Грешники Эдемского Сада

Per Anya.



   На следующий день после изгнания из Райских Садов Эдема, Адам и Ева – ободранные, уставшие и голодные – пробирались сквозь густую чащу лесов на пути к своему аду; Адам, вооружившись острым мачете, которое подарил ему Создатель, срубал ветки, то и дело царапавшие ему лицо и обнажённую грудь, чертыхался, отплёвывался, не переставая работать руками и ногами – отбрасывая в стороны мельтешивших на пути ежей, игуан, пауков-тарантулов – населявших эту дикую и влажную сельву, а Ева, следуя за ним позёвывала, пошатываясь на выбоинах под ногами, обиженно надув мордочку. Под ногами хрустело и чавкало, но сделанные из бычьего пузыря сандалии – так же подарок Создателя, как и кожаные ризы, прикрывавшие их обнажённые тела – не пропускали влаги и не стирались.
    Адам вдруг остановился, медленно повернул голову в сторону треснувшейся ему в спину подруги, и со словами: «Ой, что это?» – застывшей на месте.
   – Адамчик, мы пришли? – устало протянула Ева, оглядывая бесконечную вереницу деревьев, острые кроны которых враждебно покачивались, словно насмехались над ними.
   – Вот скажи мне, ответь на один вопрос… – произнёс Адам мрачно, уставившись на подругу воспалёнными от усталости глазами.
   – Да, милый, я слушаю тебя, – растянув губки в глупой улыбке, Ева смотрела на спутника так, словно впервые его видела.
   – На кой чёрт ты сожрала это яблоко, идиотка? – враждебно пробасил Адам, замахнувшись мачете, чтобы отогнать стаю москитов, всю дорогу преследовавших их.
   – Змея предложила, Адамчик, змея, – устало ответила Ева.
   – Какая ещё змея? – по-прежнему враждебно, вопрошал Адам.
   – А, ползала там какая-то, – отвечала Ева будничным тоном, махнув ручкой куда-то в сторону.
   Усмехнувшись, Адам продолжил прокладывать дорогу, работая вдвое быстрее; таким образом, он старался подавить раздражение, злость, усталость – с неимоверной силой нараставшие в нём.
   – Вкусное хоть было? – спросил Адам чуть погодя, снова остановившись.
   – А, кислятина, – призналась Ева, вновь ударившись в его крепкую спину, как Пятачок в Винни-Пуха.
   – Так какого же чёрта ты его жрала? – Адам был в диком негодовании, но старался крепиться, изо всех сил, насколько хватало воли.
   – Адамчик, откуда ж я знала, что оно не вкусное? – изрекла Ева, хлопая ресничками, кокетливо добавив: – Не, ну ты так тупишь, я прям в шоке.
   Вновь состроив обиженную гримаску, Ева ткнула спутника кулачком в плечо. Машинально, а может, намеренно, Адам резко вскинул руку и пихнул подругу в бок; визгнув, та повалилась на землю – во влажный мох с кишащими на нём улитками. Край ризы задрался, обнажив стройное бедро и круглую, беленькую ягодицу. При виде  э т о г о,  Адам как дикий маргинал вскинул бровь, раскрыл рот, почувствовав напряжение в паху, но, сумел подавить в себе возбуждение, и, не повёлся на прелести существа – как он называл Еву в Райском Саду.
   – Ты чего дерёшься? Ваще, оборзел, – поднимаясь на ноги, жаловалась Ева, брезгливо отряхивая свою кожаную накидку, на которую налипли раздавленные насекомые.
   – Исполняю пророчество Отца нашего! – отчеканил Адам с усмешкой, глядя на облепленную дохлыми улитками Еву. – Вспомни, что Он сказал вчера! «В мучениях будешь рожать ты детей своих, и вожделеть к своему мужу, а он будет господствовать над тобой». Поняла? А ну-ка, бери мачете, и, вперёд!
