пусть он не задерживается, а то не дождусь.
— Приедет. А что вы хотели ему сказать?
— Он это должен знать обязательно.
 
       Дня через два или три приехал старший брат, как и обещал. Я была во дворе, когда услышала звук подъезжающей машины. Затем послышался скрип тормозов и хлопок двери. Через минуту открылась калитка, и вошёл Георгий.
— Здравствуй, сестрица, — сказал он, сняв с головы кепку.
— Привет, Гоша! — обрадовалась я.
— Как мама?
— Так и лежит. Тебя ждёт.
       Я прошла в светлицу, поправила матушке косынку и сказала:
— Мама, Гоша приехал!
       Она сразу открыла глаза и тяжело задышала. Подошёл брат и сел рядом:
— Мама, я это, — он наклонился, чтобы приобнять её.
— Сыночек! — ответила мама. — Поговорить с тобой хочу, сокол ясный. Зову тебя мысленно и молюсь.
— Странно, — тихо ответил брат.
— Что странно? - переспросила я.
— Я чувствовал, что меня матушка хочет видеть.
       Мама вновь заговорила, продолжая тяжело дышать:
— Гоша, тебе надобно съездить в Москву на могилку.
— Зачем? — удивился брат.
— Куда съездить? — одновременно переспросила я.
       Матушка попыталась приподняться. Я догадалась подложить ей под голову ещё одну небольшую подушку, чтобы её было легче говорить и видеть нас. Помолчав, она собралась с силами и стала говорить:
— Слушайте и не перебивайте. Давно это было. Когда началась война с Гитлером, я сразу поняла, что она будет затяжной. Горя достанется на всех. И сыновей наших не минует военное лихо. Хорошо помнила, как моя матушка убивалась, когда её сыновей - моих братьев, призвали на Первую войну с германцем. Она дённо и нощно молилась иконам, которые ей достались от её прародителя.
       Родительница рассказывала мне, даря семейные реликвии, что старинные иконы Георгия Победоносца, Божьей Матери и Спасителя особенные. Они защищали нашего предка и его семью от невзгод, когда они шли долгим путём от Москвы до границы с Китаем. И по молитвам его Господь указал точное место, где нужно было ставить приграничные посты. За то от самой Императрицы он получил благодарность за верность и усердие.
       Нас раскулачили вооружённые сотрудники ОГПУ по навету завистников. На сборы дали несколько минут. Сундуки и вещи бросили, а иконы мне удалось сохранить. Те образа в старинных оправах были мне, как память о родных и защитой. Через них я просила помощи у Бога, молясь и свято веря в его заступничество.
      
       Однажды поздней ночью, как обычно, стоя на коленях я молилась за сыновей и мужа, утирая краешком косынки набежавшие слёзы. Муж был на трудовом фронте. Старший сын лежал в госпитале, а ты, Георгий, воевал, и о тебе я ничего не знала. Внезапно в тишине я услышала голос:
— «Не плачь, милая, не убивайся. Сейчас я посмотрю твоё горе».
       Я замерла, удивлённо озираясь по сторонам. Слабая лампадка лишь немного освещала уголок, где на полке стояли мои иконы. Но не оттуда слышался голос. Он был в моей голове.
— Разве такое возможно? — подумала я.
       Мгновенно в голове пришёл ответ:
— «Ещё как возможно! Раз я тебя слышу и говорю с тобой, значит, возможно. Твои молитвы Бог слышит и по вере твоей тебе приходит помощь».
       Я заплакала, но голос продолжал говорить:
— «За мужа своего не переживай. У него от рода защита. А вот дети твои в опасности. Старшего должны отпустить домой, я постараюсь помочь. А вот с младшим будет сложнее: он там, где выжить сложно».
       Слёзы нахлынули с новой силой, но голос продолжал меня успокаивать:
— «Крепись, мать! Сейчас я его смотрю и вижу весь его путь».
— Он не погибнет? — мысленно спросила я тайный голос.
