Как дурачок Копченый царем был

     Дурачок Копченый, зажуковав браслетик, проиграл его на бильярдах Кирпичу Садальскому, а тот, в свою очередь, выиграл в буру похищенный предмет дамской меблировки у Фокса, что по замыслу придумавших всю эту херню братов Вайнеров должно было характеризовать советских граждан бандитов как совершенно немеркантильных и азартных асоциальных личностей, что прямо противоречило провозглашенной товарищем Сталиным зажиточности, предусматривающей накопление и бережливость просто по смыслу наименования жизни зажиточной, но в то же время преступники СССР исполняли высказанное тем же товарищем Сталиным замечание и жить стало лучше и жить стало веселей. Создавшаяся на ровном месте противоречивость когнитивно диссонировала с перьдовицами советских газет, что могло бы привести к разрыву духовных скреп, отвеку соединявших начальство с населением в нелегком пути в коммунизьм, мать вашу так, но к месту и времени провозгласился еще первым Ильичом бравый лозунг о важнейшем из искусств, потому кино, снятое по литературной истории, расставило все по своим местам : тута тебе лучше и веселей, там тебе суровая правда борьбы и преодолений, но невозможность втиснуть в тесные рамки фильма все то, что было написано пером, сама собой звала посмотревших к топору, что было вовсе не внове на Руси, примерно каждое поколение трудящиеся неизбежно задумывались о топоре как орудии угнетенных, создавая бунты и мятежи, при советской власти тщательно скрываемые, а при нынешней российской либо игнорируемые, либо называемые лживо, как рука Госдепа, оранжевые излишества разные, в общем, пока не сменится парадигм при смене власти, что априори ни к чему вообще не приведет, оставляя глупость населения и хищничество властей на своих местах в рамках тысячелетий истории России, все так и будет длиться и длиться, переполняя немногих вменяемых самой обычной скукой.
     - Ништо, - отмахнулся могучей рукой Емельян Пугачев от назойливого Вани Почиталина, нашептывавшего государю текст новейшего и моднейшего Указа в заросшее диким волосом ухо донского казака, кем, вне всяких сомнений, и являлся нежданно воскресший Пётра Федотыч Третий, - не ново под луной.
     - Он у нас месяц ! - орала хмельная старшина, топоча по двору государской резиденции в Берде.
     - Тридцать дён, стало быть, - смекал выучивший русский язык ссыльный поляк из конфедератов, обретаясь Оренбургским краем, где и располагалась Берда, - или тридцать один, не считая високосности.
     Сложность русскай грамотки малой разъединяла бунтовавших маленько, приводя к взаимному непониманию, облегчая правительствующим сокрушить и прекратить, и лишь мудрость отцов, бережно культивировавшаяся большевиками, привела к результату.
     - Грабь награбленное, - смело предложил Ильич, зря в корень народной инициативы, очком чуя помыслы и стремления трудящихся.
     - Жить стало лучше, жить стало веселей, - вторил ему второй из Ильичей, создавая задел когнитивности всем советским писателям -  детективщикам и даже деревенщикам или абстракционисьтам, мать вашу так.
     - Лететь, пердеть и радоваться, - как всегда не совсем выдержанно высказывался третий Ильич нашей очень странной листуар пур лямур.
     - Поцелуй меня взасос, - думал, не говоря этого вслух, четвертый Ильич, грозно приближаясь к любому однополому ему индивидууму, готовно раскинув руки и выставив сложенные бантиком губы.
     Пятый и шестой не успели ничего сказать, просто, тупо и быстро померев, хотя бы этим порадовав население. Седьмой п...дел столько, что всего и не упомнишь.
     - Понимаешь, шта, - буровил спьяну восьмой, тяжко ворочая хмельным языком.
     - Дело разъединенных народцев, - тускло и вяло с глупо мямлил девятый.
     " А что же десятый ?! " - воскликнет, возможно, какой неравнодушный и хотя бы краями задумывающийся о судьбе народцев и всей России мудень. А все то же самое. Любую цифру ему присобачь, понятно же априори, что будет еще один дурак и скот. А почему ? А я скажу. Как других писателей для вас не было у товарища Сталина, так и других царей и руссяин и быть не может.