Жизнь взаймы, счастье в долг, время в рассрочку, о

Космос безначальный, неизмеримый, бесконечный, беспредельный во времени и протяженности. В нем нет ни зимы, ни лета, ни весны, ни осени, ни вечера, ни утра, только пустота сверху, пустота снизу и необозримая пустота между ними. А я, маленькая напрасная пылинка, закупоренная в своих быстротекущих одноразовых жизнях. Сонмы километров холодной космической пустоты давят на меня со всех сторон, и я рождаюсь, чтобы умереть, вспыхиваю, чтобы погаснуть, сжимаюсь, чтобы взорваться, нахожу, чтобы в следующий миг все потерять, воспламеняюсь, чтобы сгореть дотла в этой космической беспредельности и безысходности. Плюс или минус, начало или конец, все или ничего, вход или выход, вспышка, мгновение или вечность, бессмертие или череда рождений и смертей.
 
«Шримад-Бхагаватам», Книга 10, глава 2
Ничто в здешнем мире не бывает вечно, ни вещи, ни имущество, ни отношения между людьми, даже собственное тело мы когда-нибудь утратим, что уж говорить о семье, доме, накоплениях, имуществе. Каждый человек одинок, и никому нет до нас дела, одинокими мы приходим в этот мир, одинокими его покидаем и за поступки свои должны расплачиваться в одиночку.
 
Холодный пепел потухшего костра моей жизни, ставки все те же, вращается барабан судьбы, с одной стороны стола я, с другой — время. Иду в распахнутые объятия смерти, спотыкаюсь, падаю, роняю, теряю; оглядываюсь назад — свежие холмики могил своих вчерашних попутчиков, но все равно иду. Унылая осень закрывает своими затяжными дождями и сизыми набухшими, словно гнойные нарывы, тучами бездонное небо, серые однообразные дни, жизнь растворилась в моросящих дождях, угрюмые леса, мутные воды рек и озер, грязно-коричневые поля, истошно кричащие ненасытным вороньем. Время бежит по циферблату вечности, разрывая мое лицо острыми осколками прошедших лет, одышка, согнутая спина, опущенные плечи, прерывистое дыхание, россыпь глубоких морщин возле глаз, шагаю по прогибающемуся тряпичному миру. Осень танцует как будто напоследок, грязные лужи, покрытые бензиновой радугой, холодное солнце, пронизывающий ветер, стынут краски, мокнут под скучным дождем в полумраке деревья, одинокие листья падают к ногам, неудержимое время несется через мою жизнь, ему нет никакого дела до меня. Ледяные объятия времени; ворча, ругаясь, раздраженно подвывая, кружит снежная поземка, разбрасывая по застывшей земле закоченелые россыпи моей несчастной судьбы. Кисть невидимого художника раскрашивает продрогший мир ледяной палитрой одноцветия, бесконечный монолог простуженного ветра. Замирает жизнь, сдержанный шепот черноглазой ночи, замерзшие деревья стоят облитые густыми смуглыми тенями, одинокие фигурки прохожих медленно скользят по заснеженным улицам в поисках своего потерявшегося счастья.
 
