Отголоски прошлого

                Отголоски прошлого.

          Позвольте представиться - меня зовут Иваном Поликарповичем ставшим писателем после открытия "Железного занавеса" и распада СССР. До этого я не печатался, а учился быть в роли писателя. Я не видел ни Гулага, ни Сталина, ни Берию, если только на картинках школьных учебников, а так-же на плакатах в дни Первомая, когда родители брали на парад. Я был рождён уже после смерти вождя всех народов, поэтому до снятия " Железного занавеса" - жил и учился в стране Советов.
        Как и все граждане СССР, я проходил степень своей жизненной зрелости в качестве пионера, а затем в рядах комсомола. На пороге своего триумфального шествия в партию КПСС, куда меня приглашали по долгу службы, не достигнув своей кульминации - я остановился, переосмыслив роль КПСС в своей жизни. Оказалось, что это не моё. Страна распадалась, делясь на всевозможные партии, и я решил, что моя партия, это писательская деятельность - чему я себя и посвятил.
        От СССР,  у меня остался только серпастый и молоткастый, с красной корочкой паспорт, который я умудрился оставить себе, как память прошлого. Ещё сохранился комсомольский билет, исписанный членскими взносами, как память моей молодости. Зачем? Не знаю, наверное, чтобы помнить моё рождение в СССР. Хотя как ни странно, об этом мне напомнили при получении Шенгенской визы, где в графе рождения, нужно было вписать - СССР. По долгу своей деятельности, я ездил заграницу, но всегда возвращался, без желания там остаться. Наверное, мы настолько крепко прорасли корнями в свою страну, в своё прошлое, что не видим без него будущего.
        Вначале я думал, что с открытием "Железного занавеса" и распадом СССР, народ валом повалит из страны, искать себе лучшей жизни, но я ошибся. Уезжать было некому, не на что, и незачем. Все, кто жили при номенклатуре партии КПСС перестроились, продолжая получать блага, а тех, кто до этого момента мечтал уехать из страны Советов, при "великой чистке", не осталось в живых. Остальной народ стал приспосабливаться к новой эпохи демократии.
        Вообще то, мы жили и живём в удивительной стране! Где то я прочитал, что "Железный занавес" - это система мер направленных на внешнюю изоляцию СССР от других стран. И вот парадокс - теперь не мы, а окружающие нас страны, ставят уже против нас свой занавес, боясь, чтобы "большевицкая зараза" не перекинулась к ним! Но они зря волновались...
        Свобода с открытием занавеса хлынула на бывший СССР бандитскими девяностыми, распадом СССР и сменой власти, в последствии окончательно ограбившй народ мнимыми ваучерами, дефолтами, а так-же прочими перестройками. Заводы, фабрики и прочая индустрия, некогда принадлежащая стране , перешла в руки бандитов, обогатившихся за счёт народа, и слабой на тот момент власти.
        Очнувшийся народ стал вспоминать Сталина... Пошли разговоры, что на тех, кто ограбил народ, необходима жёская рука Сталина, имея в виду всё те же репрессии "великой чистки", только уже в качестве репрессивных, народ представлял тех, кто разорил и ограбил страну. Более того, многие захотели возврат СССР. Среди них были и мои друзья, в то время не понимающие ещё всей обстановки, ведь Колесо новой эпохи уже запущенное в полный оборот, не остановить. Наступили времена, когда надо было в новой жизни найти своё место под солнцем. Я нашёл себя в писательской деятельности, хотя перестройка не обошла и нас. Мы перешли на комерческую систему, когда за всё надо платить. Буржуазной интеллигенции уже нечего было бояться - их "зараза" охватила нас...
        Чтобы понять метаморфозу, а так-же настрой народа к событиям произошедшим в стране, необходимо оглянуться в прошлое. Часто, размышляя о репрессиях, с 1938 по 39 годы "великой чистки" - избавления от так называемых "врагов народа" или несогласных к позиции Сталина, я прихожу к выводу об ошибках того времени. Почему? Наверное, чтобы понять тех, кто спит и видит -  возврат Сталинской эпохи. Говорят:" Умом Россию не понять..."
