Под негой нагой...

Под негой нагой начинается день. Умывшись росой, утирает розовые прохладные щёки льняным, выглаженным только полотенцем солнечного луча, что свисает с плеча сосны и пробираясь сквозь траву волочится по земле, хотя чудным образом остаётся незамаранным. Бывает, берёза любезно, но неподобострастно соглашается придержать тряпицу, пока та не окажется нужна.
Угодливость вовсе не в её  характере, перечит прямотой своею всякой неправде, за что и живёт поменьше сосны, кой ершиста, задёшево себя не отдаст, но всё ж промолчит, коли заприметит хотя намёк некоего для себя  несчастия.

Да не судя об ней скоро, - боязливость  и осторожность не одно и тож. За слабого вступится, и приютит, и прокормит, и себя не пожалеет, но долго сосне расти да зреть, не всяк стоит  её  жертвы.

Само собой - сосна сосне рознь. По роду-племени, по тому, где взросла, бывает и скверная, и белая с красной, и стрижневая,  ещё - рудовая да болотная, так ведь не в розни дело, а в схожести. Тут, как у людей, - коли честен, нет дело до того, чей ты, важно - каков. Истина, во что её не ряди, она повсегда нага.

Столь славно начатый день ещё не прожит, но казавшийся долгим с рассвета, и утром уже в прошлом, и колена полдня в дорожной пыли, что оседает, глядя ему вослед. Так пусть любое, что ныне, всякое, всякий раз - это лучшее изо всего, хотя, казалось, лучше уж не может быть никогда.