— «Не дадим!» — уверенно ответил голос. — «Сейчас подправим его дорогу и уберём ненужное».
— Как вы со мной разговариваете? — мысленно спросила я неизвестный голос.
— «Давно слышу твои молитвы и даже вижу тебя. Знаю, что дитё своё потеряла, а иконы спасла. Они намоленные предками твоими, потому и сила в них. Бог тебя тоже слышит и помогает. Но своими молитвами я прошу защиты тем, кто верит и просит об этом в минуты смертельной опасности».
— Спасибо вам, — вновь заплакала я, учащённо крестясь.
— «Поплачь ещё, раз не все слёзы выплакала», — ответил голос в моей голове.
— Кто со мной разговаривает? — наконец спросила я.
— «Зови меня Матроной. Заступница града Московии и ходатаица ко Господу нашему за весь народ российский. Я к каждому воину хожу, который просит помощи или за которого молятся. Всех пытаюсь закрыть Божьим щитом. Враги мимо пройдут, не заметят».
— Как мне благодарить вас?
— «Благодарить меня не надо. Господа нашего, Иисуса Христа - Спасителя, Царицу Небесную и православных Святых благодарите и почитайте».
— Господи, словами Святого Евангелия сожги, как огнём, грехи наши, как светом просвети души наши. Помилуй, спаси и сохрани детей наших, вставших на защиту от врага окаянного, — начала я молиться шёпотом.

       Матушка замолчала, жестом попросив меня подать её стакан воды. Я поднесла ей, но она отпила совсем немного.
— Что было дальше? — спросила я, посмотрев на Георгия.
       Он сидел на стуле рядом с мамой и был весь бледный.
— Я продолжала каждую ночь молиться. Спустя какое-то время ко мне вновь пришло умиление и особое состояние. Внезапно мне послышалось ангельское пение, затем раздался знакомый голос:
— «Милая, плачешь и молишься ты правильно. Беда рядом. Вижу много дыма и громкие разрывы. Пушка со щитом больше не защита. Злые вороги рядом, никого не щадят, но я закрыла твоего сына. Будет он у строгих начальников, а дальше вместе давай молиться и просить ему защиту».
— Я поняла, что с тобой что-то случилось, — сказала мама, внимательно посмотрев на сына.
       Георгий закрыл лицо руками, наклонился и стал вытирать слёзы.
— Точно. Я был орудийным номером у пушки. Как вы это вы знали, мама? Никогда никому не рассказывал, как я попал в плен.
— Подожди, я ещё не всё сказала, — многозначительно ответила мама.
— Как это было? — не удержавшись, спросила я.
      
       Немного помолчав, Георгий начал рассказывать о себе:
— В боях за вокзал в Сталинграде я был ранен в руку и попал в госпиталь. Вскоре меня выписали и направили в часть, которую перебросили на Северо-Западный фронт. В конце марта 1943-го шли жестокие бои за освобождение Старой Руссы. Немцы сопротивлялись остервенело. Только на фланге наш стрелковый батальон с помощью штрафников ночной атакой продвинулся немного вперёд до реки Ловать. Немцы контратаковали, а оборонять завоёванный участок было некому, так как потери в стрелковых частях были очень большие.
       Я был в пехоте и стрелял из ручного пулемёта. Дважды ходил в атаки, которые оказались неудачными. Осколком мины мой пулемёт разбило, а я получил контузию. Потом меня перевели орудийным номером в артиллерийскую батарею 45-мм пушек, которую перебросили в поддержку пехоте.
       Мы упорно и ожесточённо обороняли клочок земли, обильно политый солдатской кровью. Немцы подтянули подкрепление, и на следующее утро на нас пошли в атаку немецкие танки, самоходки и пехота. Мы сражались до последней капли крови, отражая атаки противника, и враг не мог сломить нашего сопротивления.
       Трое суток гитлеровцы не могли взять наши позиции. Нас бомбили вражеские самолёты, расстреливали танки и крупнокалиберная артиллерия. Ожесточённо били пулемётные очереди, не прекращался миномётный обстрел, но защитники плацдарма не сдавались.
