Часть Вторая Сажа и пепел. Глава I

Сказанию сему уже много тысяч лет. То была Империя, могущественная и таинственная, раскинувшаяся на многие километры среди бескрайних песков. Волны песчаных дюн обволакивали неспешно имперскую столицу - оазиc сверкающим фиолетовым, посреди океана рыжих песчинок. Сердце столицы, Дворец возвышающийся на десятки метров даже над самыми высокими постройками, заливал округу винными отблесками от величественных стен, отделанных пурпурным камнем. Но даже не это было самым загадочным и притягательным в его образе. Недвижимые человекоподобные фигуры созданные из разнообразных минералов и металлов прорисовывались тут и там. Нужно было лишь приглядеться - множество безучастных големов, созданных артефакторами империи, взирали на мир с дворцовых стен и многочисленных башен, с поистине нечеловеческим спокойствием.



Именно такой голем лежал на массивной поверхности в одной из комнат замка, будто бы на хирургическом столе. По крайней мере очень похожий. Над ним корпел мужчина в богатых церемониальных одеяниях. Словно в религиозном припадке он возносил многочисленные молитвы своей богине - Светозарной Величественной Кошке. В приглушённом свете лампад было видно, как его лысая голова то и дело поднимается и опускается в фанатичном служении. Всякий раз когда она запрокидывалась, два алых круга на миг становились явными - символ украшающий каждого прославленного артефактора. Заклинания наполняют помещение постоянным размеренным гулом. Фразы и отзвуки сливаются в трудолюбивое песнопение, не терпящее даже малейшей ошибки. По мере того как оно ускоряется и нарастает, крохотный огонёк поселяется внутри кристалла на металлическом корпусе. Внутри голема зарождается сознание. Это его рождение, первое осознание себя, наполненное священной связью и особым почтением к напряжённому мужчине раскачивающемуся в мистическом свете. Его образ становится самым значимым, едва только кукле удаётся распахнуть глаза.



Ворочая телом, пока ещё неловко и как будто бы несмело, оно стремится заявить о себе:

— Это тело проснулось ото сна и готово служить тебе, Господин — возвещает человека механический голос.

Зрительные центры ещё только настраиваются, весь мир для них сводится к лику создателя - радостному, воодушевлённому. Чуть только реальность обрисовывает вокруг смуглого лица новые детали, внимание сосредотачивается на сухопалой пятерне. Царственный жест, взмах - и вот ноги беспрекословно двигаются следом по бесчисленным коридорам, не размениваясь на излишние размышления. Стремясь впечатлить Мастера, механизм движется всё более уверенно. Каждая секунда сейчас, это целая вечность жизни, отданная на демонстрацию дарованной подвижности и гибкости. Лишь на миг автоматон застывает перед огромным золотым блюдом, в отражении которого видит себя впервые. Прекрасное, если не совершенное свидетельство мастерства Создателя и, как выяснится позже - самый странный голем из созданных. Невысокий изящный стан венчает величественная голова кошки, изысканные линии вырисовывают потрясающе подвижную, правдоподобную мордочку - дань почтения божественной фигуре, которой поклонялся артефактор, покровительнице мести и палящего солнца. Сехмет. Покорно восхищаясь собственным великолепием, автоматон ощущает благоговейный трепет, продолжая осознавать себя. Он являет собой не только настоящее произведение искусства, но ещё и воителя, и слугу, и оружие, способное обернуться испепеляющей погибелью для… кого? Это пока не важно.



Чеканным шагом две фигуры пересекают бесконечные коридоры грандиозного дворца. Пролёты сменяются галереями, а следующая комната и вовсе встречает их двойными стенами - стеллажи и библиотечные полки укрывают каждую доступную поверхность, прогибаясь под весом книг, манускриптов и свитков. Вдоволь восхититься грандиозным помещением мешает солдат, явившийся через минуту.



— Лорд Артефактор Юварай! Молю простить мою дерзость — стражник спешит согнуться в поклоне, перехватывая накренившийся шлем. Крупные капли пота на обнажившимся лбу являют продолжение не менее тяжёлого дыхания — Рабы, они... они прорвали внешнюю стену и штурмуют крепость!



Посланник не решается взглянуть на Создателя, а тот решительной поступью пересекает комнату, устремляясь к высоким арочным окнам. Узловатые пальцы взметаются в воздух, оправляют широкие рукава и вытягиваются навстречу чудовищным крыльям, замаячившим по ту сторону. Точно бумагу сминая когтями крохотный балкон, дракон спускается с небес, следуя не слову, а воле Господина. Бронированный хищник выставляет могучее крыло и терпеливо ждёт, пока человек поднимется на его спину. Прежде чем облака и ветер заглушают его, зычный голос Создателя заставляет дрожать всё существо автоматона, вынуждая слышать только эти хриплые слова:



— Охраняй библиотеку ценой собственной жизни, создание! — таким был первый приказ Создателя. Первый, и как выяснится позднее, последний. Но не люди принесут эту весть, не отважные стражники и не вероломные рабы; не чудовищный грохот сокрушающающий стены подобно раскатам грома или ударам молота заставит смириться с этим; и даже не огонь угнездит подобную истину внутри, на краткие дни объяв всё видимое мироздание. То знание подарят безжалостные жернова времени.





Охранные печати и могущественные заклинания многие годы сохраняли это место нетронутым, прежде чем пески проглотили город, башню и даже само воспоминание о них. Сотни, возможно тысячи лет проносились мимо вереницей событий истончающей силы не только механического сосуда, но и сознания внутри него. Вновь этот разум вспыхнет лишь века спустя.



Библиотека исчезла. Пожрана временем. Задание провалено. Автоматон лежит среди золота и драгоценных камней, сваленных под ним аляповатой горой. Анализируя окружение, голем обнаруживает себя посреди просторного каменного кармана, задействованного под схрон. У самого основания груды сокровищ виднеются свитки, которые механизм обязан был защищать - пара из множества. Сгребая их в охапку пальцы движутся неправильно, застывая, заедая, медленно и неохотно. Магическая энергия всё ещё струится внутри, но кажется пугающе нестабильной, лишённая былой грации.



