Пять очерков о неконтактных сообществах Земли

1

Это текст, как говорили встарь, принадлежит перу Германа Хамовича Миклухо-Маклюэна. Сам автор называет себя «людоведом», гордо отказываясь от привычного нам, но пафосного, термина «антрополог». В своем тексте Миклухо-Маклюэна разбирает несколько изолированных СООБЩЕСТВ, которые обитают в разных и непохожих друг на друга частях света, но имеют общую черту: нулевой социальный лифт, тотальный тоталитаризм и полный отказ от контакта с окружающим миром (первые два можно опустить).

Автор не придерживается никаких рейтингов, поэтому перечисление сообществ у него носит случайный характер. Но начинает он с признанно самой неконтактной народности. Это сентинельцы.

Власти Индии запретило даже приближаться к этим островам в Бенгальском заливе, под страхом смерти. Смертная казнь грозит туристам и миссионерам за то, что они сами себя подвергают смертельной опасности. Хм, довольно комично!

Однако Герман Хамович не был бы, хе-хе, Миклухо-Маклайном, если бы не своеобразный юмор. Юмор, который не свойствен вышеупомянутым антропологам, и который составляет, заметим, особую сторону именно советских и российских исследователей. К каковым наш исследователь, по-видимому, относится.
 
«Со слов сентинельцев, ученые поведали нам о таком курьезе. На протяжении многих лет жителям Сентинельских островов оставляли различные предметы быта, культурные растения и свиней (как самое мобильное и неприхотливое домашнее животное). Любопытно, как туземцы распорядились с этими инвестициями: они взяли на вооружение кухонную утварь (сообразили!), но прочие предметы (игрушки, мебель, ткани и пр.) с негодованием сожгли или выбросили в море.

Возникла еще такая тема, в равной степени забавная и занимательная. Предметы быта красного цвета были приняты с восторгом, тогда как предметы зеленого цвета – отвергнуты напрочь. Если у нас красный цвет призван отпугивать, а зеленый, напротив, напоминает о мире и согласием, то сентинельцы, подобно некоторым другим тропическим народам, восприняли красный как благоприятный цвет («это кровь, что есть хорошо!»), а зеленый они проассоциировали не с цветом «валяй!» на светофоре, и не с зеленой энергетикой, но с ядовитыми змеями и лягушками. (Ну, мы-то с вами понимаем, что деструктивный заряд зеленой энергетики многократно превосходит даже так называемого ужасного листолаза! эта двухдюймовая няшка тремы каплями своего яда убивает табун мощных мустангов!)

Что касается культурных растений, туземцы без зазрения совести слопали все рассады и семена, да так, что у них не возникло и мысли о посадке. Хрюшек тоже не стали разводить, а просто тут же зарезали. Но не съели, а похоронили со всеми обрядами! вот так вот: хоть и дикари, но при культуре...

Под конец надо отметить, что и многие т.н. культурные народы ведут себя по отношению к своим/предоставленным ресурсам столь же дико и бесхозяйственн... называть не буду, по понятным причинам, но вы и сами догадались.

В общем, господа сентинельцы продемонстрировали, что контакты  с ними, даже если бы он состоялся, не принес бы никакой пользы и перспектив – ни нам, ни туземцам, ни третьей стороне. Тут такая, право, глухо*бина, что всем саратовым саратов!»
Этой непереводимой формулой Миклухо-Маклейн завершает свой рассказ о сентинельцах и переходит к следующему сообществу.

2

«Сообществу с простым и неприступным названием, Тыыт из Биньчитхиен. Эти занимаются охотой, рыболовством и собирательством. Поскольку эти старые-добрые промыслы вполне показали свою эффективность, не вызвав упрёков и критики за несколько тысячелетий. К тому же, у тыытян и не возникло потребности в захватнических кампаниях или индустриализации. Оно и понятно: пищи во вьетнамской провинции вдосталь круглый год, а население невелико (на сегодня, 6,5 тыс.).

Для сравнения. Попробуйте заняться собирательством в Западной Европе. Нет-нет, сегодня этим занимаются почти все, прежде всего иммигранты и политики. Но тогда, еще до Римской империи, когда будущие нации Европы только начали формироваться из разрозненных Бронзовых племен, собирательство на холодном и диком континенте было совершенно неэффективным занятием. Охота и рыболовство были, тогда еще, более эффективны – а потому, это было дозолено только королям и крупным феодалам. Всем другим оставался риск: либо рискованное земледелием, либо еще более рисковое занятие: ВОЙНА.