       Ночью к нам проникли немецкие разведчики, которые в тишине стали кричать на русском языке, что к нам прорвался танковый полк. Оставшиеся бойцы обрадовались, но многих не отпускала тревога. Вскоре из ложбинки действительно вышли бронированные машины, закрашенные извёсткой. В темноте мы видели светлые силуэты, но не могли понять, чьи это танки.
       Хотелось верить, что к нам прорвалась помощь, но это оказались немцы. Хитростью гитлеровцы прорвались на наши позиции и смогли подавить последние очаги сопротивления. Наша пушка была расстреляна с близкого расстояния, но мы успели уничтожить ближайшие к нам самоходку и бронетранспортёр. Ганомаг вспыхнул мгновенно ярким факелом. В ответ нас расстреляли в упор. Я был отброшен взрывом в сторону и упал в нишу со снарядами.
       Не помню, сколько там пролежал. Когда рассвело, меня увидели и за ноги подняли наверх. Сильно кружилась голова, в ушах стоял шум. С четверенек я кое-как поднялся на колени, а затем встал на ноги. Оглянувшись, увидел, что наше орудие сплющено. Щит был отброшен, орудийный ствол смят и погнут. Колёса вдавлены в землю.
       Какой-то фашист в каске со злой насмешкой передёрнул затвор и навёл на меня свой карабин. Я был в каком-то дурмане и не понимал, что меня сейчас расстреляют. Это происходило как будто не со мной, поэтому смерти я не испугался. Продолжал спокойно стоять и молча смотрел на гитлеровского солдата.
       Внезапно раздался окрик:
— Schiben beisete legen! Gewehr аb! (Отставить расстрел! Убрать оружие!)
       В самую последнюю секунду, когда должен был прозвучать выстрел, появился немецкий офицер, отменивший расстрел.
       Ко мне подвели ещё одного пленного, наводчика нашего орудия по имени Николай, который чудом выжил. При пленении его сильно избили, вымещая на нём злость за уничтоженные нашей пушкой бронемашины. Он позже рассказал мне, что вражеский средний танк несколько раз утюжил позицию, где стояла наша пушка.
       С Николаем мы держались вместе, пока на пересыльном пункте нас не разделили. О его дальнейшей судьбе мне ничего не известно.

— А кто вам помог бежать? Как вы смогли уйти от погони? Кто вас накормил и обогрел? — неожиданно спросила матушка.
       Георгий был настолько поражён услышанным, что подскочил на ноги:
— Вам и это известно, мама?
— Я же говорила тебе, что Матронушка шла с вами рядом и защищала вас. По её молитвам была у вас защита от погони, от злых глаз и беспощадных собак.
— Так и было.
— Рассказывай! — попросила я Гошу.
— Голодные и обессиленные, после долгого бега, мы лежали в небольшом стожке. Жевали найденные зёрнышки пшеницы, когда вдалеке послышался лай собак. Стало понятно, что за нами идёт погоня со специально надрессированными собаками.
       Георгий замолчал. Ему тяжело было вспоминать военное время. Неожиданно начала говорить мама:
— Во время молитвы я опять услышала голос Матроны. Она сказала, что у сына опасность. Теперь от злых собак.
       Я заплакала, представив, что могут сделать немецкие овчарки.
— «Не бойся, милая. Я призову молитвой Николая Угодника и Серафимушку. Они помогут, встретят и обогреют».
       Георгий посмотрел широко раскрытыми глазами на лежавшую на кровати слабеющую матушку.
— Было такое? — спросила мама.
— Было, — упавшим голосом ответил брат. — Только сейчас стало понятно, что нас защищали ваши молитвы и Божье заступничество. Спасибо вам, мама.
— Вот! — назидательно сказала матушка, — а вы не верили в иконы и молитвы.
— Теперь верю, - вытирая слёзы, ответил Георгий.