От самоизучения отвлекает шум - внезапный грохот и звуки множества шагов. Люди! Переговариваются. Смеются над драконом, проспавшим вторжение в собственное логово. Входя в яркий столб света, струящегося через расщелину над головой, первый застывает уставившись на металлическую фигуру сжимающую свитки. Воры! Воры, думает механическая кошка. Очередные злодеи, явившиеся заграбастать им не принадлежащее. Мысль о возмездии вспыхивает в сознании. Разносится по телу, активируя древние руны, мирно спавшие на её теле несчётное количество лет. Голем исторгает волну магии, буйный поток обжигающего света, сохранившего память о жарком солнце родины! Пламенный луч, дарованный Создателем несётся вперёд, чтобы исполнить предназначение - сокрушить врагов, остановить нарушителей.



Огонь окатывает мужчину, охватывает его, но следом появляется ещё больше разбойников. Они бросаются врассыпную, наполняют пещеру многоголосым гомоном. Набрасываются, намереваясь разграбить библиотеку. Её библиотеку!



Былая волшебная мощь плещется на самом донце. Быть может её хватит на ещё один испепеляющий заряд, но женщина впереди, эта заклинательница смотрит на автоматона со странным узнаванием. Читая заклинание, она принимается высасывать последние колдовские резервы. По мере того, как тело из драгоценных металлов теряет сознание, в разуме отпечатывается последняя мысль - “Ну конечно… ещё один вор…”.





Проходит ещё… кажется внутренние хронометры сбились, лишая возможности определить время даже приблизительно. Мысли неспешными стайками проползают в пустые коридоры разума, принося с собой жизнь. Слуховой модуль выхватывает из мира лёгкие шажки. Человек. Лысая голова и сосредоточенный вид напоминают о Создателе. Пытаясь собрать силы, которых сейчас не хватает даже для подъёма ловкого металлческого тела, машина наблюдает за мужчиной, беззвучно и беспомощно.



С немалым трудом незнакомцу удаётся заставить собственный голос звучать ровно, однако мудрые глаза обрамляются множеством морщинок, выдавая крайнюю степень воодушевления. Репетативные магические формулы слетают с ухмыляющихся губ, принося с собой то, что живые создания назвали бы исцелением. Духовный подъём.



— Ох, дружочек... А ты ведь из древней Маскарской Империи не так ли? — шепчет он машине, практически любовно, прежде чем отвернуться и сменить тон на куда менее приятный, — Эта куча хлама сойдёт разве что для чьей-нибудь покрывающейся пылью коллекции! И это если я хорошенько поработают над ней, дабы привести в божеский вид...



В ответ доносятся грубоватые возмущения, смазанно проступая из-за пустоты объявшей реальность за пределами двух крохотных овалов дефектного зрения. Люди начинают препираться, пытаясь выторговать хотя бы двести платиновых монет за сломанную диковинку. Наконец слуховых центров достигает звук монет, сменяющийся хихиканьем волшебника. С нескрываемой нежностью старик оглядывает новое приобретение. Кряхтя, пройдоха затаскивает не особенно тяжёлый механизм на телегу, оживлённо бормоча, а то и напевая, "...мы тебя починим... мы тебя наладим...". Колёса поскрипывают, встречая ухабы и наскакивая на камешки, встряхивая каждую шестерёнку в теле. Долгожданная магия струится по внутренним контурам. Реальность наконец проступает вокруг десятками, сотнями нюансов и мелких подробностей, проклёвывается звуком копыт, мерным скрипом телеги и лёгкой моросью выстукивающей неслышный мотив по композитной обшивке. Волшебник возвращается в свою башню, а с ним ехал странный голем с головой кошки.



***



Крохотный огонёк света возник в ладонях Тенебрис и тут же погас под тяжестью взглядов уроженцев Подземья. Даже самая незначительная копия солнца, способная уместиться в сжатом кулаке, оказалась слишком яркой и приметной в сравнении с тусклыми флуоресцентными грибами и редко подворачивающимися светящимися кристаллами. Сарит цедит проклятия сквозь зубы, но голос тёмного эльфа раздаётся прямо в наших головах, предрекая скорую кончину всякому, кто продолжит привлекать излишнее внимание. Не одна только механическая кошка занята экспериментами. В соседней лодке Ахана наполняет свечением кусочек гальки и помещает в бутыль с мутной маслянистой водой из озера. Грубый сосуд из тёмного стекла превращается в светильник достаточно блеклый, чтобы товарищи разрешили оставить его. Перестал ли Сарит сквернословить, а Баппидо ему поддакивать? Как бы не так.



Наш путь пролегает сквозь непроглядную тьму, в которой ворчливый дерро умудряется находить путевые символы там где мои глаза просто отказывались принимать существование хоть чего-либо. Размеренный плеск вёсел прекрасно располагает ко сну, неспешная скорость движения на дурацких грибных шляпках, усугублялась окружающей чернотой, делая безразмерным и без того тягомотный путь. Приходится выдерживать скромный темп, дабы не потеряться и при этом не налетать друг на друга снова и снова. Привыкли мы не сразу. Когда действие спор Стуула ослабевает, разговоры продолжаются шёпотом, с компанией сужающейся до собственной лодки, а беседы требовали истерзанные нервы.



В этом плане мне не то чтобы повезло. Выглядывая из-за бортика, крохотный миконид мурлычет под нос невнятную песенку, а безучастная Аяна монотонно гребёт, уцепившись во второе весло. С её стороны доносится лишь затруднённое дыхание и когда оно становится совсем уж протяжно-прерывистым, я прошу девушку осмотреть мою спину. Из-за того как самоотверженный Джар’Ра торопился добраться до лодок ему неслабо досталось, знаете ли. Рана настырно ныла, привлекая к себе внимание каждый раз когда смыкались лопатки. Каждый гребок отзывался тупой болью. Я не столько страдал, сколько начал уставать от этого надоедливого ощущения. А ища перемен, конечно же не нашёл ничего лучшего, кроме облегчения чужой доли.



