Колесо, колесо и летит твоё лицо...

               
Мы гуляем в парке, молодые, горячие. То, как заведённые кружимся на воздушных каруселях, и тогда он всё время пытается вытолкнуть сидение и напугать меня. Качаемся в огромных лодках-люльках, и опять Володька старается закинуть меня, как можно выше. Я верещу, как заяц, и это, наверное ,льстит его мужскому самолюбию. Он хохочет, раскачивая всё сильнее, а я, уцепившись за брюки, мешаю ему. Наконец, скорчившись от смеха, боясь потерять штаны, он вываливается из голубой люльки. Потом он долго уговаривает меня зайти с ним в кабинку подъёмника, имитирующего лифт.
  - Это не высоко и не страшно, - говорит он, а сам смеётся.
Я ни в какую не поддаюсь на уговоры. Тогда он один залезает в клетку, дверца за ним захлопывается. Володька мечется в кабинке, пытаясь её раскачать, но она еле приподнимается от земли. Я вижу, как ему трудно, и безумно жалко его. Лицо Володи красно от натуги. Он там в клетке злится и смеётся одновременно. Клетка скрепит и трясётся. Была бы в ней я, то мы наверняка поднялись бы выше. Наконец сеанс закончен, Володя выходит из загородки, он расстроен и в своей неудаче обвиняет меня. Мы идём прочь от качелей. Я виновато заглядываю ему в лицо и липну с боку. Он молча поправляет сползшие брюки, и пуговка на его сиреневой рубашке поблёскивает на солнце. Я так и запомнила её на всю жизнь. Как много значила для меня эта маленькая пуговка ровно 35 лет и три года. За это время было выловлено и съедено неимоверное число рыбок. И хотя ни одной из них не попалось золотой, свой век мы прожили с Володей в мире и согласии.