   – Чего брать? – переспросила Ева, стараясь говорить мягко, чтобы ещё больше не распалять своего уставшего от изнурительной работы спутника.
   – Мачете! – ответил Адам, протянув Еве окрашенное его кровью холодное лезвие.
   – Это что ли? – Ева, брезгливо, двумя пальчиками обхватила рукоятку.
   – Дура, в кулак возьми, – рявкнул Адам, наблюдая, как подруга сжала горячую рукоятку. – Держишь?
   – Ага, – скривив губы, ответила Ева.
   Адам разжал кулак, и, в тот же миг, мачете полетело на землю, прихватив с собой и Еву.
   – Дурак… кретин… остолоп… – ругалась Ева, снова оказавшись во мху с улитками.
   – То-то же, это тебе не яблоки с запретных деревьев жрать, – глумился Адам, поднимая мачете и протягивая руку Еве, но та, фыркнув, оттолкнула его кровоточащую, покрытую мозолями, ладонь.
   – Ты дружок, забыл, что и тебе Он тоже пророчил, – поднявшись на ноги, напомнила Ева. – «Проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от неё во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься», – процитировала Ева со злобной усмешкой, а после добавила: – Так что, давай-ка Адамик, кончай базар и, вперёд на всех рысях. Как женщина, я требую прерогативы! Разбей-ка ты нам домик, этажа, этак в три, где-нибудь на солнечной полянке, да чтобы просторный был – со всеми удобствами – с пятью, нет – с шестью комнатами, чтобы, было где разместить гостей. Хочу каждую неделю устраивать вечеринки. И приодеться мне надо! Чего это за труха на мне висит. Фу. Я женщина молодая, гламурная. Не даром, что в райских гущах вскормленная. Платьицев мне от Дольче и Габбана, костюмчиков от Версаче, курточек Гуччи, косметики от «Мишлен», туалетного мыльца «Жожоба», сумочку от Луишки Виттона, ну, и конечно, украшений: золото, платина, серебро, бриллиантики – что там у нас сегодня в моде. Это, милый не столько мне надо, сколько тебе – чтобы не было перед людьми стыдно за меня. А то, вон, у всех жёны гламурные, одна я у тебя в чёрт знает что одета. Это, Адамчик будет расценено, как намёк на твой финансовый престиж; скажут, ты плохо зарабатываешь, раз не можешь содержать жену в должном порядке. Ясненько?!
   Ева замолчала, вспоминая, что там ещё полагается ей.
   – Всё? – теряя терпение, процедил Адам сквозь зубы.
   – Нет, не всё, я ещё вспомню! – улыбнулась Ева ехидно.
   – Так может, я пока, поработаю? – съязвил Адам, вскидывая мачете.
   – Да-да, конечно! – разрешила Ева, следуя за своим «повелителем – И, нам бы, перекусить не мешало. Руби в ту сторону, там, по-моему, придорожное кафе. Слышишь, птички чирикают? –  должно быть питаются в той стороне. И не косись так. Где они, по-твоему, могут пропитание найти? Тут съестного нет. Ну ты, тупой, чего молчишь?
   – И где же они питаются? – спросил Адам, продолжая махать мачете, поражаясь, насколько глупо это следующее за ним по пятам, существо.
   – Неужели не понятно? Им из кафе выносят, – хохотнув, откликнулась Ева, наступая Адаму на пятки и мечтательно оглядывая местность.
   – Ну, ты, сделанная из ребра, глохни, у меня уже в ушах звенит от твоих пошлых фантазий! – вконец потеряв самообладание, выругался Адам.
   – О-ё-ёй, тоже мне пуп земли выискался, – огрызнулась Ева. – Сам-то из чего сделан? Из праха ты создан Адамчик, из пра-ха! Из праха сделан, в прах обратишься! Не я сказала – Отец наш сказал! А ну, ты, прахоподобный, стоять! Слушай мою команду!
   Адам остановился, обернулся, уставившись на Еву с ужасом, который явственно читался в его глазах. «Неужели от палящего солнца, дикой сельвы, москитов и голода, она сошла с ума», – думал он, и даже испытал немного жалости к этому существу.