Миссия Аяны - защитить нас четверых - меня, Тенебрис, Персиваля и Ахану. Я чувствую как постарел с тех пор как мы, практически безмятежно, сидели в дощатом домишке, выслушивая столь странные сказки. Задумываться о славных временах беззаботного прошлого не только страшно, но и проблематично, ведь происходило оно каких-то пятнадцать часов назад. Тем не менее, едва заслышав просьбу, разведчица бросает весло и тут же начинает аккуратно обходить, приподнимая мою рубаху. Подобная расторопность даже намекает на некоторое сопереживание, но бейся мы об заклад - я бы не поставил на наличие энтузиазма и ломаного гроша.



Неуверенное прикосновение к тому месту где должен разливаться огромный кровоподтёк, заставляет выгнуть спину. Отдёргивая руку девушка даже издаёт сдавленный вздох. Не означает ли это конец пути для смуглого дебошира Холта? Обернувшись, я вижу как Аяна стоит с запрокинутой головой и тянется к оружию. Жутко. Но последовать её примеру мне мешает шар непроглядной темноты, медленно опустившийся на лодку. Когда в детстве я очень плотно зажмуривал глаза глядя на солнце, я всё равно видел больше, чем могу сейчас. А через миг нечто плотное и странно пахнущее вцепляется в моё лицо. Жилистая ткань, напоминающая гладкие ленты мускулов охватила голову, словно тюрбан который вознамерился меня удушить. Сквозь глухую пелену начинают доноситься неясные звуки битвы, звучащие куда тише дыхания и кровяных толчков. Последние, набирают громкость с каждым мгновением, в течение которого я пытаюсь вдохнуть.



Баппидо был на соседней лодке, его голос неподрожаемо скрипит, называя противников Теневыми Мантиями. Голос позади отвечает ему, призывая прибиться к берегу в десятке метров слева. Это Сарит. Изо всех сил я пытаюсь нащупать край, найти слабину в агрессивно пульсирующем полотне вознамерившимся выиграть без боя. Сильный взмах укрывает плечи потоком рассечённого воздуха. Это хорошо - Аяна пытается выручить меня, но боится повредить столь очаровательную мордаху. Выпрямляя пальцы, я вонзаю их в удушливый кокон, продавливая упругую поверхность. Демонстрирую уровень на котором уже можно бить. Что ни говори, а умереть будет несколько обиднее, чем ходить с ужасной причёской.



Подобно кровяному давлению, звуки отчаянной борьбы нарастают, пускай и остаются далёкими. Становится всё тяжелее различать неясные возгласы сквозь мой новенький удушливый шлем. Положение других лодок и ожесточённость сражения приходится определять по дрожанию почвы под ногами. С другой стороны - мало кому в этом мире везёт так как мне, а значит захлёстывающие нас волны могут поднимать и вёсла товарищей, устремившихся к берегу. В момент, когда видеть свет в конце тоннеля ещё слишком рано, а писать завещание кажется поздно, Аяна умудряется рассечь существо поперёк. Недовольно отплёвываясь, я отбрасываю подальше кровоточащий колпак, действительно напоминающий мантию. Его вторая половина беспомощно валится на дно грибной шляпки - мерзкая гадина поразительно похожа на сталактит. Такой же вытянутый и серый как острые камни выглядывающие из темноты над головой. Может быть чуть более мясистый.



По мере того как возобновляется приток кислорода к мозгу, идея перевести сражение на сушу выглядит всё более рациональной. Поэтому я усаживаюсь спиной к берегу, хватаюсь за вёсла и начинаю вращать ими так, словно завтра не настанет. Оно действительно может не настать для некоторых из нас. Непроглядная поволока мрака передо мной рвётся, получая всё большие пробоины. Однако на этот раз пузырь темноты не рассеивается, а удаляется от лодки, взмывая ввысь с поразительной скоростью. Находясь в состоянии крайнего сосредоточения, Тенебрис кажется античной статуей, с пальцев которой срываются молнии возмездия. Стрекочущие сгустки электричества нагоняют непроглядный шар, оставляя на откуп воображению свой дальнейший путь.



Размышления впрочем, получаются недолгими. За мгновения до соударения, зоркая Аяна похлопывает меня по плечу. С глухим стуком, прочная грибная шляпка ударяется о камень через какую-то секунду после того, как прыткая девушка покидает лодку. Судорожно вцепившись в обагрённый кровью клинок, она устремляется в очередную сферу черноты зияющую на берегу, после чего и эта завеса рассеивается. Сцена открывается жуткая - охваченные слепотой, Баппидо и Персиваль потрепали не только подземную нечисть, но и друг друга. Стоило бы задаться вопросом - как вообще наша новая попутчица так ловко ориентируется в темноте, искусственной к тому же. Но все наши взгляды обращены останкам мерзкого зонтика, рассечённого наискось - подле него на земле распростёрлась эльфийка, посиневшая сверх нормы из-за нехватки кислорода. Бряцая металлом, Персиваль бросается к ней. Пока он приводит девушку в чувство, я напряжённо вглядываюсь в поверхность озера.



Лодка маячившая передо мной во время гребли кажется абсолютно пустой. Проходят мучительные секунды прежде чем глаза выглядывают блестящий затылок Джимджара. Гном неловко барахтается пытаясь вытащить кого-то, но уходит под воду окончательно.