«Шримад-Бхагаватам», Книга 4, глава 29
Нарада: Мирянину, погрязшему в суетных заботах, недоступна мудрость небесных сфер. «Я» и «мое» заставляет бессмертную душу отождествить себя с приобретенным телом. Душа тешит себя надеждами на вечную жизнь, в то время как тело угасает с каждым днем. По истечении отведенного времени она в муках расстается со своим «я» и «мое», дабы обзавестись новым телом. Отвернувшись от Бога, своего благодетеля, душа отдает себя на попечение иллюзии и ищет в ней свое счастье. Действуя в разных состояниях наваждения, душа определяет свой будущий телесный облик.
Как бездомный пес, душа бродит от двери к двери в поисках еды. В одном доме ее бьют и гонят прочь, в другом накормят, прежде чем прогнать. Одержимая бесчисленными желаниями, душа скитается по миру. Порой волею судеб она взбирается на вершину жизни, порой идет ко дну, так рождается она без конца и края то в раю, то на земле, то в аду. В странствиях душу сопровождают бесчисленные страдания, причиняемые силами природы, другими живыми существами и собственным умом. Цель ее жизни сводится к избавлению от мук, но это возможно лишь ценою самой жизни. Как путник, что перекладывает тяжкий груз с головы на плечо, думая этим облегчить свою ношу, душа меняет один вид деятельности на другой, в надежде обрести умиротворение.
Добрые поступки не оградят от страданий, ибо причина страданий — иллюзия, а не кара за злые дела. Чтобы прекратить кошмар, нужно проснуться, но не бороться со злом во сне. Дабы избавиться от страха, нужно пробудиться, преодолеть иллюзию, которая вынуждает рождаться и умирать снова и снова. Чтобы освободиться от иллюзии, нужно безропотно предаться вездесущей Истине и принять Ее в любом облике. Кто не служит Истине, Господу Богу, не одолеет иллюзию, каким бы разумом, знанием и волшебными силами ни обладал. Кто доверился непорочной Истине, тот готов слушать о Ней вечно, чей разум не осквернен корыстью, тот не пресытится Истиной во веки веков. Истина открывается тому, кто не ищет в Ней выгоды. О Государь, святые, чьих сердец не касается скверна и себялюбие, непрестанно прославляют личные свойства Верховного Владыки, который пьет ушами нектар повествований, текущий из их благодатных уст, свободен от заблуждений, не ведает телесного голода и жажды, страха и скорби.
 
Жизнь моя окончена и прожита напрасно, все время, отпущенное мне Богом, я потворствовал своим ненасытным чувствам; веселясь в праздности и беспечности, я внезапно оказался у пропасти страха и смерти. Мимолетная грань между молодостью и преклонным возрастом, обманчивых иллюзий распавшийся витраж. Внутри меня, испуганного старика, изорванного страхами, бессонницами, депрессиями, хроническими болезнями, живет юный, дерзкий, веселый молодой человек, недоумевающий о том, что с ним происходит. Счастье конвертируется, трансформируется, модифицируется, траурные процессии, катафалки, свежие могилы, терпкий запах погребальных костров, серый гранит надгробий, разлитая в воздухе печаль, судьба, время и смерть смеются надо мной, безжалостная предопределенность бытия. Как трудно умирать от старости и как легко умереть на поле битвы. Почему же я не умер тогда, когда пули и снаряды свистели над моей головой, а, находящийся во власти времени, умираю сейчас, разбитый болезнями, страхами, бессонницами, депрессиями, немощный, испуганный и всеми позабытый?
Спрятанные мысли, несказанные слова, непройденные шаги, прерывистое дыхание, время замедлило свой бег в моих глазах. Отголоски былой красоты, вроде бы юность была еще вчера, звенела, играла, смеялась, легко перепрыгивала через всевозможные препятствия и непроходимости, а сегодня уже поздняя осень, ветер равнодушно срывает с простуженных деревьев замерзшие листья и устилает ими остывшую землю. Косой дождь, время вместе с его каплями стекает по моим рукам, длинные холодные ночи, следы, исчезающие в темноте, грусть, тоска, промозгло и сыро, смутная сгорбленная тень с моими чертами, в полумертвых глазах заканчивается небо, тихая молчаливая старость плетется рядом, доверчиво держась липкой костлявой рукой за мое плечо.
 
«Шримад-Бхагаватам», Книга 7, глава 13
Тела живых существ обречены на погибель с самого рождения, они появляются и исчезают, как пузырьки на поверхности реки времени. Потому, видя рождение и смерть, не стоит ни радоваться, ни печалиться.
 