— Кто вам помог убежать от собак? — спросила я, с нетерпением ожидая продолжения рассказа.
— Сбежать из лагеря нам помог пожилой охранник-антифашист. Бывших сталинградцев должны были расстрелять, но вахман помог нам бежать.
        Сбежало нас девять военнопленных. Долго шли на восток. Позже разделились на тройки. Помню, что долго бежали полем, затем свернули к какому-то ручью, чтобы запутать след от собак. Их лай то затихал, то приближался. Нас мучила жажда. Обессиленные, мы пили студёную воду, а потом не могли встать на ноги.
       Внезапно мы увидели, как по полю мчится лошадь, запряженная в повозку. Возничий привстал и помахал нам рукой. Его конь послушно повернул в нашу сторону. Подъехав к нам, красивый жеребец резко остановился, тяжело дыша. С телеги спрыгнул крупный человек с густой бородой и в тёмном одеянии, похожем на подрясник. Он посмотрел на нас, а затем крикнул:
— Выходите сюда быстрее!
       Мы прятались в ложбинке, но человек, который к нам обращался, говорил на русском языке. Хоть и страшно было, но я и два моих товарища вышли к нему.
— Садитесь в бричку! — повелительным голосом сказал он, обращаясь к нам.
       В это время поблизости вновь раздался лай собак. Мы поняли, что погоня приближается, поэтому молча запрыгнули в телегу. Возница незамедлительно крикнул:
— Но, пошёл!
       Вороной с места пошёл галопом, да так быстро, что нам стало весело. Через некоторое время мы спросили сидящего на передке мужчину с хохлатой скуфьей на голове:
— Куда вы нас везёте?
       Он показал рукой направление, но я возразил, что нам надо на восток, к своим.
— Вам надо туда! — твёрдо ответил мужчина, поправляя на голове свою сафьяновку.
       Ехали довольно долго, пересекая поля и лужайки, по дороге и даже по берегу какой-то реки. Внезапно возчик натянул поводья и закричал:
— Тпру!
       Взмыленный конь резко остановился. Среди молодых деревьев, на фоне солнечного заката, мы увидели небольшой сруб с покатой крышей.
— Вам туда, — сказал мужчина, показав рукой на избушку.
       Мы сошли с телеги и направились к неказистому домику, не догадавшись поклониться и поблагодарить нашего спасителя. Когда подошли к крылечку, оглянулись, чтобы помахать рукой, но на том месте, где ещё минуту назад стояла повозка, уже никого не было.
       Мы были в таком состоянии, что ничему не удивлялись. В избушке нас встретил какой-то старец с густой седой бородой. Он был невысокого роста в старой холщовой рубахе до пят. На ногах были старорусские лапти из берёзовой лучины. В руках он держал подсвечник с зажжённой свечой.
       Не успели мы поздороваться, как старичок мягким голосом сказал:
— Проходите к столу, касатики. Я вас покормлю.
       В избе было натоплено. У окна стоял маленький столик, по бокам - простые лавки. В каменной печке у входа трещал огонь, отчего внутри кельи было комфортно и тепло. Напротив печки на стене была полочка, на которой стояли две или три иконы. Рядом был шандал с горящими свечами.
       Подойдя к столу, мы увидели небольшой чугунок с горячими клубнями картошки. Глиняный горшок был наполнен молоком, а в деревянной миске лежал ржаной хлеб.
       Мы были страшно голодны, поэтому накинулись на хлеб и горячую картошку. Дедушка стоял рядом, поглаживая длинную бороду. Его взгляд был добрым и сочувствующим. Откуда-то он достал деревянные чушпаны (стаканы) и из кринки всем поровну разлил молока, мягко приговаривая:
— Намучились, сынки. Кушайте, соколики, а потом ложитесь спать по лавкам.
       Не помню, куда потом девался тот добрый дедушка. Мы были настолько уставшие, что, покушав, тут же завалились на лавки, благо, их было три.