         Если же не умом, то хотя бы событиями прошлого, поэтому я стал анализировать позицию несогласных с политикой Сталина. Чем больше я находил материалы репрессий, тем больше понимал, что среди них были не только "враги народа", но и простые люди, попавшие по клевете наговоров соседей и знакомых, в жернова мощной машины НКВД. К сожалению в то время сдавали всех, кто хоть шёпомом произносил своё мнение. По этой причине до сих пор в народе ходит пословица - даже  у стен, имеются уши. Страх, вот что было главным составляющим Сталинской системы.
         Говорят, что репрессированных было около трёх миллионов человек. Из них полтора миллиона расстреляны, хотя по другим сведениям - около шестисот тысяч. Я не берусь уточнять эти цифры, а предоставляю подсчитать тем, кто ими интересуется. У меня другая цель - обнародовать рассказы оставшихся в живых репрессированных, поэтому я езжу по Сибири, собирая истории и очерки очевидцев, пострадавших от Сталинской эпохи. Я не берусь утверждать, что они доподлинно верны, ведь это не документы, где я мог бы их преподнести, как факт произошедшего, но видя боль в глазах рассказчика, я почему то верю им, и не опровергаю их. Иногда я задумываюсь над мыслью:
       - Если рассказы очевидцев вымысел, то почему до сих пор не раскрыты подлинные события о Гулаге и "великой чистке", а держат под грифом "секретно"? На этот вопрос я предоставляю ответить читателям, а я продолжаю ездить по стране, записывая рассказы очевидцев. Скажу только одно - видя своими глазами последующие события на площади "Свободы" в 1991 году, и расстрел из танков "Белого дома" в 1993 году - свобода пришла к нам на крови. Начало конечно не очень, но по другому видно не получается.
        Когда нибудь через время, кто то будет так-же, искать очевидцев этих знаменательных событий, а пока я ищу отголоски прошлого НКВД. Жаль только, что с каждым годом свидетелей и очевидцев, становится всё меньше, но я всё равно продолжаю искать, добавляя их истории к своей шкатулке памяти. Возможно, я их когда нибудь опубликую, а пока собираю, обогащаясь знаниями. Вернувшись после очередной поездки, я собрал друзей в загородном доме, чтобы обсудить свою поездку. Я начал, с неожиданного вопроса:" Друзья, что вы знаете о Гулаге?" 
       Они вначале растерянно посмотрели на меня, а затем Роман, глядя на языки пламени в камине, ответил:
      - Что я знаю? Наверное, как и все... Гулаг это... Он замялся, потягивая вино, а потом выдал:
      - Это трудовой исправительный лагерь, созданный НКВД для перевоспитания репрессированных врагов Сталина. Другими словами, там оказывались те, кто не был согласен с политикой вождя.
        В комнате наступила тишина. Я не стал ничего дополнять, давая возможность  высказаться всем. После слов Романа, Сергей удивлённо посмотрел на меня, и проговорил:
      - Иван, а почему ты вообще, поднимаешь этот вопрос? Решил книгу написать? Но ведь, мы же не очевидцы тех событий, поэтому не сможем в полной мере описать их, скажем, как Солженицин. Тем более, мы не жили в дни репрессий. Зачем, тогда ворошить прошлое? "Железный занавес" убрали, и мы уже не живём в СССР. Страна перестроилась, и согласись, в лучшую сторону. Мне кажется Иван, ничего не стоит ворошить. Солженицин описал в своей книге всё, что происходило в Гулаге, поэтому я считаю, что для истории его записей достаточно. Или ты отыскал, что то новенькое? 
      - Да, друзья, в какой то степени отыскал. Материал, который я не нашёл в книге Солженицына. Вы знаете, я много путешествую и собираю по крупицам то, что ещё помнят оставшиеся в живых после Гулага. Не все были репрессированны, и не все сидели в лагерях, но маска Гулага как отпечаток, была на каждом из них. Она была на ваших родителях, а так-же бабушек и дедушек. Люди жили в постоянном страхе, а это посильнее любого лагеря. Как то при разговоре, один мой попутчик по автобусу, в котором мы ехали, сказал:
      - Сынок, Гулаг, это не только место за колючей проволокой - это страна, где мы все жили. А затем тихо добавил: "Гулаг - это сам Сталин".
       Его слова были для меня, как говорят люди - не в бровь, а в глаз. Они позволили мне посмотреть на годы репрессий другими глазами. Я смотрел на его седую голову и понимал, как много он пережил, чтобы сказать это. С тех пор я решил провести негласное расследование, чтобы понять саму роль репрессий. Вы наверное обратили внимание - как только  в девяностых сняли "железный занавес", о Гулаге постарались "забыть". Почему? Ведь, это же наша история, или уже не наша?