   – Ну, чего ещё придумала? – протянул он, стараясь говорить мягко, насколько позволяло его состояние – физическое и душевное.
   – Я вот вспомнила… «Майбах» мне ещё купи.
   – А?
   – Бэ! Автомобиль такой, от немецкой автомобилестроительной компании. Дорогой! Но зато надёжный и практичный, никогда не подведёт, и всегда доставит вовремя в любой уголок страны. Разгон до 100 км/ч за 5,7 секунд, максимальная скорость – 250 км/ч. Лучше чёрный.
   – Это ещё почему?
   – Меньше заметна грязь, и не выгорает на солнце. Я же не в лесу буду ездить. Летом на Ривьеру махнём, а там Круазет, Милан, Неаполь, Греция. Ты был в Греции? По глазам вижу, что не был. Короче, держись меня, и жизнь твоя, чувак, будет не хуже того рая, из которого тебя, дубина, вчера изгнали.
   – Не богохульствуй дура!
   В ответ, Ева высунула язык и призывно качнула бедром. Адам брезгливо сплюнул и продолжил работу. Ева, пожав плечиками, поплелась следом, покусывая травинку и мило напевая.
   Какое-то время Адам с упорством барана методично сшибал ветки, прокладывая себе и существу путь, время от времени прислушиваясь к звукам издаваемым глухой сельвой, и, поражаясь, откуда в голове его подруги столько глупости и барахла, что сыпется из неё, как из рога изобилия. Казалось, вся глупость мира была собрана в её маленькой черепной коробке. При этом, в своей голове он находил лишь одну мысль: как им выбраться из этого ада.
   – Вот думаю, – сказал он спустя полчаса кропотливой работы, – откуда ты понабралась всего этого?
   – Не забывай, дружок, ведь я вкусила плод с древа познания! – ответила Ева, радуясь тому, что этот хмурый дикарь вновь заговорил. Сама она уже не решалась нарушить тяготившее её молчание, чтобы не раздражать упыря, как она мысленно называла его. То место, под лопаткой, куда он двинул ей своим грязным кулачищем, до сих пор ныло. «Наверное, будет синяк», – сокрушалась она, кротко вздыхая.
   – Запретный плод! – напомнил Адам.
   – Для тебя, может и запретный, а мне он на многое открыл глаза, – прояснила Ева ситуацию, добавив: – Не забывай, ведь и ты слямзил кусочек.
   – Ты настояла, дура, – огрызнулся Адам.
   – Мог бы и отказаться. Ты ведь у нас повелитель. Но как выяснилось – с   т е б я  знаний, как с козла молока.
   – Тля…
   – Сам дурак…
   – Ну, и что же ты узнала? – допытывался Адам, не прерывая работы.
   – Многое, дружок! Многое! – загадочно отвечала хитрая плутовка.
   – Например? – не отставал Адам, теперь, и ему стало интересно; а может, он спрашивал, чтобы скоротать время; уж больно опостылело ему это молчание, прерываемое лишь его тяжёлым дыханием, хрустом под ногами, воем диких зверей и нудным пением птиц, видимо, тоже, изгнанных из своего рая. Теперь он не понимал их языка, а только слушал надрывное пение.
   – Например то, что отныне, ты должен во всём слушаться меня!
   – Ни хрена!
   – Так надо! – парировала Ева, сделав серьёзное выражение лица, таким же был и голос. – Ты вот, поди, думаешь, найдёшь какое-нибудь укромное местечко, завалишься под деревом, будешь потягивать виски со льдом, рассматривать порнографические картинки, порыгивать в своё удовольствие, а я буду прислуживать тебе? Как бы не так!
   Переведя дух, Ева продолжала:
   – Там, Адамчик, куда ты так упорно стремишься, жизнь не сахар, далеко не сахар! Не-а! Там ад! Но не тот, что нам Создатель пророчил: я буду рожать в муках, а ты землю возделывать – фу, какой отстой… Там, дружок, другой ад, не тот, что мы в книжках читали. Там наш собственный ад. Мы сами его себе создадим – по собственному желанию.