Не успев ничего толком объяснить товарищам, да и подумать толком не успев, я беру разбег и прыгаю. Чуть ли не четверть всей дистанции мне удаётся преодолеть по воздуху, а после начинается трудная часть. Маслянистые воды озера оказываются именно настолько неприятными, насколько выглядели. Последнее чего хочется сейчас, это нахлебаться гадкой водицы, поэтому я не совсем плыву - скорее рвусь вперёд, словно медведь загребая воду под себя и тем самым выталкивая вперёд тело. Пустая лодка уже маячит впереди, когда подо мной проносится синяя тень. Ахана рассекала водные толщи не встречая ни малейшего сопротивления. Словно снаряд выпущенный из пушки она уже спускалась к идущим на дно друзьям по широкой дуге. Я всё понимаю - мысль о предстоящем погружении явно замедляла меня, но не настолько же! Соберись. Слух вновь уступает место гулкой глухоте, вода бросается в ноздри и свербит в носу - Джар’Ра начинает погружение.



Мутное нутро Тёмного Озера ничуть не приятнее для моих беспомощных глаз, чем поверхность. Плыть приходится ориентируясь на чёрные тигровые полоски. Они мелькают с каждым изящным гребком водной жрицы, делая её перемещения под водой изящными. Даже радостными. Кроме неё мне до сих пор никого не видно. Подводное течение, до сих пор помогавшее двигаться в верном направлении, усиливается. Оно начинает навязчиво затягивать тело в к заметному краю воронки. Гадая о том сколь серьёзный груз придётся или удастся вытащить на поверхность, я начинаю сопротивляться этой стихийной силе и зависаю на месте. Рядом со мной возникает Персиваль. Мы с парнем обмениваемся встревоженными взглядами, а через секунду нам приходится повторить этот свойский жест ещё раз, но с большим ужасом - Ахана указывает на край воронки и устремляется вниз, исчезая из поля зрения. Что ж, мы вместе проделали этот путь, встретить конец тоже придётся вместе. В кои-то веки завидуя тяжести Персиваля и его доспеха, я продолжаю спуск следуя уже за ним. Мы приближаемся к преломляющему видимость барьеру, а после течение проталкивает нас внутрь.



Нас вымывает на берег, внутри просторной сферы, таинственным образом сдерживающий массив наружных вод. Освободившись от подводного давления, лёгкие расправляются пуская внутрь столь желанный воздух, оказывающийся до приятного свежим. К моменту нашего прибытия, механическая исследовательница уже успела вытряхнуть столь ненавистную ей воду из выемок и пазухов корпуса, продвинувшись дальше. В изменчивом полумраке её очертания кажутся фигурой подростка, застывшего спиной к нам со светящимся кинжалом поднятым над головой. Голубоватый свет выхватывал из темноты очертания неожиданно крупного здания, притаившегося в мутных глубинах Тёмного озера. Храм кажется величественным, но я искренне надеюсь узнать как можно меньше о том какие ещё пугающие чудеса скрываются в полостях подземного мира. Когда первая волна восхищённой оторопи отступает от меня, на песке сознания остаётся понимание миниатюрности защитной сферы. Мы стоим у самого края, на крохотном участке суши, а кроме него внутри поместилась только пешая тропка выложенная по краю водоёма и само здание. Место кажется заброшенным, сорняки усеивают дорожку, а неумолимое давление времени расшатало камни. Любопытный Джар’Ра даже намеревается поделиться своими размышлениями, но подобно порыву ветра мимо проносится Ахана. Устремляясь ко входу, жрица останавливается у символа изображающего морскую волну, закрученную над дверьми в форме буквы “С”. Между радостными возгласами и молитвами, девушка как заведённая повторяет: “Это Его Дом - Храм Истишиа! Великого Водного Лорда, повелевающего течениями и самой стихией воды!” - и нет предела её восторгу. Подобно тому как в раковинах скрываются жемчужины, зловещие толщи мрачных вод скрывали целый храм доброго бога, неоднократно помогавшего нам. Вот только... где же его последователи?



Разбухшая дверная рама отчаянно взвизгнула, стоило упереться в дверь плечом. Несмотря на добротную каменную кладку забыть о нахождении глубоко под водой не получается даже во внутренних помещениях. Сама возможность дышать здесь кажется противоестественной, среди этого голубоватого, откровенно морского света, открывающего обзор на ракушки и раковины, полы из песчаника и крупные арочные проходы. Многие стены только подстёгивают опасения и ужас, оказываясь стеклянно-прозрачными, словно гигантские окна созданные для созерцания неспешно проплывающих рыб. Абсолютно всё здесь пытается сказать - Ты лишь гость.



Немногочисленные украшения и узоры пестрели знаками Истишиа. Звуки бегущей воды и мелкий мусор только подкрепляют ощущение запустения некогда жилого здания, вынуждая меня подозревать наихудшее. Каждая галерея оказывается лишённой скелетов и следов ужасающих битв, но легковерный Джар'Ра продолжает из раза в раз благодарить судьбу за столь добрый знак. Вот только куда моим аналитическим способностям и наблюдениям до талантов Тенебрис - отковыривая ножом кусочек песчаника, автоматон начинает размышлять вслух, как часто бывает когда она хочет чем-то поделиться, но не знает как начать разговор. Её металлизированный голос становится менторским и будто читая лекцию, механическая кошка указывает на растения угнездившиеся между каменными плитами:



— Камни очень древние. Вы ведь способны видеть соли отложенные на поверхности, верно? Это потому, что храму сотни или даже тысячи лет! В наше время, случись волшебнику сохранить подобную постройку в целости под постоянным разрушительным давлением даже десяток лет, его имя разнеслось бы по всему свету. По крайней мере Моё точно разнеслось бы, если бы я хотя бы приблизительно знала как такое сотворить. Стыдно признавать, но даже моему гению такое не под силу... по крайней мере, не без мощнейшего источника энергии, для постоянного поддержания завесы. В любом случае, бросили его недавно.



Оттащив гордую изобретательницу от стены, пока она окончательно её не проковыряла, мы добираемся до распутья, уступая Ахане чтение причудливых закорючек начертанных на дверях.