      -  Друзья, вы наверное подумали, мол зачем "старый дурак" ворошит то, что давно минуло в пропасть. Зачем? Вспоминая этого старика, я понял - ворошить необходимо для нас самих, чтобы вновь не окунуться в страшное прошлое. Если мы не научимся работать над ошибками, то будущее всегда будет таким, будто мы наступаем на одни, и те-же грабли.
        Я часто размышляю над книгой "Гулаг" Александра Солженицына, сопостовляя с рассказами очевидцев, хранящимся у меня в моём блокноте, который я пока никому не показываю. Почему? Чего то боюсь? Вы правы, наверное я боюсь разрушить психику людей, которые не жили в годы репрессий, как их родители, стараясь об этом не вспоминать. Тот, кто читал книгу Солженицына, ошеломлены фактами того, что он видел  в лагере, но то, что нахожу я, и близко не стоит с этими фактами. И я уже знаю, что вы скажете: "Если не собираешься обнародовать, то тогда зачем тебе всё это?"
        Возможно, ответ очевиден - для очистки своей совести. Мы все причастны к прошлому, как бы не защищались от него, стараясь вычеркнуть из своей памяти. Когда появляется допуск к документам, там я нахожу факты, подтверждающие рассказы очевидцев. В них нет записей очевидцев, а в основном приказы, и их исполнение. Это тоже мне помогает поставить галочку в моём блокноте, как факт правдивости рассказчика. В любом случае, повторяться словами из книги Солженицына я не буду, потому что у меня другая миссия - искать пережитых мощную, переламывающую судьбы людей - машину НКВД. Рассматривая документы, взятые из архивов доступа, я наткнулся на интересную новость, на которую не обратил в своё время внимание.
        Я нашёл документ, где говорилось, что причиной политических репрессий 1932 - 33 годы являлась острая борьба внутри компартией Сталина и его противниками Троцким с Бухариным. Целью репрессий являлось укрепление власти Сталина, что в дальнейшем способствовало "великой чистке" c 1933 по 1938 годы. А в целом подавление свободомыслия, создание атмосферы страха и полного подчинения власти. Есть ещё один пунктик и очень щекотливый - это устранение ошибок НКВД.  Итак репрессии... Враги народа....И.И. Сталин...
        Я уже говорил друзья, что много езжу по стране, особенно в те места, куда ссылали репрессированных граждан. У меня нет особых целей посещать лагеря, а только собирать свидетельства тех, кто пережил довоенные и после военные репрессии. Хожу по деревням, догадываясь, что многие после Гулага обоснавались там. Ищу тех, кто остался жив, или тех, кому как наследство, передавались рассказы знакомых и родственников. В общем езжу по всей Сибири и пополняю свой секретный блокнот. Да, возможно когда нибудь я опубликую его записи, а возможно просто сожгу, но сейчас хочу всё же вам рассказать одну историю очевидца.
       Она задела меня так, что проигнорировать её, было не в моих силах. Она так и рвётся, чтобы вы её послушали. Не подумайте, что этим я свидетельствую против своей страны, нет,  страна в которой я живу, и называю Российской Федерацией, меня полностью устраивает, но я свидетельствую против геноцида той сталинской эпохи, которая оставила нам свой кровавый отпечаток прошлого, как наследство нашему народу. И кстати, её отголоски мы находим до сих пор. Итак слушайте:
      - Я взял билет в сторону Кузбасса, где течёт река Томь. Разные про те места ходят слухи, поэтому я решил разведать и прощупать почву. Как всегда, взял купейный с нижним спальным местом. Попутчиков оказалось всего двое мужчин, как говорится стар и мал. На одной из станций, малодой человек вышел, и я остался один с дедом Егором. Больше к нам никто не подсаживался, что дало мне возможность поговорить с дедом по душам. Спать не хотелось, поэтому между нами завязался разговор. Дед Егор полюбопытствовал куда держу путь. Я конечно поделился о своей писательской деятельности объяснив, что моя цель -  искать и записывать рассказы очевидцев о временах репрессий. Дед Егор меня внимательно слушал, а затем сказал:
