Один день Александра Ароновича. Часть 29-я,
14 октября 1943 года узники подняли восстание в концентрационном лагере Собибор.
Тяжелые мысли не покидали Александра Ароновича после известия о расстреле Еврейского антифашистского комитета, с представителями которого ему довелось общаться по направлению Павла Антокольского, чтобы рассказать им подробно о всём пережитом в плену, и главным образом, конечно же о Собиборе. Ибо ЕАК с самого начала войны собирал материал о холокосте еврейского народа, чтобы издать так называемую "Чёрную книгу" на всех языках, и в первую очередь на идише.
И что же такого преступного было в их действиях, чтобы дело дошло аж до расстрела?
Александр Аронович вновь и вновь прокручивал в голове всё, что он тогда рассказал о людях, с которыми его свёл плен. Не навредил ли он им своими воспоминаниями? Ведь "нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся"...
"После изнурительного долгого дня и скуднейшей кормёжки (баланда из картофельное шелухи, каши из заплесневелой крупы и куска хлеба), я раздумывал над ситуацией
вместе с несколькими узниками. Среди них Шлейма Лейхтман, который прибыл вместе
со мной из Минска и знал польский язык; и польский еврей Леон Фельдгендлер,
старожитель Собибора, который давно помышлял о побеге ещё с несколькими узниками.
Несколько вечеров мы обсуждали варианты побега и остановились на моём: убиваем
"тихо" поочерёдно немецких офицеров, захватываем арсенал оружия, совершаем штурм
ворот с последующим бегством всех узников лагеря"...
Всё это поведал Печерский представителям ЕАК, называя известные ему имена соратников
и бойцов: Вайспапир, Вайцен, Розенфельд, Шубаев, Цыбульский - из СССР, Дунец из Парижа, Леон, Шлейма, Барух, Шилярек - из Польши...
Горечь мучила его разум: горечь сожаления о том, что всех не удалось спасти. И горечь опасения, что мог каким-то образом навредить тем, о ком оставил свои воспоминания,
и тем, кому их оставил в ЕАК...
"Я знаю, никакой моей вины... Но только всё же, всё же, всё же..."
"Шлейма Ляйтман (Лейтман). Мебельщик из Варшавы, коммунист, несколько лет сидел
в польских тюрьмах. После нападения гитлеровской Германии на Польшу в 1939 году переехал в Минск. Невысокий, худой, с глубоко посаженными глазами. Обладал острым
и подвижным умом и неимоверной внутренней энергией. Имел прекрасный подход к
людям и мог влиять на них своим словом."
Когда немцы напали на Советский Союз, жена его и дети находились в Минске. Они не успели эвакуироваться и погибли в гетто.
Подружился с Александром Ароновичем в минском рабочем лагере на улице Широкая.
18 сентября 1943 года был вместе с Печерским депортирован в Собибор. В лагере
работал в столярной мастерской. Являлся посредником между не говорившим на идише Александром Ароновичем и другими лагерниками.
"О чём только мы с ним не переговорили по ночам, лёжа рядом на парах. Его ясный
ум, спокойствие, отвага, преданность поддерживали меня в трудные минуты.
Восстание готовили мы вместе. Советовался с ним о каждой мелочи и важных делах.
Достаточно было, чтобы Лейтман кивнул головой, как я верил: иначе не может быть."
Во время побега был тяжело ранен и, видимо, умер в лесу.
Борис Цыбульский.(ок.1913-1943). Уроженец Донбасса. Познакомился с Печерским в августе 1942 года в карцере (в "еврейском подвале") шталага 3526 в деревне
Масюковщина под Минском. Затем они были переведены в рабочий лагерь на улице
Широкая в Минске, откуда 18 сентября 1943 года депортированы в Собибор.
Во время восстания 14 октября вместе с Леоном Фельдгендлером и несколькими другими узниками ликвидировал четверых эсэсовцев.
