О Родене, любви и хрупкости прекрасного

Мне очень нравился Роден, особенно в юности, его скульптура "Вечная весна" или "Поцелуй". Настоящая эротика, красота, любовь, радость. Идеальные формы обнажённых мужчины и девушки, море нежности. Сразу видно, что я не моралистка.
Когда в юности я читала Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства", я запомнила оттуда одно высказывание: "Больший грех не отдаться любимому мужчине, чем отдаться нелюбимому". Этому кредо я всю жизнь следовала. Так я и боготворила Родена за его талант, увековечивший такой чудесный момент вечности.
Но вот как-то поехала в Пенсильванию в музей Родена. Какой-то американский миллионер выкупил этот музей во Франции и перевёз в США. Там я услышала историю о скульптуре "Поцелуй" или "Вечная весна". Оказывается, натурщицей была его любимая девушка, которую он соблазнил и прожил с ней один год, пока лепил скульптуру, а потом бросил. У Родена было много женщин, но жениться он не желал. Эта брошенная девушка была намного моложе Родена, ей только исполнился двадцать один, и она никак не могла пережить этого. В результате она попала в сумасшедший дом, где провела почти всю оставшуюся жизнь. А Роден продолжал жить своей жизнью, творить и ничего не сделал для спасения своей бывшей возлюбленной, модели "Вечной весны". Сразу пришли на память слова Пушкина: "Гений и злодейство — две вещи несовместимые". Моя любовь к Родену закончилась.
А я уже к этому времени сделала футболку с изображением "Вечной весны" или "Поцелуя", под которой были напечатаны слова Пушкина: "Не для житейского волненья, не для корысти, не для битв, мы рождены для вдохновения, для звуков сладких и молитв". Я не стала печатать футболки с этим изображением и перестала читать Родена, хотя его рассуждения об искусстве и о парижских соборах были мне очень интересны. Но он стал мне неприятен, и я не могла побороть этого чувства.
Недавно я случайно перед сном слушала лекцию о мышлении  Мамардашвили. Там была такая мысль: всё в мире устроено так, чтобы не было в нём добра, чести, красоты, справедливости. Тем не менее, иногда есть справедливость, иногда есть честь, иногда есть красота, иногда есть добро. Если осуществить акт самонаблюдения, любой в юности испытывал хрупкость сознания и необъяснимую обречённость всего благородного, великого и прекрасного. Всё это обязательно гибнет, а всё низкое живёт и процветает. Всё великое и прекрасное промелькнёт и рассеется, как будто его и не было. Поэтому и говорят: "Остановись, мгновение, ты прекрасно".
Но я не согласна с этим пессимистическим взглядом    Мамардашвили.    Мир устроен сложнее. Возьмём животных: многие из них прекрасны в любой момент. Подводный мир океана, цветы – всё это гармонично и совершенно, независимо от нашего восприятия. Конечно, всему грозит увядание, но затем рождается новое поколение, приходит новая весна. Красота в мире не исчезает, она возрождается.
Мысль рождается не только из хрупкости мира, но и из его прочных, достаточно устойчивых закономерностей, которые даны не каждому уму. Например, закон притяжения, который открыл Ньютон. Мир — не хаос, в нём есть порядок, есть вечные принципы, на которых он держится. И возможно, именно это сочетание хрупкости и устойчивости делает его таким, каким мы его знаем: порой жестоким, но одновременно полным красоты и вдохновения.
Некоторые считают, что произведение искусства существует отдельно от создателя. Роден создал "Вечную весну" — образ любви, нежности, красоты. Может ли его личная жестокость отменить это? Если да, то значит ли это, что мы должны пересмотреть всю историю искусства? Ведь у многих великих мастеров были далеко не безупречные характеры.
С другой стороны, если гений оправдывает аморальные поступки, то не означает ли это, что мы приучаемся терпимо относиться к безнравственности? Например, если гениальный художник разрушает жизни других людей, но создает шедевры, стоит ли это считать допустимым?
Можно также рассмотреть примеры других художников: Караваджо был убийцей, Вагнер — антисемитом, Пикассо плохо обращался с женщинами. Их творчество остаётся великим, но могут ли их поступки изменить наше восприятие их работ?
Возникает вопрос:
Может ли искусство быть выше морального облика его создателя?
Должны ли мы учитывать личность художника, когда оцениваем его произведения?
Способно ли великое искусство искупить грехи его автора?