      - Дело ты милок хорошее делаешь. Соглатен, что не должно всё в воду кануть, как никак будущее поколение должно знать правду, но с другой стороны, не стоит тебе поднимать то, что кануло в пропасть прошлого. Если ты сенсацию хочешь сделать, то зря - боком тебе она аукнется. Ты что думаешь, НКВД с Феликсом Дзержинским на площади исчезло навсегда? Ошибаешься! Оно живее всех живых и мёртвых, как призрак, всё ещё витающий над страной. Глазом не успеешь моргнуть и он , как птица Феникс воскреснет из пепла. Запомни, Гулаг это не место за колючей проволокой. Хочу тебя предупредить, а ты вразумей - как подняли "железный занавес" Феликса, так и опустят... Только всему своё время. Ладно, вижу, что ты хороший человек, поэтому расскажу тебе историю моей жизни, так как мне уже терять нечего:
     - Это было в конце 1938 года, когда на нас донесли соседи. Наверное позавидовали. К маме брат из деревни приехал с гостинцами. Улышал он, что мама голодает, по причине потери продуктовых карточек. А дело было так:
     - По дороге домой, маму повстречала золовка её брата. Увидев, что та вся в слезах, она стала распрашивать о беде мамы, а по приезду в деревню, всё рассказала брату. Он конечно не мог оставить сестру в тяжёлой ситуации, хотя у самого было не густо с пропитанием, но привёз гостинцев. Всего то пол мешка картошки и гуся зарезал, но по тем меркам, это целое богатство. Соседка увидела, как брат картошку с телеги сгружает, так к маме подлизалась. Выпросила картошечки и ножку гусиную у мамы, а ночью за нами машина приехала. Народ её "чёрным вороном" прозвали. Брат даже домой не успел доехать, его и взяли. Соседка наболтала, что мамин брат кулак нераскулаченный.
       Мне тогда семь годков было. Били нас с матерью дюже, за то, что мы брата скрывали, а не донесли. Затем в холодном карцере держали. После этого в лесопавал отправили. Мать в ногах валялась, чтобы сына с ней оставили. С тех пор началась наша каторга - Гуланг значит. Даже вспоминать страшно. В тайге мы работали. Бабы как мужики трудились, а ели одну баланду, как помои. Пытались некоторые бежать, только куда там, догоняли и до смерти избивали. Кругом тайга, да одно зверье, хотя конвоированные хуже зверей были. Хлеба только кусок на день выдавали. Однажды прошёл слух, что нас в другое место переводят, но не пешим, а на баржах по реке. Затолкали всех, как селёдку в бочке - дышать трудно. Думали неподалёку высадят, но ошиблись. Сутки плыли, а нас всё не останавливают. Баржи старые, мазутом пропахшие.
       Народ волноваться начал. Стали страшные вещи говорить, мол топить везут или подожгут, и мы как в печи сгорим. Ни воды, ни кормёжки, да ещё духота стояла. Баржа на солнце нагревается так, что обжечься можно. Весна как никак в свои права вступала, хотя рядом с баржей ещё лёд плавал. Это мама в маленькое окошко усмотрела. Там она и услышала разговор двух конвоированных:
      - Долго нам ещё их тащить? Где пристанем? Что начальство говорит?
        Другой папироску докурил, а затем сплюнув, процедил сквозь зубы:
      - В расход их...Поступил приказ баржи к Карскому морю тащить велено, и там потопить всех.
        Мама как услышала слова конвоированных, в ужас пришла. Смотрит на меня стеклянными глазами, и только слёзы по щекам бегут. Затем стала с меня свитер снимать, чтобы я в узкое оконце пролез, а грудь своей шалью повязала. Затем шёпотом шепчет мне на ухо:
      - Сынок, тебе уходить отсюда нужно, через это окошко пролезть, и не прыгай, а сползай по борту в воду. Ты худенький, пролезешь, главное постарайся, и ничего не бойся! Когда в воде окажешься, то не высовывайся. Ты знаешь, как плыть. Помнишь, отец тебя учил? Когда выйдешь из воды, растирай себя. Вот так и действуй... Затем в тайгу беги, не оглядываясь. Скоро лето, выживешь. Может бог даст на хороших людей наткнёшся. Обо мне не беспокойся, я тебя обязательно найду.  Давай сынок, я тебя разотру, чтобы судорог не было. Ну всё... Пошёл...