Скрипторий



Каждое слово или возглас жрицы, с тех пор как нас затянуло в пузырь, напитываются нескрываемым внутренним восторгом и звучат от этого одинаково радостно. Дверь подаётся с трудом, как бы ни тужился я вынужден просить Персиваля о помощи. Вместо награды за усилия нас окатывает потоком воды, радостно покинувшей распечатанное помещение, я едва умудряюсь сохранить равновесие. Запах несвежего, застоявшегося водоёма успевает хорошенько угнездиться в носу едва мы начинаем осматриваем зал. Крохотные струйки воды прогрызаются через стены, пропитывая немногочисленные книги и свитки, оставленные на пустынных полках. Посреди скриптория виднеется постамент с массивным фолиантом. Платформа уберегла страницы от воды, а тяжесть книги видимо стала причиной по которой жильцы не стали её спасать, спешно покидая былую обитель. Осторожно касаясь тяжёлых страниц, Ахана вглядывается в буквы родного языка, складывающиеся в заботливо выписанные тексты - литеры без острых углов, завитки точно волны устремляются во все стороны... Как ей вообще удаётся отличать их друг от друга? Да ещё так бегло.



— Регулярные молитвы... поставки припасов... распределение работ... снова молитвы... Прибыли новые души - это они о служителях? Кажется... кажется так. По крайней мере иначе бы их обучению не стали бы посвящать столько времени, верно?



Столбики и строчки посреди тяжеловесной книги учёта угнетали моё воображение, намекая на тяжесть местной рутины. Пока девушка читает, на её плече вновь возникает водная ящерка, с интересом заглядывая в книгу.



— У писавшего такой красивый почерк... он... он явно спешил когда делал последнюю запись, иначе бы продолжил экономить место! Три месяца назад... примерно. Мы ведь так и не узнали какой сегодня день! Ладно, слушайте:

Мы вынуждены покинуть храм. Всё Подземье в страшной опасности, кошмарное видение Главы не оставляет места для сомнений. Нам приказали разделиться на группы и продолжить священный труд во славу Водного Лорда в других храмах. Связь будет разорвана. Подобно братьям, я надеюсь вновь увидеть сию обитель когда напасти изживут себя. Да хранит нас Истишиа! — последнюю часть девчушка машинально произносит дважды, повторяя напутствие следом за неизвестным служителем храма. За время чтения мы успели пройтись вдоль стеллажей в поисках хоть каких-либо книг не погибших под натиском стихии. Пихнув меня в бок этим его окованным локтем, Персиваль кивает в сторону схемы, обнаруженной на одном из пюпитров. Рисунок - Большой пузырь отделяется от сферы поменьше, блокируя проход между ними. Для меня совершенно неясным в чём состояло местное служение, которое казалось теперь целой сетью хорошо спрятанных храмов. Походило на тайное общество, а не привычные мне церкви.



Следующая дверь подаётся гораздо легче, пускай и распахивается с натужным скрипом, нарушая царящую тишину. Куда более примечательным становится град звуков, неприятно сотрясающий барабанные перепонки, словно мы были внутри бутылки из которой наконец выдернули пробку. Грохот вспышек и взрывов замешивается в надсадную канонаду, заставляющую подскочить на месте от её внезапности.



Странная картина для такого тихого местечка - женщина с заострёнными ушами и перепонками между пальцев сражается с мужчиной дроу. Её синие волосы развеваются в пространстве, словно она до сих пор находится под водой, хотя и остальное в ней, включая одежду, напоминает о морских глубинах. При нашем появлении дроу обрывает заклинание на середине, отставляет посох на вытянутой руке и обращает внимание соперницы на невольных свидетелей поединка. Должно быть остроухий рассчитывал оказаться первым тёмным эльфом на пути чужеземцев - внезапно становясь вежливым и услужливым он приветствует путников и пытается перетянуть нас на свою сторону.



— Разрешите представиться - Альтен из Дома Меларн. Прошу, даже не смейте оскорблять меня размышлениями - я стану вашим надёжным проводником в Мензоберранзане, нашей столице, если вы сейчас поможете отобрать одну очень важную карту — притворная обходительность красноглазого накладывается на болезненный опыт общения с его сородичами, мгновенно завоёвывая нашу искреннюю нелюбовь. Уже через минуту он сыпет угрозами, прежде чем исчезнуть в фиолетовой вспышке, сетуя на численный перевес проклятых проходимцев. Редкий экземпляр тёмного эльфа который ценит собственную жизнь выше злобы и амбиций. Хвалю.



Если я правильно запомнил имя, эльфийку звали Софаль - эта друидка до недавнего времени обучалась в ныне осыпающихся стенах, обретя под магическим куполом не только дом, но и веру. Она сгибается в подобии поклона, а в её руках сверкает предмет, который по видимому и стал причиной схватки - небольшой, сверкающих, более всего походящий на затейливый глобус. Разговорившись с Аханой, она явно находит в жрице Истишиа родственную душу. Даже дарит ей довольно примечательную коробочку, в которой по заверениям содержится колода зачарованных карт. В ответ, не без боли в сердце, Ахана зарывается в рюкзак с вещами, извлекая на свет старенькую потрёпанную лютню, принадлежавшую её отцу. Грусть синелицей девчушки мигом захлёстывает нас, но даже сквозь неё становится потешно наблюдать за полярностью чувств - радостная и огорчённая, Ахана силится и одновременно не хочет расставаться со своей драгоценностью. Видимо так и выглядит крепкая связь с предметом, благодаря которой Софаль будет способна отыскать сестру по вере вновь. Трогательно до слёз, дьявол их побери...