Война, как подтвердит нам любой британский ученый, это лучший способ оптимизации ресурсов; она позволяет не только обзавестись этими самыми ресурсами, но и сократить т. н. «излишки населения». Европейцы исходят из императива Оптимизации ресурсов (в свою пользу). Нашим тыытянам оптимизация ни к чему: плодородная земля, жаркий и влажный климат, а главное, население неприхотливое и простодушное – это уже оптимальный ресурс.

Многих антропологов умиляют «натюрморты», которые можно встретить у некоторых современных народов эпохи неолита. Скажем, на заднем сидении внедорожней Тойоты вальяжно разлегся аутентичный деревянный идола, а рядом с ним валяются обсидиановый топорик и «наше всё», смартфон.

В отличие от всего этого «электронного неолита», инструментарий тыытян соответствует их первобытным методам охоты и собирательства: всё-таки, они остаются неконтактным племенем, да и с электричеством и зоной действия сети у них туго.

Остаётся сказать что эти самые методы куда прогрессивнее у многих видов пауков или медуз, которые ухитряются совмещать охоту с размножением (так сказать, мрачный сезон с брачным сезоном), что недоступно всем известным нам Homo Sapiens. Напротив, у нас (людей) охота/война и размножение суть противоположные стратегии: одна ведет к росту, а другая – к сокращению населения. Если последняя призвана скрыть и замаскировать, то брачное поведение, напротив, делает самца максимально открытым и уязвимым.

Так вот, некоторые сравнительно более простые организмы охотятся парадоксальным образом: они позволяют себе САМИ стать добычей, а затем используют своего «добытчика» в качестве инструмента – причем как для питания, так и для размножения. Об этих организмах и пойлет речь. А вы можете воспринимать текст ниже не как инородное вкрапление, а как чудесную инкрустацию простого но дорогого перстня...

3

Сложнейшим существом на Земле считается человека (кем, собственно, считается? ЧЕЛОВЕКОМ, енм же еще?!). Впрочем это мнение не лишено оснований: пусть и сволочь, но сложнейшая! ведь "сложнейший» не значит «лучший». Просто, человеку удалось создать наиболее сложные социальные и экономические механизмы по управлению окружающей средой и другими, себе подобными "бесподобными пацанами".

Впрочем, за самым сложным механизмом стоит простейшая игра: «пауки» пожирают других «пауков» и, в итоге, побеждает некий Альфа-паук в своем кластере, Паукоед в баньке (а затем - в банке, а посмертно - опять в банке, но со спиртом).
То есть, сложна здесь только логистика, а игра или функция те же, что у первобытных охотников. Да что там первобытных! некоторые вполне себе простые, а то и попросту простейшие организмы могут смело заткнуть за пояс нашего архисложного хомосапиенса.

Кто первым в своем виде оторвал свою пятую точку от точки №1 своего жилища (стола/дивана/телевизора...), и отправился на охоту, или на первобытный фри-шоппинг (известный нам как собирательство)?
Ответ на этот вопрос оставим нейросети – человеку это неизвестно. А лично мой ответ таков: первыми в природе охотой и собирательством занялись уже с простейших. У последних, кстати, своя логистика – порой, такая заковыристая, что вызывает восторженное недоумение.

Итак, Басня про тлю!

Муравей пожирает тлю (Aphid Equotroianus Shaftesfieldii). Так муравью кажется, однако тля, сцукко, впрыскивает в него некое эээ запрещенное вещество, которое побуждают муравья забраться высоко на крону дерево, так сказать, наедине с небом. Там муравей начинает раздуваться – под воздействием всё того же яда, введенного тлёй – и превращается в сравнительно крупный алый пузырь. Пролетающая мимо птица видит «ягодку опять», и с плезиром её проглатывает. Это птице тоже кажется: на деле, она глотает не ягоду, и даже не муравья а ващще невидимую тлю! Ну а тля, в свою очередь, превращает муравья в инкубатор для своего потомств, а птицу - в свою кормобазу, и к тому же... нет, не роскошь, а средство передвижения!

Прошу учесть пару невидимых обстоятельств. При своей скорости и продолжительности жизни, тле потребовалось бы намеренно времени, чтобы пройти весь ареал своего проживания: теоретически, около семи тысяч лет (то есть, сколько существует вся известная нам цивилизация), а практически – никогда! Между тем, тля освоила всю эту гигантскую, и весьма опасную, территорию – чуть ли не четверть всего континента Южной Америки! и освоила всего за пару-тройку дней. А виной всему – «генетически гениальная коррупционная схема»! (Не будем забывать, что «СЛИЗНЕС-КЛАСС» позволяет тле не только проделать гигантские расстояния – по нашим меркам, от Земли до Сатурна! – но еще и пополнять запасы пищи, минимум на месяц вперед. А для госпожи Тли, «месяц» это не месяц, а добрая треть жизни.
Ну-ка, кто среди нас может похвалиться таким обеспечением?