        Дед Егор замолчал и стал скручивать самокрутку, но закуривать не стал. Некоторое время, он сидел молча. Его лицо было серым, а глаза выражали боль. Помолчав, он продолжил:
      - Обняла она меня на прощание так крепко, будто хотела своё тепло мне передать, а затем подсадила к маленькому окошку, больше на щель похоже. Я изо всех сил старался пролезть в очень узкое оконце, втягивая в себя живот. Казалось мои кости стали как пластелин, но я пролез, и скрылся в тёмной глади воды. Плеска не было, так как навыки моего умершего отца, мне очень помогли, бесшумно скрыться в воде. Вот только холодная вода меня так обожгла, что перехватило дыхание, и мне показалось, что ещё минута и я умру, но я не умер!
      - Я стал плыть под водой, и уже достиг берега, как меня заметили с другой баржи, идущей следом за нашей. Вот тут и началась перестрелка! Я увидел возле воды корягу и спрятался под неё, но пуля всё равно меня задела. Я знал, что из одного меня, баржи останавливать не будут, поэтому притворился мёртвым. Руки раскинул и возле коряги лежу, а из бока кровь течет, воду окрашивая. На барже подумали, что убили и прекратили стрелять. Мне показалось, что в эту минуту, моя мама была со мной, и оберегала меня.
      - Я не знаю сколько времени я находился на берегу под корягой. Очнулся от того, что какие то крепкие руки укутывают меня в тулуп, и понесли в чащу тайги. Вновь я очнулся уже в избушке, где было тепло и уютно. Рана у меня была небольшая - пуля чуть сдёрнула кожу на боку. На полатях сидел бородатый мужчина, держа рубашку и штаны, искоса поглядывая на меня. Когда я оделся, он проговорил:
      - Парень, меня зовут Матвеем Захаровичем, но для тебя теперь, я буду батей. Я знаю откуда ты. Видел баржи проплывающие мимо, и тебя, с трудом вылезающего из какого то узкого проёма. К счастью с твоей стороны конвоирных не было и ты спокойно отплыл от баржи, но затем стрельба началась, и я в тайгу удалился, ожидая, когда проплывут все баржи. Их было трое. Одна поотстала, и я переживал, что ты околеешь в холодной воде. Как только баржи отплыли на расстояние, я вернулся, и увидел тебя под корягой. Не бойся, я тебя не выдам. Ты очень похож на моего сына, утопшего в болоте. Он хотел спасти свою собаку, но место было слишком топким. Его звали Егоркой, и ты очень похож на него. Теперь, так будут называть тебя. Своё имя забудь. Кто у тебя был на барже?
       Я ответил: "Мать.... Я надеюсь, что она останется в живых, и найдёт меня."
      - Правильно парень, надейся...
        Матвей Захарович кивнул  и подбросив в печь дровишек, стал наливать пахучий из трав чай. Затем он достал буханку хлеба и отломив третью часть, дал мальчику, со словами:
      - Ешь Егорка, а опосля на печку полезай, я тебе там тулуп скинул. И запомни, кто бы ни пришёл сюда, для всех ты мой сын Егорка, а если военные придут, вовсе мычи и немым притворяйся, а то говор у тебя не местный. Понял?
       Дед Егор опять замолчал, собираясь с мыслями. Я смотрел на него и понимал, как трудно было ему говорить, вспоминая прошлое. Хотя я чувствовал, что это не конец его рассказа, но не торопил, ожидая, когда дед сам продолжит. Отпив из стакана принесённый проводницей чай, он продолжил свой рассказ:
      - Матвей Захарович был прав. К нам несколько раз приходили незнакомые мне люди в военной форме, и проверяли документы. Они явно кого то искали -  возможно меня. Я делал всё, как велел мой приемный отец, и очень благодарен ему за спасение. Когда началась война, мне было по документам его сына всего лишь 10 лет и Матвей Захарович определил меня на свой участок в помощники. К тому времени он хромал, так как повредил ногу, поэтому на войну не был призван. В лесхозе и без того работы было много - заготовка леса и пушнины. На ней я помогал Матвею Захаровичу. Кто то должен был воевать, а кто то поддерживать тыл страны. Вот мы и были тем тылом.
       Уже после войны, как то сидя в отстроенной новой избе, Матвей Захарович рассказал мне историю смерти моей мамы. Баржи действительно гнали в район Карского моря, где утопили вместе с людьми. Каким образом, он узнал об этом, для меня остаётся загадкой. Как говорится, на всё время и случай. Сдаётся мне, что он слышал эту новость от военных, которые время от времени приходили с проверкой, а когда разговор заходил про репрессированных, Матвей Захарович всегда находил мне дело вне избы, чтобы я не вникал в их разговоры.
