О смысле жизни, который всегда ускользает
Возможно, абсурд в том и заключается — мы обречены искать то, чего нет в готовой упаковке. Камю называл это «нежной безнадёжностью»: Сизиф счастлив не тогда, когда камень достигает вершины, а когда он, спускаясь вниз, вдруг замечает росток между скал. Смысл — не в финале, а в сопротивлении пустоте. В том, чтобы, зная о тщете, продолжать поливать цветы на краю пропасти.
Но если глобальный ответ недостижим, почему мы всё ещё плачем над стихами, спасаем тонущих незнакомцев, пишем симфонии в тетрадях, которые никто не услышит? Потому что смысл распадается на осколки важного: в чашке чая, поданной молча; в смехе ребёнка, не ведающего о конечности бытия; в том, как рука не отпускает другую руку даже в кромешной тьме. Эти моменты не отвечают на «зачем» — они делают вопрос ненужным.
Одиночество здесь — не проклятие, а условие подлинности. Как бы ни были близки души, каждый из нас умирает в одиночку, каждый смотрит на мир через уникальную призму боли и восторга. Но именно это экзистенциальное одиночество зажигает в нас жажду прикоснуться. Мы бросаем мосты из слов, взглядов, музыки — и внезапно обнаруживаем, что одиночество другого резонирует с нашим, создавая хор, который Вселенная, возможно, ждала миллиарды лет.
«Быть может, главный парадокс в том, что отсутствие смысла — и есть дар.» Он освобождает нас от ярма «великих целей», позволяя найти святое в малом:
— В том, чтобы слушать дождь, не думая о метафизике;
— В том, чтобы прощать себя за несовершенство;
— В том, чтобы, даже зная, что любовь не вечна, любить так, словно это единственный способ остаться человеком.
Мы никогда не в состоянии уловить смысл бытия — но в погоне за ним становимся алхимиками, превращающими страх в надежду, а одиночество — в тихую песню, которую подхватят те, кто придёт после. И это — более чем достаточно.
Илья Игин
Свидетельство о публикации №225032100934