Нар Дос - Смерть - перевод с армянского -2

Нар Дос - Смерть - перевод с армянского языка -2

            Почти весь поезд переместился в зал. Некоторые требовали есть что-то наспех, в то время как другие хотели оживить онемевшие конечности чаем или другим напитком. Были и новые пассажиры, в основном семьи, возвращавшиеся с дач со школьниками и бесчисленными мелкими вещами. Неподалеку от Шахяна, за отдельным столиком, перед окном, сидели друг против друга Базенян и полька. Базенян, облокотившись на стол, наклонился к своей спутнице и говорил с ней, будто сообщая ей что-то секретное. Потом он встал, быстро пошел к буфету, что-то там заказал — вероятно, что-то поесть — и вышел такими же быстрыми шагами, сверкая блестящими штиблетами.
Полька осталась за столом одна, сидя со своей статной осанкой.
На этот раз Шахян смог увидеть лицо женщины через очки. Она принадлежала к тому редкому типу женщин, чьё здоровое телосложение при хорошем уходе крепнет из года в год, расцветая, как дуб, сохраняя при этом свою грацию. Несмотря на то, что ей на вид было больше тридцати, казалось, что её тело все еще способно прекрасно раскрыться. Её непомерно густые волосы едва прикрывались под шляпой и своей тяжестью, казалось, беспомощно давили его гордо поднятую крупную голову. Насколько большой была её голова, настолько же большими были и глаза, над которыми, однако, как будто не было бровей — настолько тонкими и незаметными были эти брови.
Возможно, её рот был немного шире, потому что она вовсе не пыталась сделать его маленьким. Напротив, она, казалось, еще гордилась шириной своего рта, придававшей особую самоуверенную, торжествующую красоту крупным, внушительным чертам ее лица. Но еще более она, казалось, гордилась своими пышными грудями, туго затянутыми в корсет, которые возвышались из под ее полного подбородка.
Шахян наблюдал за ней с робкой похотью мужчины и видел, что никто из мужчин в зале не сводил с нее глаз.
«Как мы все похожи друг на друга», — подумал он о себе и обо всех мужчинах, которые смотрели на эту женщину хищным взглядом похотливого самца, и мысль о том, что он такой же, как все, и все такие же, как он, заставила его устыдиться гнусного чувства, которое возбуждала в нем внешность этой женщины.
Допив вторую чашку чаю, он заплатил официанту лишние десять копеек и встал. Против воли он почувствовал непреодолимое желание еще раз взглянуть на польку, но от страха или от стыда не мог взглянуть и быстро отвернулся.
Снаружи, у дверей зала, Базенян снова столкнулся с ним.
«Я уже нанял экипаж, — сказал он.
— Мне осталось только забрать вещи. Слушай, Левон, что я говорю. Я непременно хочу увидеть тебя в Тифлисе. Ты все еще живешь в старом доме?
— Всегда в одном и том же доме.
— Очень хорошо. Я приеду в Тифлис через месяц, а если сильно опоздаю, то через два. Мне нужно многое тебе рассказать. Нам надо возобновить нашу старую дружбу. Ну, поторопись, скоро прозвенит третий звонок. До свидания.
Когда Шахян вошел в вагон, он увидел, что там было довольно много новых пассажиров и что фонарь, висевший под потолком, уже зажжен, хотя еще не стемнело. Он сел на свое место и стал думать о Базеняне. Он очень хорошо помнил своего высокомерного однокурсника, с которым его во время учебы в колледже связывала та странная связь дружбы и симпатии, которая часто является результатом страха и ревности.
Не проходило дня, чтобы Базенян не совершил какой-нибудь позорный поступок, но он всегда выходил сухим из воды. Как и Шахян, многие из его одноклассников были несравненно более добросовестными и трудолюбивыми учениками, чем он, но Базенян обладал удивительной способностью властвовать над всеми. Он был круглым сиротой, и никто не знал, кто платил за его обучение и кто его содержал, но у него всегда были мелочи в кармане, и он всегда хорошо одевался. Однажды, еще не закончив учебы, он исчез, и Шахян, который был его самым близким другом, сначала опечалился, а потом и вовсе забыл о нем. Но вот, спустя много лет, он снова встречает Базеняна, уже не бродягой, с какой-то светской дамой...