Смахивая те самые скупые слёзы увлажняющие веко я и замечаю Тенебрис - бочком, вороватый автоматон пробирается к алтарю, виднеющемуся позади друидки. Не трудно выявить объект её интереса - на узорчатой каменной плите блестят драгоценными камнями статуэтки изображающие водного элементаля в окружении его трёх сильно уменьшенных копий. Судя по размеру и тонкости работы, кристаллические фигурки застывшие в тени очередной таблички на незнакомом языке, должны стоить целое состояние. Может быть даже два. Вот только для механического создания, не имеющего и намёка на религиозность, присутствие подобных ценностей в давно покинутом храме кажется подозрительным. Это спасает святыню - автоматон мешкает, проверяет алтарь на ловушки, принимается было водить над статуэтками этой своей розовой жемчужиной для обнаружения магии. Разговор двух любительниц воды прерывается, с округлившимися глазами Ахана бежит к подруге, отгоняя её от изображения Истишиа, застывшего в компании его водных слуг. Шикая на Тенебрис, она оттаскивает металлическую кошку от артефакта, вынужденная выслушивать тысячу и ещё одну причину, по которой статуэтки стоило бы забрать с собой. Необходимость приглядывать за спутницей, действует на жрицу отрезвляюще и в какой-то мере поднимает настроение. Отбросив былую грусть мы спешим на поверхность. Как там наши друзья? Зная мрачный нрав Сарита, он уже наверняка заставил Дерендила копать для нас символические могилы.



Софаль проводит гостей храма через коридоры, огибая комплекс с другой стороны выбрасывающей группку из-под уютных сводов прямо перед трепещущей магической завесой. Её колдовство, походит на ритуальные песнопения. Чуждое волнение пронзает тело короткой и жгучей болью, после которой на шее прорезаются уродливые рубцы. Я оглядываюсь на товарищей, попутно ощупывая собственную шею, убеждаясь, что и они потирают ярко очерченные жаберные створки. Занимательная магия, пускай несколько диковатая. Следующее заклинание делает тело удивительно лёгким, как если бы незримая птица намеревалась утащить меня ввысь в своих могучих когтях. Сама друидка к тому времени обращается огромной акулой, утягивая на широких гребнях плавников Аяну и Джимджара. Я помогаю Тенебрис взгромоздиться на спину нашего добросердечного рыжеволосого воителя, мы ступаем за барьер, и начинаем усиленно барахтать ногами, взмывая следом за ускользающими друзьями.



Воссоединение с обеспокоенными попутчиками проходит безрадостно. Вопреки моим мрачным мыслям они ни капли не сомневались в нашей способности выжить и потому предавались размышлениями куда более тёмным, поминая отважную Эльдет. Будь мы хоть во сто крат менее потрёпаными выбившимися из сил беглецами, разыскивать дворфийку не было никакого смысла. Даже Стуул понимал это. Пытаясь утешить нас и самого себя, крохотный грибочек мечтательно воображал как отважная воительница воссоединяется с предками, оставляя нам последнюю заботу о собственном наследии - фамильный щит, оставшийся в одной из лодок. Видимо путешествия в Гонтлгрим уже не избежать, не сгинуть бы на подступах...



Свет, сколь бы тот ни был по моим ощущениям тусклым, явно вышел боком - я терпеливо жду когда Сарит устанет повторять об этом. Каждый справляется с потерей так как может, но его манера примиряться с действительностью всё равно необычайно меня бесит, не говоря о его правоте. Выслушивая как дроу сквозь зубы поучает неразумных детей, недооценивших опасности Подземья, я вытаскиваю грибные шляпки на берег. Мои дрожащие руки ищут в работе спасение от стресса, припоминая то немногое, чему я научился пока несколько месяцов драил корабельные палубы. Небольшой молоточек в моих руках сноровисто крепил верхолазные колышки к лодкам, определяя место наиболее похожее на носовую часть. Раз уж двигаться придётся в полной темноте, мы хотя бы сможем увязать лодки одну за другой и не потеряемся в пути.



Мои не менее предприимчивые товарищи за это время успели повторно оглядеть островок и заняться обустройством лагеря. Судя по лицам, все немало выжаты. Ахана пытается поддержать Шуушара, рассказывая о чудесном храме Водного Лорда, скрывающемся под нами, но быстро сбивается на усталое молчание. Так мы и сидим - тихо, задумчиво. Грустно ковыряемся в походных рационах из Слупладопа, состоящих из водорослей и каких-то кореньев, с минимальными вкраплениями мяса.



Когда приходит пора предаться сну, большинство из нас ещё долго не смыкает глаз, бессмысленно вглядываясь в непроглядную темноту пещерных сводов. Персиваль оказывается наиболее мудрым, вызываясь дежурить в подобной нервозной обстановке. Скорее всего юноша решил проверить смогут ли латы просохнуть прямо на нём и потому долговязая фигура застыла в опасной близости от костра. Сидя недвижимо в крохотном ореоле света, он вращает в пальцах алую шахматную фигурку. Задумчиво изучая её грани, он начинает бубнить себе под нос то, что оказывается личной историей. Вот только воитель не столько рассказывает её, сколько вспоминает.



***



По воле судьбы, мы с напарником много путешествовали. Колесили от места к месту, в поисках свидетельств говорящих о вмешательстве экстрапланарных существ. Всё дальше дорога уводила нас от родины, наполняя сапоги песком, а мысли разнообразными слухами. По большей части то были сплетни, да творчество местечковых бардов приплетающих к обыденности призраков и демонов просто для красного словца. Когда очередные поиски не увенчались ничем, кроме продолжительного общения с очевидно безумными людьми, я совсем пал духом. Мой товарищ, его звали и я верю, всё ещё зовут Морган, предложил посетить любопытное место. Ту самую Академию, в которую я в своё время поступал, но так и не пошёл учиться.. По словам напарника, это место должно было восполнить подвыветрившиеся энтузиазм и вдохновение. Удвоить рвение, так сказал он.



В пути, Морган рассказывал о группе людей, очень рьяно защищавших свои идеалы и принципы. Академия стала их оплотом, где искатели посвящали себя служению. Он называл это Обезьяньей лапкой, мечтой каждого фанатика исполнившейся довольно вульгарным образом - их вера оказалась куда крепче и пережила стены Академии, хотя и тем и другим был отмерян довольно короткий век.