   – Что за бред? – отмахнулся Адам, и уже собрался продолжить своё монотонное занятие, но Ева, тронув его горячей ладонью, остановила.
   – Слушай меня внимательно: если ты думаешь, что будешь лежать под деревом, и жрать райские плоды, которые сами тебе в рот будут падать, размышлять о пустых истинах, пустословить с птичками, да с обезьянками, украдкой поглядывая на мои прелести – так вот ты ошибаешься!  Т а м  этого не будет!
   – Я стану возделывать землю, как повелел Отец наш! – произнёс Адам, покрутив в воздухе своим мачете.
   – Тьфу, дурак, – плюнула Ева в сердцах, глядя на своего спутника как на неразумного ребёнка. – Эти бредни, ты оставь там, куда тебе уже нет ходу. Сейчас, ты должен думать более масштабно!
   – Например? – Адам был ошеломлён и сбит с толку.
   – Во-первых, ты должен держаться меня! – констатировала Ева тоном, не терпящим возражений.
   – Нахрена ты сдалась мне?
   – Мы нужны друг другу!
   – Накой?
   – Нас с тобою навеки связала Природа!
   – Не фига подобного! Я вполне могу обойтись без тебя! – с уверенностью в голосе произнёс Адам. – Накось ты мне сдалась, ты даже мачете в руках не можешь удержать.
   – Жизнь держится не на одном только мачете! – резонно заметила Ева.
   – Я и не спорю. Жизнь держится на трёх китах, – ответил Адам, игнорируя ухмылку подруги, но подумав, поправил себя: – Нет, это земля на трёх ки…
   – Дурак ты, Адамчик, – перебила его Ева. – Тяжело тебе будет  т а м,  в том мире, с таким узким кругозором знаний и полным отсутствием мозгов.
   – Ха-ха, у тебя их много, – издевался Адам.
   – Достаточно, чтобы обеспечить нам, а затем и человечеству беспечную, и безбедную жизнь! – отвечала Ева, как заправский священник во время воскресной мессы.
   – Мозги? У тебя? У сделанной из ребра-то? А знаешь, почему Он сделал тебя, дуру, из ребра? Это единственная часть тела, где нет мозгов. Во даёт… мозги… У неё-то… у существа…
   – Женщина, сотворённая из существа мужчины, является с ним одним целым, которое есть самостоятельная грань человеческого естества, его половина! – процитировала Ева, глядя Адаму в глаза, стараясь не вестись на его ухмыляющуюся физиономию, игнорируя и колкости, пущенные в неё как из лука с ядовитыми стрелами. – Если ты сейчас оттолкнёшь меня, в будущем твои потомки – сыновья Адама, как их станут называть – будут вынуждены искать свои половинки…
   – Рёбра что ли? – ядовито усмехнулся Адам, не понимая того, о чём говорит «это существо».
   Не слушая его Ева продолжала:
   – Они станут искать свои половинки – страдая и мучаясь. Не каждому удастся найти именно  т у – единственную. Одни найдут. Другие же так и будут блуждать в потёмках, как слепые котята – стремиться охватить необъятное, разрушая сознание, доводя себя до безумия, калеча разум…
   Сделав паузу, и не услышав от Адама в ответ ни слова, Ева продолжила своё «пророчество»:
   – У женщин это будет по-другому – они станут выбирать достойного самца – сильного, крепкого, выносливого, чтобы с таким создать семью и возвести здоровое потомство. Но, эти самцы окажутся ненадёжными. Их темперамент в отсутствии мозгов, не позволит им стать тем единственным, для той, для которой его создала Природа.