Шахян снова улыбнулся.
Но какую должность на самом деле занимал Базенян и кем была эта могущественная женщина...?
Однако Шахян не хотел терзать свой онемевший мозг бесполезными предположениями, поэтому он подтянул подушку под голову, лег и попытался заснуть.
Поезд продолжал свой путь. В вагоне снова установился душераздирающий шум. Капли дождя стучали по оконным стеклам и, образуя на них водяные сети, стекали вниз. Свет свечи в подвешенном к потолку фонаре дрожал, дрожал и играл своими отражениями в двух линзах очков Шахяна.
Шахян не спал и не бодрствовал. Он впал в тот полусон, который так мучителен для путешественников. Вдруг тишина в вагоне внезапно разбудила его. Он сел и увидел, что поезд остановился на какой-то станции. Поднявшись с места, он попытался посмотреть сквозь мокрое стекло в сторону станции, но ничего не увидел, кроме рассеянного света ярких фонарей и силуэтов нескольких людей, спешащих туда-сюда. На станции царила полная тишина. Можно было заметить, что ветер и дождь если не прекратились, то, по крайней мере, стихли.
Слышен был только гул паровой машины и стук молотков по колесам вагонов, глухо разносившийся по пустынной станции.
Шахян плотно свернулся калачиком в своем зимнем пальто, снова надвинул шапку на уши, сунул руки в рукава пальто и съежился в углу скамейки.
Вошел новый пассажир с мокрым плащом в руке, поднятым воротником пальто и невероятно грязными сапогами. Быстро оглядев пассажиров в вагоне и положив свой плащ у двери, он сел на скамейку напротив Шахяна. Это был высокий мужчина с приятным веселым лицом и слегка выпирающим животом. Дождь изрядно его промочил. Он взял шляпу, положил ее рядом с собой, встал, снял пальто, повесил его, посмотрел на свои грязные сапоги, потряс ногами и, вытерев платком вспотевший лоб и лысую шею, снова сел.
Не меняя позы, Шахян лишь один раз робко взглянул на него и снова задремал.
Новый пассажир пристально смотрел на него и продолжал вытирать лоб, затылок и шею. Паровоз засвистел, и поезд продолжил движение вперед. Шахян сделал беспокойное движение и сел прямо. Близость нового пассажира начала мешать ему продолжать спать.
«Кажись, не можете уснуть?» — спросил его новый пассажир, мило улыбаясь.
Шахян глубже засунул шею в воротник пальто.
«Нет», — ответил он.
— Вам не спокойно?
- Да.
— Путешествовать на поезде действительно очень скучно. Человек попадает в какую-то глупую ситуацию. Он не может спать, бодрствовать или даже думать о чем-либо. Разве это не так?
- Это верно.
«Человек вообще удивительное существо, — продолжал неизвестный спутник Шахяна.
 — Железная дорога — самое удобное и быстрое средство передвижения, не так ли, однако, человек все еще недоволен, хочет нового способа, которым можно было бы покрывать большее расстояние за меньшее время. Я верю в торжество разума и нисколько не сомневаюсь, что такой способ непременно будет найден, даже если это будет что-то, с помощью чего человек сможет летать в воздухе, не на воздушном шаре, нет, - воздушный шар тоже очень опасная вещь, - а просто как птица. Однако такие эксперименты, я думаю, проводились, не так ли?
- Кажется...
Новый пассажир, видимо, хотел продолжить разговор, но, видя, что молодой попутчик не расположен к разговору, замолчал. Однако долго ждать он не смог и спросил:
— Вы ведь наверняка из Кутаиси, да?
«А почему наверняка?», — подумал Шахян и ответил.
- Нет,
— Или из Абастумана... или из Боржоми?
— Нет, я не из той части света.
— Конечно, из Батуми.
- Снова наверняка, — подумал Шахян и ответил.
- Да,
— А вы едете в Тбилиси?
- Да.
Шахян снова свернулся калачиком в своем пальто, снова съежился в углу скамейки и закрыл глаза.