После побега во время переправы через Западный Буг простудился, заболел воспалением лёгких и остался в одном из приграничнвх белорусских сел, где, по-видимому, вскоре умер.
"Высокий, подвижный здоровяк лет тридцати, с крупными чертами лица, с чёрными глазами, бывший мясник и биндюжник, несколько грубоватый, но добродушный и
весёлый, немного болтливый. В его грубости было больше напускного, а в сердце много человеческого тепла..."
Что было в тех воспоминаниях Печерского для Еврейского антифашистского комитета?
Ничего, кроме любви к людям и ненависти к врагам человечества. То же самое
Александр Аронович увидел и в тех, кто его выслушивал. Недаром же этот комитет назывался антифашистским.
И в чём же тогда всё-таки дело? Пожалуй, что именно в той самой "Чёрной книге"...
Вообще-то начал собирать материалы о массовом уничтожении еврейского народа с самых первых дней войны Илья Эренбург. А в рамках Еврейского антифашистского комитета
была создана литературная комиссия, задачей которой была подготовка первой "Чёрной книги". В начале 1943 года у Ильи Эренбурга появилась идея издания сразу трёх таких книг: об уничтожении евреев на территории СССР и ещё двух - о героях Великой Отечественной войны и о евреях-партизанах. Красноармейцы и партизаны приносили
ему дневники, фотографии, письма, найденные в разрушенных местечках и городах.
Перед редакторами "Чёрной книги" Ильей Эренбургом и Василием Гроссманом стояла непростая задача по отбору и литературной обработке собранных документальных
свидетельств массовых преступлений оккупантов. В 1947 году группой писателей из литературной комиссии собранные материалы были систематизированы и подготовлены к изданию. Но что-то пошло не так...
В Еврейском антифашистском комитете работа велась над двумя изданиями: советским и американским. Идея издать книгу в США принадлежала самому Альберту Эйнштейну, возглавлявшему американский Комитет еврейских писателей, художников и учёных.
Изначальное согласие Советского Союза сотрудничать с США в сборе материалов об уничтожении евреев объяснялось, с одной стороны, стремлением разоблачить
преступления нацистской Германии, а с другой, обещанием моральной и финансовой поддержки от иностранных еврейских организаций.
В послевоенные годы политика СССР под влиянием начавшейся холодной войны
изменилась коренным образом, и "Черная книга" стала проблемой. По мнению политического руководства страны, она создавала впечатление, что немцы воевали
против СССР с единственной целью - уничтожить советских евреев. А это, как
объяснялось партией и правительством, вносит напряженность в межэтнические
отношения в стране, подрывая тем самым одну из основ коммунистической идеологии
с её тезисом о дружбе народов и принципом интернационализма. Кроме того, этот коллективный труд содержал слишком много свидетельств того, что евреев выдавали, подвергая уничтожению, их же соседи.
По иронии судьбы материалы "Чёрной книги" стали свидетельскими показаниями не
только на Нюрнбергском процессе, но и на процессе 1952 года по делу Еврейского антифашистского комитета, в результате которого многие его представители приговорены были к высшей мере наказания.
Набор "Чёрной книги" был рассыпан, и она тогда так и не вышла в свет.
Лишь на рубеже 1970-1980х годов ситуация изменилась: в 1980 году вышло издание
этого труда в Иерусалиме, в издательстве "Тарбут" ("Культура"), а в 1993 году - в Вильнюсе.
Основой для первого русскоязычного издания "Чёрной книги" послужила верстка 1946
года, отправленная в своё время в Палестину, в которой, однако, недоставало раздела
о евреях Литвы. Долгие годы публиковать книгу не решались, считая её подцензурной.
Нынешнее издание представляет собой не просто воспроизведение той неизданной книги Эренбурга и Гроссмана 1947 года, к ней добавлено около трёхсот примечаний, уточнений, сносок, весь необходимый научный справочный аппарат с учётом современной науки.
Свидетельство о публикации №225032300037