Каждый год на земле рождается сто сорок миллионов человек, плюс-минус, население планеты около восьми миллиардов человек, плюс-минус, каждую секунду на планете умирает одна целая восемь десятых человек, плюс-минус, при этом за ту же секунду рождается четыре целых две десятых человека, плюс-минус, моя жизнь, длинная она или короткая, никак не отразится на этой сухой механической статистике. Вы мне сейчас говорите о Боге, о вере, о загробной жизни, но у меня на этот счет свое независимое мнение, люди не хотят, отказываются верить, что жизнь после смерти — всего лишь холодная бесконечная пустота. Я принял эту неоспоримость, и это сделало меня свободным, свободным в моем выборе, только эта жизнь, только здесь и только сейчас, каждый сам за себя, никаких разукрашенных иллюзий и импровизаций.
 
«Шримад-Бхагаватам», Книга 7, глава 10, стихи 20–21
Попав в бренный мир, душа оказывается во власти Твоей внешней, вещественной природы. Рабами наваждения становятся все: и великий творец Брахма, и малое насекомое. Все во внешнем мире — плод воображения, действие, место действия, время действия, причина действия, плод действия и даже сам действующий — величина относительная. Безусловно, настоящий, незыблемый тот, относительно кого все кажется действующим, — это Ты, о Безграничный. Все существует относительно Тебя, и даже постигший безотносительную истину. С помощью Своей внешней природы, возбужденной силой времени, Ты создаешь мысленные тела живых существ. Мысли о вожделенных предметах опутывают душу и наперед определяют образ ее действия в мнимой, преходящей действительности, состоящей из шестнадцати стихий. И нет иного способа освободиться из этого рабства ума, кроме как найти прибежище у Твоих стоп. О Нерожденный, не предавшись Тебе, невозможно остановить колесо рождения и смерти.
 
Танцует осень моей жизни под вальс опадающих листьев, я один из этих отчаявшихся листьев, гонимый ветром времени. Цифры сменяют друг друга на циферблате, стрелки, нетерпеливо отсчитывают отпущенный мне срок, безжалостный механизм подгоняет меня к финишной черте. Время, которого уже нет, взгляд упирается в холодную пустоту, дорога жизни и дорога смерти, сплетающиеся в одну. Маскарадная маска на лице судьбы, глаза, наполненные страхом, увядшие цветы, просевшие могилы, плачущие облака, смерть стреляет навскидку, в упор, в спину, иду сквозь дождь времени по дороге своей жизни. Один вздох, разделяющий мою жизнь на «да» и «нет», одна короткая черта, соединяющая начало и конец, один взгляд, упирающийся в убегающую линию горизонта, один выцветший мазок красок на размытом просевшем холсте моей судьбы, одна звонкая поющая, танцующая юность, проигравшая забег усталой, испуганной и сгорбленной старости, одна дорога, простирающаяся от первого шага до последнего вздоха, от надежды до безнадежности, это все, что мне отмерила щедрая судьба.
Берег моей печали, взгляд упирается в стену вечности, сжатое пространство, мой маленький одномерный мир, он тесен для меня, я задыхаюсь в нем, бьюсь в его каменные стены, о его узкие улицы, о его низкие потолки. Капризная своенравная дама-судьба, неспешно падающие разноцветные листья, жизнь с каждым днем становится все короче, а ночи длиннее и холоднее, новый день уносит куда-то вместе с собой маленькую частичку еще живого меня.
А где же обещанное мне счастье? Оно разбежалось, рассыпалось, потерялось под грудой пустых, бесполезных, бессмысленных вещей и предметов, за которыми я бежал, которые искал, которые пытался поймать и удержать, о которых мечтал, за которые отчаянно сражался.
 
«Шримад-Бхагаватам», Книга 7, глава 13
И так, влекомый ненасытными желаниями я, как и все прочие, носился по волнам суетной жизни, порой то поднимаясь на ее вершину, то низвергаясь на самое дно. Меняя одну за другой тленные оболочки, я вел борьбу за существование, борьбу бессмысленную, ибо исход ее предопределен с самого нашего рождения. И вот, благодаря добрым делам или за грехи, я получил человеческое тело, и предо мною открылись трое врат. Одни вели в низшие миры, миры страданий, другие — к райским удовольствиям, третьи — к вечному освобождению, безусловной Красоте.