Местечко давно было разрушено и предано забвению и в том прослеживался явный злой умысел, ведь населяющие его существа проповедовали довольно гибкие ценности. Они служили множеству различных богов, но обретали небывалую общность. Различие культур наделяло их скромный круг разнообразием мнений, а сближающей становилась не столько нужда, сколько родственность целей. К величайшему сожалению, мне оказалось очень сложно разглядеть даже тень столь великолепного пристанища в груде осколков. Морган описывал мне незыблемую красоту посреди руин, согнувшихся под гнётом времени. Он очень старался. Изрядно извалявшись в пыли и продираясь через самые клаустрофобные проёмы, он обнаруживал обрывки былого, подтверждающие правдивость рассказанного. Ему даже удалось обнаружить письмена - они сохранили мудрость предшественников, воплощённую в обломках скрижалей, каменных черепках и на поверхности щита, чей вспоротый металлическими шрамами диск покрывали концентрические потоки символов.



Вот только... сопоставить их до конца мне всё равно не удавалось. Ключевые строки ускользали, а послание оказалось законченным чуть более чем на половину. Тогда-то Морган и зачитал последнюю часть по памяти. С лёгкой ухмылкой, друг разглагольствовал о догмах противодействия существам из иных миров.

— Мы прикрывали друг другу спины пока не проникнемся общими устремлениями. После этого это уже наша собственная спина. — говорил он, — Ты зря отвергаешь богов, ведь есть среди них и те немногие, которые воплотившись не заменили мистицизмом истинно важные вещи - преданность, разумность, тактичность. Честность и честь. Я расскажу тебе об одной из них...



***



Полузабытые откровения вырывались из груди юноши под гнётом былых чувств. Вглядываясь в поверхность щита, сохранившую изображение шахматного коня он обращался не то к небесам, которые очень хотел разглядеть за тьмой каменных сводов, не то к этому самому божеству. Персиваль клялся в верности той силе, которую ассоциировал с добром и светом в мире полном тягостных невзгод. А после, взгляд его затуманился, погружаясь в размышления куда более глубокие.



И сны мои после этого были такими же растревоженными. Сплошную масляную черноту отрешённости пытались проковырять упущенные смыслы. Я видел комнату, где рыжеволосый мужчина с гладко остриженной бородой упирался пальцами в виски, в надежде избавиться от лишнего напряжения. Разруха царила вокруг словно в рассказе Персиваля. Весь дом поскрипывал, пускай сквозь чёрное проступал только смазанный островок пространства, освещаемого спиртовой лампой. Я просто знал, что Там - за пределами видения.



Мужчина передо мной сидел в самом углу лачуги. Его рубленые, грубые черты лица не оттенял даже ярко-красный платок на шее, а металлический обруч охвативший лоб только добавлял возраста измождённому лицу. А подле него сидел и я, отрешённый, безучастный. Живой труп с одеревеневшей прямой спиной. Сновидец с распахнутыми глазами в которых не было и капли сознания. Быть может из-за это я не сразу заметил себя, не сразу узнал в живом мертвеце, похожим на зомби в которых культисты умудрялись превращать павших товарищей среди горячих песков. Быть может поэтому я до сих пор не узнавал себя в этом одурманенном смуглом мужчине, лишённом хоть какой-либо живительной искры.

Многочисленные руны на обоих обручах переливаются, зажигаются, гаснут. Кажется меня допрашивают - вопросы очень странные, слишком личные и в то же время какие-то отстраненные - о величайших триумфах и постыдных неудачах, о самом счастливом и незабываемо дурном. Они копаются в воспоминаниях и я отвечаю. Безэмоционально, бесстрастно, беспомощно. Вдоволь покопавшись в моей подкорке собеседник окончательно сникает под грузом усталости и какого-то раскаяния, зачитывая слова заклинания. Запечатывает часть меня без которой я не помнил о подобной встрече. Без которой я не знаю, что ещё должен вспомнить или хочу забыть.



Просыпаясь, я подскакиваю как подстреленный. Адреналин стучит в висках, но никто не нападает, нет даже намёка на какое-либо движение вокруг. Только сердце стучит, успешно подделывая звуки под удары стали о сталь. Моё “Я” обиженно рычит, переполняясь гневом и Акаша вторит этому обиженному крику, умножая неспокойный шум внутри. Её пронзительный рёв пропитан болью которую она неосторожно вкусила вместе со мной, равноценно пропитавшись мстительным дурманом и беспомощной злобой. Чертыхаясь себе под нос я спешу к берегу, планируя на пару минут засунуть голову под воду пока кислород не станет клокотать в груди, а звуки не стихнут, но набредаю на Персиваля. Едва ли он смог отдохнуть, господин мешки под глазами.

— Богиня ответила мне — произносит он едва ли не одними губами, чтобы не разбудить остальных, но для меня сейчас и это уже чрезмерно громко, — её алый аватар явился и принял моё услужение, совсем как монархи древности посвящали своих поданных в рыцари. А после, мне явился сон...

Не стану обременять повторением, потому что тревожные образы вынувшие парня из сладкого забытия почти ничем не отличались от моих собственных. Рыжий мужик, грубые черты лица, усталые глаза и обруч на лбу, истерично подмигивающий сиянием рун во время ритуального надругательства над воспоминаниями. Персиваль оказался более лёгок на подъём и успел разглядеть шпильку со знаком арфистов, удерживающую красный платок на шее негодяя. А ещё, услышать разговор с неизвестной фигурой вне поля зрения, о его родной сестре которая так же попала в руки организации но не оправдала возложенных ожиданий.

— Я попытался напасть на него. Мне даже удалось выхватить клинок, и второй раз окликнуть Моргана, рассчитывая на его помощь, прежде чем меня вырубили сзади. Подлые скоты, ничего не скажешь. Если они хоть чем-то навредили Агате, я запихаю эти обручи в их...

С ростом откровенности, возрастал и голос юноши. Излишне расстроенный, а спросонок ещё и небывало эмоциональный он будит остальных рассерженным возгласом и останавливается на полуслове, встречая недовольные взгляды товарищей.