       А утром было настоящее чудо: проснулись мы на взгорке, в перелеске, среди молодых осинок под весёлый пересвист лесных птичек. Никакой избушки не было, как и не было седого старца. Всё это походило на сказку, если бы не было войны.
       На дворе стояла осень 1943 года. Кругом был враг, в чём мы быстро убедились: недалеко мы разглядели идущий конный обоз, шедший по дороге. Сквозь пелену небольшой дымки мы разглядели, что на телегах сидели вооружённые люди в кепи с белыми повязками на рукавах. Это были полицаи, которые, увидев нас, незамедлительно устроили бы на нас охоту. Нам сильно повезло, что они нас не обнаружили.
       Теперь я понимаю, что благодаря материнским слезам и молитвам, мы были укрыты от злых глаз Божьим покрывалом в виде тумана. Есть же чудеса в нашей жизни, только мы не всегда их признаём.
 
       Я не меньше была поражена невероятным рассказом старшего брата. Мы знали, что он был в плену, но никогда его о том не спрашивали, зная, что воспоминания ему тяжелы. Удивлял факт его чудесного спасения и то, что мама, оказывается, всё знала по Божьей Милости. По воле Господа её слышала и помогала слепая от рождения Блаженная Старица, молящаяся за души верующих и обладавшая даром прозрения.

— Недавно я вновь слышала тот голос, который в тяжёлое время помогал мне и поддерживал, моля Бога нашего за моих сыночков.
— Что он тебе сказал? — спросила я.
— Я была в какой-то прострации и точно не помню, что именно. Но основное запомнила. Она сказала мне, что, если сама не смогла приехать в Москву к Провидице, то теперь уже и не надо. Но она попросила, чтобы Георгий привез ей на могилку еловых веток и берёзовых веточек с молодыми лепестками.
— Не понимаю, как можно разговаривать, если вы были за много тысяч километров друг от друга?
— Вот так и разговаривали мы с Матронушкой, — невозмутимо ответила мама.
— Телепатия какая-то. Так она действительно была?
— Была. В Москве жила Божья помазанница.
— А сейчас уже умерла, но всё равно с тобой разговаривает?
— Так и есть. Я верю и знаю, что она ко мне приходила, как живая, так уже и почившая.
— Зачем ей еловые и берёзовые веточки, если она уже умерла? — спросила я.
       Мама ответила, строго посмотрев на меня:
— Значит, так угодно и её волю надо обязательно исполнить! Она за всех нас радела и многим верующим искренне помогала.
       Повернув голову к Георгию, мама уверенно сказала:
— У тебя на работе скоро будет какая-то оказия. Начальство тебя отправит в командировку, а ты не отказывайся. А как окажешься в Москве, то обязательно сходи на могилку к Матроне. Поклонись ей от всех нас, от себя и от меня. И оставь на могилке веточки. А в ближайшую церковь отнеси вот эту икону, — с этими словами мама показала рукой на ближайшую иконку в старой оправе с ликом Девы Марии и младенцем на руках.
— Хорошо, мама, — удивлённо ответил сын.
— Тебя встретит батюшка. Ему и передашь икону. Он знает, от кого она и для кого. Всё понял?
       Георгий был поражён услышанным и не осмелился перечить матушке. Помолчав, он спросил:
— А как я буду искать ту провидицу?
— Это и так понятно. Она многим помогала, многих в скорбях утешала, за многих молилась и просила. Православные знают, где похоронена Святая Праведница.
      
       На следующий день брат уехал домой. А вскорости и мама отошла во сне, тихо и с улыбкой на добром лице. Перед смертью она сказала мне, теребя в руках алый бантик:
— Приносите мне на могилку еловую хвою, чтобы я всегда чувствовала вашу любовь и заботу.
       Я ей ответила:
— Зачем вы такое говорите, мама?
       Но она продолжала, не слушая возражений:
— Если у меня получится встретиться с Матронушкой, то я обязательно упрошу её передать вам привет оттуда. И тогда вы все поверите, что Царство Божье существует и Божий Свет вечен.
