Вкус персика. Глава 2

"Давай встретимся, прямо сейчас, и поговорим," – выдохнул Никита в экран телефона, словно от этого зависело его сердцебиение. Ответ прилетел мгновенно, но не принес облегчения.

"У-ф-ф-ф… Не знаю, получится ли, – написала она. – Но я постараюсь вырваться из дома. Напишу, как только буду на улице…"

"Хорошо," – коротко ответил Никита, чувствуя, как надежда съеживается внутри.

Телефон отлетел на диван, словно раскаленный уголь. Комната наполнилась тишиной, гулкой и давящей. Он не мог поверить, что этот момент настал, что решился открыть ей свое сердце. Они дружили с пяти лет, целая жизнь прошла бок о бок. В памяти всплыло то детское обещание, произнесенное с наивной уверенностью: "Я обещаю на тебе жениться…" Тогда это казалось игрой, но сейчас каждое слово отдавалось трепетом в душе, страхом и робкой надеждой на взаимность.

Время тянулось мучительно медленно, каждая минута казалась вечностью. Никита метался по комнате, как зверь в клетке. Он то и дело поглядывал на телефон, словно мог ускорить время своим взглядом. В голове роились мысли, страхи и надежды переплетались в тугой клубок. А вдруг она не чувствует того же? А вдруг он разрушит их дружбу своим признанием?

В животе поселилось ледяное беспокойство. Он вспомнил все их совместные моменты: смех, слезы, тайны, доверенные друг другу. Неужели все это может измениться после сегодняшнего разговора?

Внезапный звонок телефона заставил его подскочить. Сердце бешено заколотилось в груди, перекрывая дыхание. Он взял трубку дрожащей рукой.

"Я вышла", — прозвучал ее голос, тихий и неуверенный.

Мир вокруг словно замер.

— Я иду, — выдохнул он в ответ, и бросился к двери, навстречу своей судьбе, своей любви, своему страху. Никита знал, что этот разговор изменит их жизни навсегда. И он был готов.

Улица встретила его прохладным ветром, словно пытаясь унять жар его волнения. Он увидел её издалека – хрупкая фигурка под фонарем, вся какая-то звенящая от невысказанных слов. Каждый шаг приближал его к моменту истины, к точке невозврата.

В глазах Ануш он увидел отражение своей собственной тревоги, но и что-то еще – робкую надежду, затаенную нежность.

— Привет, — прошептала она, и этот звук пронзил его сердце, словно хрупкая музыка.

Он взял руку, почувствовал, как дрожат её пальцы. В этот момент все страхи отступили, оставив место лишь одному – всепоглощающей любви, которая ждала своего часа, чтобы вырваться наружу.

— Привет, — прозвучал тихий ответ, и взгляд его глаз, обычно светлый и лучистый, сейчас казался тусклым, полным тревоги. — О чем ты хотела поговорить?

— Никит, наша дружба… она для меня бесценна, но…

— Но? — в его голосе проскользнула обреченность.

— Мы уезжаем. В Армению, — выдохнула она, словно признаваясь в смертном грехе. — После одиннадцатого класса.

— Как… В Армению? Зачем? — в его словах звучало отчаяние, словно мир рушился на глазах.

— Так решили родители. Говорят, там мне будет лучше. Родная земля, язык, культура… И университеты там ничем не хуже.

— Не могу поверить… И это конец? Всему, что между нами было?

— Никита, прошу, не усложняй… Мне самой разрывает сердце! Я не хочу, но не могу ослушаться отца. Это его решение.

— Понятно. Тогда и говорить не о чем! — сорвался он, и Ануш вздрогнула. Впервые Никита повысил на нее голос, и этот звук ранил больнее любого удара.

— Успокойся, пожалуйста… Просто скажи, что ты хотел мне сказать?

— Уже неважно. Ты все решила за нас. — Он развернулся, чтобы уйти, но она, повинуясь внезапному порыву, схватила его за руку.

— Скажи… О чем ты хотел поговорить?

— Да о том, что я тебя, блять, люблю! До безумия, до боли в груди люблю! А ты уезжаешь, оставляя меня здесь одного, в этой пустоте! А теперь отпусти. Иди домой. Готовься к своим экзаменам, а ко мне больше не подходи. Забудь.