«Извините, я, возможно, Вам надоел», — быстро заметил новый пассажир с такой любезностью, что Шахян вдруг почувствовала, что его поведение было протестом против ее любопытства.
Он улыбнулся и снова выпрямился.
«Вовсе нет», — ответил он с характерным видом людей без характера.
- Напротив, я очень рад, что Вы хотите составить мне компанию.
- Так будет лучше Вам и мне, — добавил самопровозглашенный друг с еще большей любезностью, — «потому что, я думаю, нет ничего печальнее, чем отправляться в путешествие в одиночку. Не так ли?»
- Это верно.
— Так что, я думаю, мы сможем познакомиться друг с другом без всяких формальностей.
- Милости прошу
— Назовите мне свое имя.
— Левон...Шахян.
Новый пассажир закатил глаза.
«Шахян?» — спросил он.
- Да.
— Вы сын Шахяна?
- Да.
— Карапета Шахяна?
- Да. Вы знаете моего отца?
«Ух ты, а как же!» — воскликнул новый пассажир с крайним энтузиазмом.
— Когда-то мы с твоим отцом были хорошими друзьями и добрыми соседями, но потом... наши отношения были разорваны, без видимых причин. Вы когда-нибудь замечали, что порой, даже среди очень близких друзей, такие перемены происходят медленно, незаметно, что Вы не понимаете, как это произошло, не можете уловить причину? Отношения между твоим отцом и мной были разорваны именно так. Поначалу мы изредка виделись в клубе, но в последние годы его тоже не было видно. Говорят, он болен, это правда?
— Да. Он вообще не выходит из дома.
- Что Вы говорите? Чем он болен?
- Правда... Я и сам не знаю. Врачи говорят, что у него кишечное заболевание. Но он очень страдает. Иногда он кричит от боли так сильно, что аж уши не выдерживают.
— Что Вы говорите? Бедняга! Я помню, у него была какая-то болезнь. Видимо, это старая, его вовремя не вылечили. Ради бога, когда поедете домой, передайте ему от меня привет и скажите, что я искренне сожалею и не забыл его. Скажете?
— С радостью.
- Извините, я забыл назвать свою фамилию — Марутян Геворг. Ваш отец непременно вспомнит меня. О, мой дорогой, Карапет... О Боже, он очень хороший человек, очень добрый человек. Жаль, как жаль... Я помню Вас. Вы тогда были совсем молоды. Отец иногда приводил Вас в офис. Теперь Вы выросли, повзрослели. Извините, а чем Вы занимаетесь в Батуми?
- Нет.
— Я знаю, что Вы учились в университете. Вы закончили?
«Нет», — нерешительно ответил Шахян.
- Почему?
— Из-за болезни я не закончил учёбу.
— А?... Чем Вы болели?
«Что за допрос?» — сердито подумал Шахян и ответил.
— Мне было плохо... У меня болела грудь.
— О... от перенапряжения, наверное. Извините, а что Вы делали в Батуми?
Шахян чувствовал, что этот долгий и нудный допрос становится невыносимым, но он все равно ответил на вопрос.
— Я был не в Батуми, а в Сочи. По совету врачей я поехал туда этим летом, чтобы подлечиться.
Он задал Марутяну еще несколько вопросов, после чего тот начал сам рассказывать, откуда он приехал и куда направляется. Из его длинного и подробного рассказа Шахян узнал, что летом он был в Абастумане со своей семьей, что, неделю назад покинул дачу и, вернувшись в Тбилиси, уступил просьбе некоего их друга, живущего в Гори, и отправился со всей семьей погостить у него на несколько дней. Насладившись очень милым гостеприимством в доме своего друга, перед возвращением в Тбилиси, тем утром он побежал посмотреть свои собственные сады около станции, которую только что проехали, которые он нашел не в очень хорошем состоянии, и теперь возвращался в Гори, где на станции его семья должна была ждать, чтобы сесть на этот самый поезд прямо в Тбилиси.
— Но я не думаю, что они захотят сегодня вечером ехать в Тифлис, потому что погода ужасная, и наш друг вряд ли их отпустит, — добавил Марутян.
— Посмотрите на мои туфли, когда я шел из деревни на станцию, я просто не мог вытащить ноги из грязи.