— Как вы это сделаете? — удивилась я.
— Я вам постараюсь передать от Матушки подарочек.
       Мне было странно слушать такие речи и вскоре я о них забыла. Было это в 1975 году.

       Спустя некоторое время Георгия отправили в рабочую командировку. Проездом он побывал в Москве. Помня об обещании, он задержался в столице с единственной целью: выяснить о старице Матроне.
       Зайдя в ближайшую церковь, он узнал, что в годы войны в Москве действительно проживала слепая провидица - Матрона Московская, к которой был нескончаем людской поток.
       Всех пришедших Матронушка принимала и каждому, по вере его, помогала словом и делом. Кого не успевала принять в течение дня, обязательно заботилась о каждом и устраивала на ночлег к соседям. Переживала за всех и безвозмездно помогала, молясь еженощно Господу.

       Когда мы увиделись с Георгием, после его возвращения из командировки, я спросила его:
— На самом деле была та провидица, чей голос мама слышала во время молитв?
— Была, — ответил мне брат, опустив глаза.
— Ты был у неё?
— Был. Она много лет жила в Москве и помогала людям. Мне передали, что даже сам Сталин просил у неё совета, оставаться в столице или уезжать в эвакуацию, когда гитлеровцы были у стен Москвы.
— Давно она умерла?
— Почти сразу после войны. Её похоронили на Даниловском кладбище. На её могилку всегда стоит очередь. К ней, как к живой, обращаются люди. Ты удивишься, но она всех слышит и всем помогает.
— Как это возможно?
— На могилке я поклонился Матушке, мысленно поблагодарив её за помощь. Затем выложил из сумки еловые и берёзовые веточки, разложив их красиво по бокам, среди других цветов. В это время я услышал в голове мягкий голос. Точно так же, как когда-то мама слышала голос Блаженной Старицы.
— Не может быть! — ещё сильнее удивилась я, — и что тебе было сказано?
— Я не знал, зачем были нужны веточки, но голос мне ответил, что верующие всегда берут землицу с её могилки, отчего постоянно приходится её подсыпать. А сейчас хожалки будут раздавать пришедшим игольчатую хвою и веточки, как подарок от самой Матушки, в знак того, что она их услышала и благословила.
— А иконку передал?
— Иконку мамину передал. Недалеко от кладбища стоит церковь «Сошествия Святого Духа». Туда меня ноги и привели.
       В храме шла утренняя молитва. Никогда не стоял во время молитв в церквях, а в этот раз внимательно слушал священнослужителя в богослужебном одеянии.
        Я благодарил Матрону за то, что защищала и помогала, как и всем другим людям в их просьбах и горестях.
       Неожиданно я оказался в числе других прихожан, которые выстроились в очередь к батюшке. Он каждого крестил и благословлял. Когда подошла моя очередь, я передал ему икону Божьей Матери, которую мама завещала перед смертью передать в церковь.
       Пожилой батюшка взял икону в руки и воскликнул:
— Спасибо! По молитвам моим мне ответил Господь! Это первый предвестник канонизации Святой праведной Матроны Московской, о чём мы просим Московскую епархию.
       Затем внимательно рассмотрел икону со всех сторон и продолжил:
— Даже не сомневаюсь, что икона сия старинная и имеет большую намоленную силу. Она достойно займёт место в храме и обязательно будет рядом с Матушкой.
       Я хотел было уже уйти, но батюшка остановил меня и сказал:
— Это прихожане принесли от Блаженной Матроны. Примите этот подарок от неё. В нём благость и сила Спасительницы православных и всей Земли Русской.
       Он дал мне в руки тот подарок, перетянув его какой-то оборочкой. Я поблагодарил и взял, ещё больше поверив, что чудеса Божьи случаются.
— Что это за подарок? — спросила я.
       Георгий протянул руку и передал мне какую-то хвою. Я взяла её в руки и рассмотрела: это была еловая веточка, перетянутая алой тканью в виде бантика.