   – Бред, нелепость, вымысел… – ругался Адам, размахивая рукой, ещё крепче сжимая мачете. – А если я, дура, останусь с тобой, что же, по-твоему, эти твои самцы, будут надёжными? Псс, бред…
   – Дай мне закончить, дурачок, – прервала Ева, сохраняя на лице серьёзное выражение.  – Покуда ты не оттолкнёшь меня, я научу тебя «использовать» это чувство так, чтобы оно дарило нам радость, а не боль; чтобы мы наслаждались им, а не страдали; а когда у нас появятся дети, мы передадим им эти знания, а они тем, кто придёт за ними – из века в век, из поколения в поколение это Чувство будет жить и расцветать, как те прекрасные цветы, красотой которых мы наслаждались в Садах Эдема. Ибо Любовь, и только Она правит в той жизни, в которую мы вступаем. Всё и вся зависит от Неё, в каком бы обличье она не представала – тот Мир принадлежит Ей.
   – Как же ты научишь меня, если я ничего в этом не смыслю? – сомневался Адам, глядя на свою спутницу, как на сумасшедшую.
   – Не забывай – ты вкусил от запретного плода и познал Истину, которую наш Создатель хотел утаить от нас, чтобы мы не страдали, – поясняла Ева. – Теперь ты способен отличать Добро от Зла, Любовь от Порока, познать, что есть Жизнь, и… что есть Смерть…
   – Да я откусил-то немного, – перебил Адам, опустив голову, испытывая стыд от содеянного.
   – Этого достаточно.
   – К тому же, – продолжал Адам с насмешкой, – я давно уже справил его по большой нужде.
   – Это ничего не меняет. Сок от яблока проник в твою кровь и заставил твоё сознание думать, мыслить, размышлять. Ведь ты же обратил внимание на свою наготу, и скрылся. А когда Отец спросил: «Где ты?» Что ты ответил?
   – «Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся», – повторил Адам, проговаривая каждое слово медленно, с расстановкой, поднимая голову и глядя Еве в глаза, словно только сейчас до него дошёл смысл этих, им сказанных, слов.
   – Верно! – ответила Ева, продолжая: – Но, так как я вкусила больше, то, соответственно, и Истину познала в полной мере, в отличие от тебя, а потому, чтобы человечество не страдало и не маялось в поисках своей половинки, ты должен быть рядом со мной и учиться у меня – у женщины, ибо мы, понимаем в этом вопросе много больше, нежели вы – мужчины.
   Наступила пауза, во время которой, Адам, как плохо выучивший урок школьник переминался с ноги на ногу, ковыряя носком землю, в то время как Ева ожидала его решения, полагаясь на разум своего, пока ещё неразумного спутника. Но тот не торопился с ответом.
   – Ну, так что ты скажешь? – наконец, не выдержав его молчания, спросила она.
   – Бред, дикость, нелепость, сумасшествие… – выпалил Адам на одном дыхании. – Это кому скажи… – он замялся, не находя больше слов.
   Заметив в траве ползущую в их сторону змею, Адам вскинул мачете, и одним резким движением отрубил незваной гостье голову; Ева с визгом, внезапно вырвавшимся из её горла, отбежала в сторону; зажав рот дрожавшими ладонями, она с ужасом наблюдала, как её спутник поднял извивающееся в агонии тело змеи, пару раз хлестнул им по дереву, а после, затолкал за пояс.
   – Зачем тебе…  э т о? – спросила Ева, медленно отрывая руки от лица.
   – Кожу этой змеи я высушу на солнце, и буду использовать её как плеть! – ответил Адам с гордостью в голосе, словно задумал совершить подвиг.
   – Зачем тебе плеть? Хочешь завести буйвола, чтобы возделывать с ним землю?
   – Нет. Чтобы наказывать тебя, дабы выбить дурь из твоей хорошенькой головки! – ответил Адам с вызовом.
   – Ты дурак! Я не позволю тебе бить меня! – парировала Ева, гордо вскинув голову. – Рожать для тебя дикаря, в муках, буду! Но бить – никогда я тебе этого не позволю! Имей это в виду.
