О работе горного мастера, ее тяжести и почете

Из рукописи второго тома романа автора «Вспоминая жизнь, похожую на романную»

Ближе к лету 1958 года вместо женившегося на Наде Алексея Астанина его место в комнате занял Николай Гальченко, недавно вернувшийся из армии. Он был выпускником горного техникума, но не Донецкого, а Рутченковского. Так что в комнате появился коллега Егора, но Кураховская шахта обошлась с ним с лишком жестоко. Он потерял много крови и часть левой стопы ноги. Правда, к моменту вселения в общежитие он был уже выписан из клиники и для него решался вопрос с работой. Понятно, что работать под землей в силу полученной травмы он уже не мог, поэтому ждал решения своей судьбы. Вскоре ему была предложена должность диспетчера шахты.

Но вернемся к шахтным делам. В начале 1958 года Егору Суханову предложили наконец-то должность горного мастера. Первое знакомство с шестым добычным участком, откровенно говоря, мало порадовало Егора. Это был самый сырой участок шахты, где вода сочилась буквально из каждой щели пород, почти что, как из-под душа. На почве штрека воды было сантиметров десять или пятнадцать, не меньше.
- Насколько же интересно мне будет хватать резиновых сапог, которые получил на полгода? – задавался вопросом про себя Егор.
Но делать было нечего. Раз согласился, думает, надо оправдывать свою должность, тем более достаточно высокооплачиваемую. Оклад здесь был 3200 руб. в месяц. Это почти в три раза больше оклада десятника по вентиляции. Когда ему назвали сумму оклада, подумал, что его разыгрывают. Но это оказалось действительно так, за сырость и воду неплохо платили. Пообщался с другими мастерами участка. Они его успокоили, сказав, что сапог действительно хватает на один-два месяца.
- Но не расстраивайся. Их можно купить в магазине. Мол, из трех с лишним тысяч рублей можно покупать новые сапоги хоть каждый месяц.
И действительно, приходилось раз, а то и два раза в месяц покупать новые сапоги, потому что старые не выдерживали воды, рвались или расклеивались. Сверху от воды, в какой-то степени, спасала горняков прорезиновая куртка, которая надевалась на брезентовую сухую куртку. Даже каска и та не выдерживала напора воды, размокала к концу смены. Но каски в магазинах не продавались, поэтому приходилось ждать истечения сроков ее износа.

Так что и в шахте зря за работу не платили. Если условия были тяжелейшие, то назначалась и соответствующая зарплата. С обязанностями горного мастера Егор вроде бы справлялся. Особых «проколов» в работе смены не было. Если что было непонятно, тут же обращался за советом к своему сменщику к Николаю Григорьевичу Сулимову. Он был старше его лет на десять, все тонкости работы и начисления зарплаты шахтерам знал, охотно делился опытом и с Егором Позднее они стали приятелями, и он был ему как старший брат или может быть и как в определенной степени и отец.
Получать высокую зарплату было приятно. Егор приоделся, завел сберегательную книжку и можно сказать начал жить почти что на «широкую ногу». К нему в общежитие стало «наведываться» начальство участка. Все они были женатыми, денег жены на выпивку не давали, поэтому они обращались к неженатому Егору. Иногда выпивали с ними прямо в общежитской комнате.
- Но что было делать? – рассуждал про себя Егор.
- Вдруг что случится, они заступятся за меня, помня мою доброту.