Так что, рядом с Миссис Aphid Equotroianus Shaftesfieldii, даже серьезные дяди с дикого Северо-Запада, вооруженные всеми наработками текущего века, выглядят как престарелые провинциальные гангстеры из «Пса-призрака» – рядом с командой Аль-Капоне. или как наш следующий гость из джунглей Боливии и Парагвая – айорео!
Видите, куда завела нас тля, сделав нас, так сказать, звеном еще одной своей хитрой комбинации!
Думаете, это шутка? просто ерунда? Возможно, но как вам такой факт:

…Больше всего на свете сэр Генри Шефтсфилд дорожил своей фамилией. Собственно, это единственное, чем он дорожил (помимо королевы!), а все прочее – фамильный замок и состояние – были ее приложением или продолжением. Фамилия была не только древней – «еще дореволюционной!», как с придыханием говорил сэр Генри – но и прославленной в кругах британских ученых; вспомним только, с каким глубокомысленным высокомерием рассматривал наш баронет в журнале “Nature”. А теперь – вот – ЭТУ САМУЮ фамилию верноподданный королевы Виктории уступил. И кому? – ТЛЕ! Существу, которое неспособна к интуиции, и не обладает ни воображением, ни сколько-либо стоящей информацией об окружающем мире. Откуда тля может знать, о том, что муравьи превратятся в ягоды, а затем «переселятся» в птиц? – всё это невозможно представить! Да и потом: что такое муравьи? Что такое ягоды? что такое деревья? Что такое птицы?

Не спорьте: лишь очень немногим сценаристам или политикам под силу разыграть такую многоходовку, что уж говорить о каком-то существе с неизмеряемым IQ, которое, в общем, даже наблюдениям не поддается! А значит, все просто: тля – «генно-запрограмированная» машина, которую создает некая «эволюция» (создает просто так, от нечего делать, или для абстрактного самоудовлетворения). Объяснение, как водится у просвещенцев, вполне здравое и разумное, но совершенно бесперспективное, лишенное смысла.

4

А что вызывает отказ идти на контакт, отчуждение и закрытость у тех народов, которым посвящен этот текст?

У кого-то, это обычная ксенофобия, возможно заложенная на генетическом уровне. Не чужда эта ксенофобия, кстати, и цивилизованным народам Европы, несмотря на все либеральные ужимки последних лет. Подобных политкорректных ужимок хватало, между прочим, и в начале прошлого века. А чем все кончилось? Правильно: кошмаром Первой Мировой! он казался таким шоком для всех мыслящих людей тех лет именно из-за контраста между ксенофобской сущностью и пацифическими ужимками.

Некоторые из племен отягощены недобрым опытом общения с иноплеменниками (возможно, это ЕЩЕ ОДНА причина). Причем, белые люди необязательно злокозненны по своей природе! они могут просто-напросто оказаться невольными носителями различных инфекций, против которых у данного племени отсутствует иммунитет. Да и потом... «могли белые матросики замочить пару-тройку туземцев – по пьяни, из ревности... С кем не бывает?» (именно так раскрыл эту тему Билли Уайтмен, «омбудсмен колонистов»).

Есть еще одна версия. Это Андаманский синдром.

«Андаманский синдром», как его называют некоторые «блогеры-антропологи». Это еще один, так сказать, засов, накоторый заперты неконтактные племена. В самом деле, лучше использовать аллегорию «засова», поскольку назвать это «гипотезой» или «основанием» не повернется язык ни у одного западного исследователя.

Первым, кто упомянул этот "засов", был Аль-Кантари. По непроверенным данным, Антонен Арто и Эмиль Чоран называли его «ливийским Элиаде». Впрочем, сам Аль-Кантари приписал свою версию каким-то полумифическим португальским мореходам, описавшим некую «далекую южную страну». Согласно версии «Алькантари-Навигадор», после того, как Господь изгнал праотцов из Рая, Он поставил на стражу «Андаманскую гвардию». Эти люди, по заверению авторов, сами не заходят в Рай, но и других не пускают.

Кажется, с этой версией все яснее ясного. Однако... как гласит бермудская поговорка: «Все ясно, да не все просто» А проблема – в названии. Что удивительно, казалось бы, в слове «Андаманский»? а удивительно то, что европейцы излазили местные широты к западу и к востоку от этого архипелага в Бенгальском заливе, однако последний остался табу. Ни одного упоминания – ни в рапортах, ни в частных дневниках или письмах! Вплоть до того, что некоторые капитаны наносили эти острова на карту, а другие – нет.