Пока парень обильно краснеет я пытаюсь наконец добраться до водоёма и первым замечаю чёрный сгусток. Овал непроглядной темноты. Провал в пространстве которое медленно расступается. Очертания кажутся мне смутно знакомыми - точно такая же вспышка, а если точнее противоположность оной, возникла после нашего побега из аванпоста дроу, во время первого привала. Раздаётся звонкий плеск. Из портала, прямо в воду вываливаются две фигуры и плывут в нашу сторону, активно переругиваясь.



Стряхивая с себя воду, озадаченный куатоа похлопывает по амулету, охватившему его обширную шею. После каждого нажатия украшение вспыхивает серией символов, а голос и говор рыболюда меняются. За ним плетётся троглодитка, которая спешно пытается привести в порядок промокшее походное платье.

— Слупидуп — булькающие звуки, показавшиеся мне очередной неудачной попыткой заставить артефакт заработать оказываются именем. Замысловатый выбор тона — Скрисс — так же обстоятельно произносит он указывая в сторону напарницы.

Очередная парочка чудаков из Общества Великолепия в очередной раз промахнулась мимо точки назначения, отчего-то я начинал принимать подобные упрёки на свой счёт. Выслушивая свежие слухи о героических и не очень похождениях, троглодитка шныряла вокруг и водила по воздуху небольшой палочкой, становясь всё более недовольной.

— Безумие внутри вашей группы растёт — произносит мелодично-женственный голос — Хотя лёгкий налёт безумия - естественная реакция на подобные встречи. Скверна покрывает Подземье утолщающимся слоем, удивительно как вам удалось вобрать так мало после встречи с Повелителем Демонов... и вообще выжить.



Пока мы переговариваемся между собой, инициативная Тенебрис вспоминает напутствие орога и илитида, просившего снабдить общество образцом для изучения. Вдоволь наслушавшись за минувшие дни религиозных откровений, металлическая язва кивает в сторону апатичного Шуушара, мол - "Вон тот куатоа на всё согласен ради правого дела". Механическая кошка очевидно шутит, любому из нас понятна доля едкого юмора в её словах, наверное даже наши гости понимают это. Не понимает шутку только отстранённый целитель, совсем недавно созерцавший гибель родного селения. Хуже того - клятый рыболюд загорается этот идеей как тряпка пропитанная горючим маслом оставленная на солнце. Он весь оживляется, словно в мгновение ока обрёл священную миссию, и цель эта - добровольно отдаться в лапы безжалостных учёных. Лечь безвольным кирпичиком в фундамент будущей победы над злом разрушившим его родину. Толстобрюхий идеалист, Матерь Моря его побери.



Мы спорим. Мы очень долго и много спорим. В своих доводах и возмущениях, мы умудряемся отодвинуть грузного куатоа в сторону и подобно его родителям решать, имеет ли он право распоряжаться собственной судьбой без нашего присмотра. В пылу перепалки голоса достигают предела, доводя аргументы до крайности. Смешно. Глупо. Странно. Минует десятиминутная вечность и вот я, расстроенный происходящим не меньше прочих, отчего-то втолковываю Ахане о праве Шуушара действовать как он сам того хочет. Какое-то извращённое преследование справедливости... вечно у меня эти крайности и так во всём - пол жизни проходимцем, пол жизни гордым защитником свободы и правды. Ну бред же... А ведь хочется просто кивнуть, синелицей жрице, увидеть радость дружеского взаимопонимания в перепуганных глазах и уже вместе проклинать многосложность жизни за выверты пути подобные этому.



Точку в дискуссии ставит сам Шуушар. Приближаясь к Ахане, он кладёт свою грузную лапу на её плечо, как делал уже не раз, являя нечто пророческое из глубин безмятежной сущности. В пространстве мыслей и смыслов открытом для нас Стуулом проносятся туманные видения. Из небытия проступают очертания величественного сооружения, окружённого множеством текучих элементалей. Они возносят хвалу великому Истишиа, выстроившись вокруг храма подобного увиденному вчера, но совершенно, просто таки безукоризненно целому. Полупрозрачные стены возносятся вверх, угнездившись где-то среди скал Подземья, в то время как глубокий и монотонный голос Шуушара прощается с перепуганной эльфийкой.

— Нечто. Изменило. Меня. — провозглашает утробное бульканье — Теперь Я Слышу Волю Богов. Совсем Не Важно - Дар Или Безумие. Теперь Они Зовут Меня. Я Сам Хочу Пойти. Помочь Остаткам Моего Народа. И Тем Кто Счастлив И Того Меньше.



Делая вид, что не слушает обстоятельно выплёскиваемые слова, Тенебрис держалась в стороне. Та которой повезло немногим больше, заполняла официальное обращение в Общество Великолепия с целью последующего вступления, игнорируя плоды своих же идей. Язвительное сознание очень хочет назвать Тенебрис эгоисткой, но таковой она совершенно не была. На протяжении всего пути автоматон мгновенно расставалось с лишними вещами, а собственные изобретения дарила восторженно, требуя в качестве оплаты только искренние похвали или что-нибудь вкусное. Было нечто потрясающе восхитительное, я бы даже сказал целостное, в её непосредственной горделивости и интеллектуальной отстраненности. Мне оставалось только подобрать подходящий термин, а потом... потом озвучить его как можно более язвительно, дабы моё к ней отношение хоть немного звучало в форме претензии, а не похвалы.

— Отлично. Мы рассмотрим ваше прошение и объявим своё решение о вашем принятии после коллегиального рассмотрения. Известим при следующей встрече. — гнусаво произносит Слуплидуп.

— Отлично. Я рассмотрю ваше решение при следующей встрече и тогда и подумаю, приниматься ли к вам — парирует Тенебрис, нарочито металлизированным тоном.

Пришельцы читают свои заклинания и проводят нашего бывшего соратника в чёрный провал, оставляя в качестве напоминания о реальности произошедшего только кошек, скребущих на душе. Ох, что-то многовато-то кошачьих на сегодня... Мы рассаживаемся в лодки. Взгляды пусты, мысли густы. Дружная братия отправляется дальше вместе со скудным рационом, подпорченным настроением и не вполне ясными целями.