Однако на шестом участке все складывалось у Егора вроде бы неплохо. Наряды или задания, которые были почти всегда в полтора – два раза выше плана, смена, которой руководил Егор, почти всегда выполняла. Так что никаких взысканий не было, наоборот, были частенько и премии. Сама работа горного мастера ему нравилась. Хотя она была изматывающей и очень тяжелой, в смысле вхождения в горняцкий коллектив, в бригаду, которой непосредственно пришлось руководить. За смену из него выходило такое количество пота, что и посчитать было сложно. Хотя сам шестой участок проветривался достаточно хорошо,  если учесть, что он был очень далеким  от шахтного ствола. Но движение по лаве вверх,  вниз и обратно, то в наклонку, то на коленках выбивало пот из Егора, как бы он не старался не потеть. Но в период ремонта в лаве, когда передвигался шахтерами скребковый конвейер и перегонялся в нижнюю нишу комбайн на новую полоску угля, у Егора работы было значительно меньше. Тогда ему было холодно, потому что двигаться по лаве приходилось всего два-три раза. Но его спасала трансформаторная будка, где стояли магнитные пускатели и прочая горная электротехника.

 Зато время в шахте пролетало так быстро, что кажется, вроде бы смена только началась, а ему нужно уже докладывать диспетчеру шахты и руководству участка о результатах работы смены и объясняться, если они оказывались плачевными. А так как докладывать надо было примерно за полтора часа до окончания смены, когда еще наряд был выполнен только наполовину, то Егору хотелось позвонить попозже. Он все ждал, когда результаты работы будут солиднее и лучше. За это как-то даже попал на сатирический рисунок в главном здании шахты, где его изобразили как человека, тянущегося к телефонной трубке, но не могущего до нее никак дотянуться. К карикатуре были приписаны какие-то сатирические стихи. Эта карикатура дисциплинировало его, хотя и дальше, помнится, такие случаи не часто, но были.

В 1959 году наконец-то сырой пласт угля был выработан шестым участком и их перевели во вновь нарезанную сухую лаву, правда, с меньшими окладами. На одном угольном пласту было сделано две лавы для двух участков. Эти участки были связаны одним небольшим уклоном, по которому проходило два конвейера: на один из них шел уголь из лавы с шестого участка, на другой - из лавы второго участка. Поэтому начальству и горным мастерам этих участков приходилось часто встречаться на пятачке вверху уклона, где сходились два конвейера. При схождении конвейеров на штреке было сделано специальное расширение выработки, где стоял самодельный стол по краям со скамейками и сзади висел общий телефон для связи с диспетчером шахты. То есть это было как бы место для проведения коротких летучек с бригадирами и горными мастерами обоих участков. Где-то, почти что, рядом находились мотористы для наблюдения за работой конвейеров.
Работать без воды сверху стало на много приятнее. Да и движение по лаве не вызывало такого напряжения, которое было на предыдущем сыром участке. Здесь толщина извлекаемого угольного пласта доходила до 1,3-1,5 метра. Поэтом ползать на коленках почти не приходилось.
 
Новым явлением для Егора и для шахты в целом было то,  что Комсомол решил создать в новой лаве комсомольско-молодежную бригаду. Отобрали в нее несколько не так пожилых рабочих с нашего старого  участка, разбавили их комсомольцами с других участков. Егору, как самому молодому из горных мастеров шахты, предложили быть горным мастером этой бригады. Бригадир, комсомольцы и Егор должны были каждый месяц отчитываться перед комитетом комсомола шахты за выполнение плана. Это подстегивало комсомольцев к ответственной работе, и дела шли у них  хорошо. Бригаду и комсомольцев  стали награждать знаменами, вымпелами, грамотами, премиями, ними заинтересовалась местная пресса. Егора, как руководителя бригады, начали фотографировать  то одного, то вместе с некоторыми комсомольцами. Короче говоря, районная пресса сделала их что-то вроде героев шахты. Они вместе начали отмечать праздники и разного рода собрания и выезды, например, на футбол или н спектакли  в Донецк.  В результате Егору стали звонить в общежитие незнакомые девушки и назначать свидания. Правда,  ни  на одно из них он так не пошел, отшучиваясь, что у него есть уже девушка и что ему хватит и одной. Теперь Егор хорошо понимает артистов и других известных людей, когда на них буквально «набрасываются» поклонницы, предлагая если не дружбу, то немедленную любовь и обожание.