Посещали ли они Андаманские острова? Не возьмусь утверждать. Да я не стал бы даже допускать это! Судите сами:

«Мало того, что пристали, но еще и высадились на этот остров (...). не иначе как морской леший – если такой есть – нас сюда притащил!»

«Если у мира есть пуп, у него должна быть и задница. Место, от которого мы только что отчалили именно такой случай!»

Жозефу Кергелену вторит Абель Тасман: «Открой этот остров Неарх, флотоводец Александра Македонского, он назвал бы его «Куло тукосму». Право слово, Жопа мира!»

«Здесь меня укусил комар. Назвать этот горе-остров «Комариным» - много чести. Хотя ничем больше он не может прославиться!»

«Если я представлю королеве этот песок и ракушки, меня спросят: «И ради этого мы тебя отправили за три-девять земель?» А сэр Френсис Дрейк отправит меня на рею! Тьфу, не буду ничего писать!»

«Недаром на корабль просился, перед самым отплытием, Бен Джонсон. Пожалуй, надо было его взять: мой вокабулярий слишком беден, чтобы дать должное и справедливое название этому недоразумению, именуемому «островом»...

Таких цитат десятки! Я привел наиболее типичные из них, впрочем без уточнения фамилий и топонимов – чтобы не оскорбить чьих-либо чувств; ведь первооткрывателями являются более или менее прославленные капитаны, испанцы, французы и англичане, да и острова далеко нешуточные: Фиджи, Палаван, Кергелен, Таити... И если Кергелен так и остался вполне себе гиблым местом, то прочие острова стали сегодня всемирно прославленными брендами.

А я это всё к тому, что острова Андаманского архипелага остались белым пятном на карте, словно белые пятна на теле экс-курортницы, которые стали свидетелями ее «неправильного отдыха», хе-хе. Иными словами, за формулой Аль-Кантари «Андаманский синдром» скрывается некий собирательный образ. О них запрещено говорить отнюдь не на основании секретного распоряжения индийского правительства, которое желает сделать «Андаманы» Новыми Мальдивами или Новыми Канарами (особенно после того, как реальные Мальдивы уйдут под воду) – но только без вмешательства иностранного капитала (и безвредно для племени джарава, которое населяет реальные Андаманские о-ва)! Этот запрет имеет «метафизический» характер: условно говоря, если Кирибати или Фиджи уйдут под воду, так сказать, еще при Путине, то мифический Андаман ушел из мира давно – потому, что стал Запретной Зоной...

5

А завершить нашу тему, тему неконтактных сообществ, следует беверлеями.
 Это племя... точнее, эти люди проживают в разных уголках планеты, но нигде не чувствуют себя как дома. У каждого из них бессчетное количество недвижимости, однако если к ней они и привязаны, то совершенно не привязаны к конкретной стране – будь то Лазурный берег или Золотой треугольник в США, Златой Уккл в Бельгии или Вирджинское Златоводье в Британии. Есть у беверлеев на счету еще пара мест – Тиволи под Римом и Нёйи-сюр-Сен под Парижем. Кому-то покажется смешным, но подобный район-сообщество есть и у нас, под Москвой, хотя название весьма красноречиво говорит само за себя: «Экологичная Британика на Новой Риге».

Не знаю, можно ли назвать места обитания беверлеев «гетто» или «местечками». Впрочем, это совершенно отчужденная территория. Об этом говорит хотя бы следующий факт. По закону любая парижская коммуна при строительстве новых объектов обязана отдавать 20 % под социальное жилье. Но в том же Нёйи-сюр-Сен предпочитают платить деньги, чтобы не селить к себе... в общемм, тех, кого у нас «величают» кудрявыми эпитетами вроде «жлобьё», «шушваль», «теребень» и даже «наноконтингент»,

Апропо. я написал «у нас», но это неверный оборот. Нас-то господа беверлеи за НАС не считают: мы с вами, по какому-то странному и непонятному произволу, просто живем «в этой стране» и мозолим им светлы царственные очи.

Почему современные «элитные ученые» буквально одержимы темой инопланетного разум? НЛО и пришельцы – это не фейк, тем более не факт. Это предмет веры. Для беверлеев инопланетяне представляют собой действенную повестку – с нее они «делают жизнь». Согласно «символу веры» беверлеев, финансовые преимущества должны превратиться в некую биологическую элитарность. ЧТОБ
УЖ РАЗ И НАВСЕГДА! Таким образом, давно забытые парадигмы «ближнего», «подобия Бога» или даже ренессансного «венца творения» никогда больше не вступят в когнитивной диссонанс с чувством брезгливости в отношении тех, кого беверлеи собирательно называет американским словом «лузеры».