   – Воспротивишься воле Отца, грешница! – взволнованно пробасил Адам, будто от этого зависела вся жизнь человечества, в появление которого он не очень верил.
   Ева усмехнулась; глядя Адаму в глаза, она видела его злобу, граничившую с отчаянием.
   – О, Отец мой, – вскинув голову и воздев руки к небесам, прокричал Адам, – прости мне грех мой, ибо я не ведал, что творил. Нет страшнее наказания, чем женщина – это глупое, наивное существо, которое ты дал мне… в наказание. Моё наказание было не Твоим изгнанием меня из Рая… Нет, Отец… Моё наказание, вот это существо, – Адам указал пальцем в сторону Евы, глядя на неё с презрением, коим наполнилось его сознание за прошедшие сутки. – Вот  о н о – идущее следом за мной, соблазняющее меня своим телом и отравляющее мой разум сладкими обещаниями другого рая, но я… я знаю, что другого рая не будет…
   Адам умолк; его мозг, наполненный горечью красноречия, иссяк. Ева взирала на него с жалостью, в отличие от него, стараясь контролировать свои эмоции, свои чувства. Наконец, она не выдержала:
   – Ну, закончил свой цирк? – сказала она с насмешкой.
   – Кто ты? – медленно подняв на неё воспалённые глаза, прошептал Адам; его лицо, испещрённое бисеринками пота горело как в лихорадке; дрожавшие губы потрескались; только рука, сжимавшая мачете, была крепка, как никогда, казалось вся его сила была заключена в его руках – они не должны были ослабнуть, ибо от них зависела его жизнь.
   Ева приблизилась к нему, провела ладонью по его щеке, и с нежностью в голосе, произнесла:
   – Мой бедный Адам, ты устал, проголодался. Ну, ничего – ты отдохнёшь, силы вернутся к тебе, ты успокоишься, посмотришь на меня другими глазами, поймёшь, что я нужна тебе, и мы снова будем счастливы. Вместе. Вдвоём, – Ева сделала паузу, продолжая гладить Адама, потом сказала: – Я рожу тебе дочь – символ любви и верности. Когда муж по-настоящему любит свою жену у них рождается девочка; мальчик рождается в том случае, если его сердце не трепещет тем Чувством, и он, лишь выполняет свой супружеский долг, ибо так «повелела» ему Природа; а когда рождается двойня – мальчик и девочка – это означает, что он любит её, но… наполовину… Но я рожу тебе дочь. Я воспитаю её в любви и заботе, наделю её своей красотой и добрым, любящим сердцем, так, как должна быть воспитана дочь…
   Ева снова сделала паузу, а когда продолжила, в её голосе слышалось боль и грусть:
   – Потом, твои чувства охладеют ко мне, ты найдёшь другую жену, но любить ты её не будешь, ибо твоё сердце по-прежнему будет тосковать по мне. Но ты должен будешь продолжить свой род – твоя новая жена подарит тебе сына, которого ты воспитаешь сильным и смелым, в чьих жилах будет течь кровь настоящего мужчины… Когда наша дочь и твой сын достигнут совершеннолетия, они воссоединятся, и продолжат человеческий род, рождая новое поколение… Ради будущего человечества, я смирюсь с этим…
   – С тем, что у меня будет новая жена? – произнёс Адам, отстраняя руку Евы от своего лица.
   – Да, – тихо ответила Ева.
   Адам увидел, как из её глаз потекли слёзы – горячие, чистые. Но усталость и озлобленность не позволили его сердцу смягчиться; ещё большее раздражение овладело им, и он процедил сквозь зубы:
   – Девочка?.. х-ха… как бы не так…Ты родишь Каина и Авеля… Каин убьёт Авеля… Ты породишь… убийцу! – последние слова Адам произнёс нарочито жестоко; на лице застыло злобное выражение, а губы, казалось, источали яд.
   – Правильно! – согласилась Ева, вздрогнув. – Твоё озлобленное ко мне сердце внесёт в нашего сына зачатки убийцы.