Прежде чем поезд достиг станции Гори, самопровозглашенный знакомый изрядно утомил Шахяна своей болтливостью. Марутян принадлежал к тому классу людей, для которых молчание — пытка, и если они не могут найти никого, кто бы их выслушал, они будут говорить сами с собой, и сами себя слушать.
Переходя от частного к общему, Марутян говорил о прессе, литературе, партиях, театре, торговле, политических событиях и государственных делах. Было видно, что он следил за всем этим с большим интересом, и сведения у него были довольно основательные. Эти общие вопросы либо совсем не интересовали Шахяна, либо сведения у него были настолько поверхностными, что он не решался спорить с Марутяном, опасаясь, что может представить своё невежество перед человеком, на которого он изначально смотрел свысока. Марутян сказал, что он один из старых учеников школы Халипяна, который когда-то горел желанием посвятить себя литературе, но обстоятельства заставили его стать купцом.
Засунув руки в рукава пальто, Шахян, как идиот, смотрел сквозь простые очки на чрезвычайно оживленное и веселое лицо своего собеседника и отвечал на его вопросы лениво произносимыми короткими, неопределенными, уклончивыми фразами.
Марутян был также посвящён о беспорядках, происходивших в то время в Армении, о которых сообщали также заметки в газетах. Шахян читал новости. Он знал, что в середине июня турецкие власти в Эрзуруме провели обыск в армянской церкви во время службы, подозревая, что там хранится оружие, что привело к столкновению между турецкими солдатами и армянами. Он также знал, что 15 июля в Константинополе, в Материнской церкви Кум-Капу, народ напал на Ашигийского патриарха, да, так что патриарх был вынужден бежать и укрыться в соседнем доме.  Но он только читал и проходил мимо всего этого равнодушно, как прочитал и прошел бы мимо известия, сообщенного теми же заметками о государственных переворотах, происходивших в то время в Бразильской и Аргентинской республиках. Предисловие к этим значимым событиям, потрясших всех армян, также не смогло тронуть ни одной нити в его мертвой душе. Марутян, который был несравненно старше Шахяна и почти стариком, не был таким, когда он рассказывал об этих значимых событиях, он был воодушевлен, как юноша, и смотрел в будущее с самыми светлыми надеждами.
«Вы знаете моего сына?» — вдруг спросил Марутян.
— Арменак Марутян. Вы, наверное, его не помните, но не прочитать его статьи не могли. Сначала из Германии, затем из Лондона он писал для наших газет под псевдонимом Арменак.
- Ааа, я вспомнил. Арменак... Как же? Я читал его работы. Его политические статьи были весьма удачными. Где он сейчас? Что то ничего не слышно от него.
 «Он... Он... сейчас там», — сказал Марутян, сделав загадочный жест рукой, которого Шахян, однако, не понял.
Раздался протяжный, глухой свисток паровоза. Снаружи, в окнах вагона, начали мерцать яркие огни, освещая время от времени полутемную краску вагона. Марутян быстро встал.
"Он там, где ему и положено, куда обязан идти каждый молодой армянин", — продолжал он с каким-то воодушевлением.
— Я его туда не посылал, он сам пошел... по своей воле... Вернется ли он оттуда живым или нет, одному богу известно, но то, что он прославит свое и мое имя в нашей новейшей истории, — в этом я уверен и не сомневаюсь, потому что... В любом случае. Об этом мы поговорим позже. А теперь мы уже добрались до Гори.
Он надел шляпу, пальто и взял плащ.
- Если мои сейчас приехали на станцию, то это хорошо, а если нет, то оставайтесь…, то есть всего доброго…, ну, до свидания. Я думаю, мы ещё увидимся в городе, да? Мы же уже хорошие друзья?
«Конечно, конечно», — с улыбкой ответил Шахян, пожимая руку Марутяну.
- Прощайте. Не забудьте передать от меня привет отцу.
Когда Марутян ушел, Шахян некоторое время пребывал в состоянии смутных раздумий. Он и сам не знал, о чем думал. Его разум, казалось, застыл перед глазами, когда он увидел загадочное движение, которое Марутян сделал рукой, при этом произнеся и еще более загадочное слово -  «там…»…