Ануш замерла, оглушенная его словами. Неужели это правда? Неужели ее чувства взаимны? В отчаянном порыве она остановила его, уже готового сорваться с места, и притянула к себе. Их губы встретились в первом, робком, но таком долгожданном поцелуе, в котором сплелись горечь разлуки и надежда на невозможное.

Поцелуй был коротким, словно украденным мгновением, но в нем уместилось столько невысказанных слов, столько боли и любви, что Ануш почувствовала, как по щекам покатились слезы.

Она отстранилась, глядя в его полные отчаяния глаза, и прошептала:
 
— Я тоже… Я тоже тебя люблю, Никит.

В его взгляде мелькнула надежда, но тут же погасла.

— И что теперь? Что это меняет? Ты все равно уедешь.

Голос его был хриплым, словно сорванным криком. Ануш опустила голову, не зная, что ответить. Как объяснить ему, что ее сердце разрывается на части, что она мечтала о другом будущем, но не в силах перечить воле родителей?

— Я не знаю, Никит… Я не знаю, что будет дальше. Но знай, что ты всегда будешь в моем сердце. Где бы я ни была.

Она протянула руку, чтобы коснуться его щеки, но он отшатнулся.

— Не надо. Не делай мне еще больнее. Просто уходи.

Слова Никиты обожгли Ануш хуже огня. Она почувствовала, как мир вокруг нее сужается, оставляя только его лицо, искаженное болью. Каждое слово, каждое движение отзывалось в ее душе острым уколом. Хотелось кричать, умолять, но горло сдавило комом невыплаканных слез.

Она молча развернулась, не в силах больше выносить его страданий, зная, что каждое ее слово лишь усилит их.

В последний раз обернувшись, она увидела, как Никита стоит, словно каменный, глядя в пустоту. В его глазах больше не было ни надежды, ни отчаяния – лишь выжженная пустота. И это зрелище было невыносимым.

Собрав все силы, Ануш прошептала: «Я люблю тебя», и, не дожидаясь ответа, пошла прочь. Слезы ручьем текли по ее щекам, но она не останавливалась, шла прочь от боли, от любви, от самой себя. Шла в неизвестность, унося в своем сердце  образ Никиты и короткий, словно украденный, поцелуй.

— Сука! Как же я ненавижу это всё! — крикнул Никита, несмотря на то, что ночь давно поглатила город. — И тебя ненавижу, зато что не можешь перечить родителям! Я же люблю тебя, блять!

Никита рухнул на скамейку, чувствуя, как мир вокруг него рассыпается на осколки. Слова Ануш, её тихий шепот, прожигали его изнутри. Он знал, как ей было тяжело, понимал, какая буря терзала её душу.

— Проклятые родители, их вечные правила и предрассудки! Неужели они не видят, как калечат жизни собственных детей?

Боль скрутила его в тугой узел. Он хотел бежать за ней, умолять остаться, но знал, что это только причинит ей ещё больше страданий. Он видел в её глазах решимость, отчаянное стремление вырваться из этого замкнутого круга. И он не мог её остановить.

Луна, свидетельница его мучений, безмолвно наблюдала за ним. Холодный ветер трепал его волосы, словно пытаясь унести вместе с ними и часть его боли. Но боль оставалась, въевшись глубоко в сердце, напоминая о любви, которую он, возможно, потерял навсегда.

Никита закрыл лицо руками, и сквозь пальцы просочились слезы. Слезы бессилия, отчаяния и любви. Он любил её, черт возьми, любил всем сердцем, и теперь, когда она уходила, вместе с ней уходила и часть его души.

Никита встал со скамейки, решив, что не может просто сидеть и ждать. Он должен что-то сделать, хотя бы попытаться. Парень не знал, что именно, но оставаться в неведении было невыносимо. Никита достал телефон и начал набирать ее номер, но вовремя остановился. Знал, что сейчас это бесполезно.

Он убрал телефон и пошел прочь, оставив скамейку и луну позади. Его шаги были неуверенными, но в сердце теплилась крошечная надежда. Надежда на то, что однажды они  будут вместе, что их любовь окажется сильнее всех преград. А пока он будет ждать.