   – Что? Я убийца? – прокричал Адам, сжимая кулак. – Да я, если хочешь знать, ни одной мухи не убил в Саду! А ты… посмотри, сколько улиток надавила, и, при этом, меня же считаешь убийцей.
   – Это ты меня толкнул, – зло парировала Ева. – Мухи, говоришь, не убил в Саду? Так то, в Саду. А вспомни, кто недавно убил змею, которая тебе ничего не сделала.
   – Змея наш враг! – констатировал Адам, поглаживая кожу убиенной им змеи, что сунул себе за пояс. – Змей предложил тебе съесть это яблоко, из-за чего мы теперь барахтаемся здесь, в этом аду.
   – Это не оправдывает твой поступок! – рассудила Ева, с отвращением глядя на действия адамовых рук.
   – А я и не собираюсь оправдываться перед тобой, существо! Короче, я не желаю больше терять времени на эти пустые разговоры! Мне ещё много работы предстоит впереди! – Адам указал на мрачную стену джунглей.
   – Ты оставишь меня? – спросила Ева, глядя на Адама с жалостью; она уже наперёд знала,  ч т о  ему предстоит пережить вдали от неё. Нет, то будет не тяжёлый изнурительный труд, и даже не голод – с чем он сумеет справиться; то будет – тоска. По ней. Это и станет для него страшнее любого ада. Не раз он вспомнит её слова, что мир держится на любви… любви, которой нет предела… нет преград… которая побеждает всё и вся.
   – А ты до сих пор сомневаешься? – усмехнулся Адам, делая шаг в сторону.
   Вскинув руку, Ева продекламировала:
   – Помни Адам: сейчас, тебе кажется, что ты сможешь обойтись без меня – ты уйдёшь, но, пройдёт немного времени, и ты вспомнишь обо мне; тоска как серная кислота станет разъедать твоё сознание, туманить разум, как червь вгрызаться в мозг; ты не сможешь думать ни о чём, кроме, как обо мне; не сможешь работать – руки перестанут слушаться тебя; не сможешь есть – самый сладкий кусок станет горек; хлеб обратится в камень, а вода будет ядом твоим… Ты не сможешь жить, не видя меня рядом с собой, я уже не говорю про твою плоть, которая будет жаждать моих прикосновений, ласк, моего тепла, моей нежности, моего тела… Ты будешь умирать – миг за мигом, минуту за минутой, час за часом, день за днём...потом… когда ты почувствуешь, что жизнь твоя перестала быть тебе в радость и пение птиц, каким ты ещё недавно так наслаждался в одиночестве, и голос зверей, который ты уже не понимаешь, но и он не перестаёт наслаждать твой слух… так вот, тогда, когда всё вокруг перестанет иметь для тебя хоть какой-то мало-мальски значимый смысл, ты… отправишься искать меня… Меня – существо, созданное из ребра, и, как ты недавно сказал – навязанное тебе… Только вдали от меня, ты почувствуешь, как я дорога тебе… То же самое станут испытывать и твои потомки… твои «сыновья» будут томиться той же тоской по моим «дочерям», дабы объединить две разорванные половинки и, наконец-то, обрести счастье… Пока не поздно, Адам, опомнись, не навлекай на род свой проклятия…
   – Ты же говоришь, я вернусь. Вот и жди! Таков твой удел! – ответил Адам с ехидной улыбкой вновь появившейся на его усталом лице.
   – Ты вернёшься – да, – произнесла Ева с болью в голосе. – Чтобы я родила тебе… убийцу. Ты вернёшься, но в твоём сердце не будет любви… Гордыня вытравит её из твоего сознания, наложив на него печать проклятия на весь твой род.
   На это Адам ничего не ответил; усмехнувшись, он медленно повернулся в сторону холодной сельвы, продолжая прорубать себе путь. Какое-то время, Ева с жалостью в глазах наблюдала за ним; когда мрак джунглей поглотил его, она пошла… в противоположную сторону.