       Конечно, Матвей Захарович берег мою психику, а возможно боялся, что узнав правду, я расплачусь и выдам их секрет. Уже будучи взрослым, я узнал о месте, где топили баржи. Более того, я повстречал очевидцев, которые видели происходящее. Я долго стоял на палубе сторожевого корабля, когда мы проходили то место, где топили баржи. Глядя на тёмные воды, я вспоминал тот день, когда мама растирая мои ноги и руки, шёпотом твердила: 
     - Сыночек, ты должен доплыть... Должен... Ничего не бойся. Всё делай так, как учил тебя отец... - Она не плакала, она просто смотрела на меня, будто пыталась запомнить каждую чёрточку моего лица.
      Я тепло распрощался с дедом Егором, пожелав ему долгих лет жизни...
      
      Закончив рассказывать, я перевёл взгляд на своих друзей. Их лица были буквально каменными. Они не смотрели на меня. Их взгляд устремлённый в пол выражал что то новое, мне незнакомое. Было видно, что история деда Егора задела их за живое. Затем, будто что то вспомнив, Роман встрепенулся, и проговорил:
     - Знаешь Иван, а я не сомневаюсь в рассказе деда Егора, потому что буквально на днях услышал в одной из передач про Карское море. Как я понял, там проходят лабораторные исследования загрязнения воды. При погружении, водолазы нашли обломки отработанного реактора атомного ледокола "Ленин". Вокруг такой фон, что мама не горюй! Я верю, что так они могли поступать и с людьми - как говорится "концы в воду". Я думаю, что ты обязательно должен опубликовать свои записи. Пусть не сейчас, пусть позже, но должен!
     - Я тоже согласен с Романом - сказал Сергей. - Дело в том, что подобное, я уже слышал, только в ней не о баржах говорилось, а о железных клетках. В них топили людей, где то в реках Амура. Когда я её услышал, был всего лишь мальчишкой. Родители меня на лето привозили в деревню, к бабушке. Моя бабушка Аграфена Никоноровна, любила пироги печь. Бывало напечёт пирожков, и в гости своих подруг зазывала на посиделки. Среди них была одна репрессированная, как я после узнал. За пирогами завязывалась беседа, и соседушки стали интересные истории рассказывать, как из рога изобилия сыпались, а я за печкой сидел, и слушал их. Одна из историй мне крепко запомнилась.
      Среди подруг бабушки, была одна женщина, по её рассказам репрессированная. Говорит, в Москве жила, врачом работала в больнице. Помню, бабушка её Раисой называла. Когда начались репрессии, Раису в лагерь отправили, где она на лесоповале работала. А затем приказ вышел, очистить лагерь, а заключённых по реке в другое место переправлять. Да видно в пути планы изменились. Пересадили всех на какое то грузовое судно, на борту которых с десяток клеток для животных стояло. Они все железные, будто для тигров предназначены. Никто не предал значения, что они для их душ предназначены были, а когда стали в клетки людей загонять, то вой поднялся - поняли, что с ними хотят сделать.
      - Клетку наполняли людьми, и в воду сбрасывали на полном ходу. Та быстро на дно уходила, так как течение было очень сильным. Раиса рассказывала, что раннее спортом занималась и хорошо плавала. Говорит на её счастье задвижка при падении отскочила, и она смогла задержав дыхание, выплыть из клетки. Затем, борясь с течением поплыла до берега. Судно ушло быстро. Те кто были с нею в клетке не спаслись. Видно холодная вода, и быстрое течение не дали им шанса. А там люди добрые ей помогли...
      Я не думаю друзья, что такое можно придумать и как байку рассказывать. Раиса, когда рассказывала, то в её голосе столько боли было, что бабушка плакала навзрыв. Так что, запиши Иван в свой блокнот и мою историю. Как запомнил, так и рассказал. Ты когда Иван уезжаешь? В какое место?
       Я задумался, ещё не отойдя от рассказа Сергея, а затем глядя на своих друзей, проговорил:
      - Да друзья, завтра с обеда на Байкал путь держать буду. Я уже договорился о встрече, так что, меня там уже ждать будут...