Юра Козлов

В 1993 году я после перелома позвоночника получил путёвку в санаторий им. Ворошилова. Надо сказать, что в санатории я только спал, да и то не всегда. В основном пребывал в обществе старого товарища Саши Бута и его родителей живших на Светлане на ул. Учительской. Жили они в квартире двухэтажного дома, а во дворе стояла беседка, как они её называли. На самом деле это был небольшой павильон, флигелёк с двумя кроватями, туалетом, душем и плитой. Там мы в основном и пребывали.
Перед поездкой я запланировал грандиозный список мероприятий. Прежде всего поиск растений в предгорье, детальное знакомство с «Дендрарием», исследование реки Сочинки в районе Пластунки, посещение совхоза «Южные культуры» ныне уничтоженного оккупантами в угоду олимпиадобесия. В этом совхозе была прекрасная коллекция древесных экзотов и огромные плантации, питомники множества видов древесных. Особенно поражала коллекция  Acer palmatum, клёнов дланевидных который в Японии почитаются королевой бонсай (королём считается Pinus pentaphylla (parviflora), сосна мелкоцветная). Этот клён славится большим количеством форм с изумительной красоты листьями. Некоторые экземпляры были уникальны. Деревья были весьма взрослыми порядка нескольких десятков лет и для клёнов очень высокими. В Батумском ботаническом саду, заложенном братом атамана Краснова известным ботаником, коллекция пальматумов гораздо богаче. Но растут они там более скученно и не имеют такого роскошного габитуса который встречался у клёнов совхоза «Южные культуры».

Одним из пунктов моей программы была встреча с Венчаговым. В то время в стране было два крупных ландшафтных архитектора. Венчагов в Сочи и Анненков в Ялте, точнее в Никитском ботсаду. С Анненковым я давно и близко был дружен и именно он мне посоветовал посетить Венчагова. В Сочи у Летнего театра у Венчагова был небольшой декоративный садик в котором я, после пары попыток, и застал мэтра. Мы с ним мило побеседовали, я получил массу информации об экзотах окрестностей Сочи, но бонсай Венчагова не интересовал. Впрочем, сказал он мне, у нас есть скульптор-керамист, который делает керамические изображения бонсай, типа эстампы.   Ну, хоть так. И он вручил мне координаты Юры Козлова. Юрина мастерская была на той же Учительской где жил Бут, немного выше к Лысой горе.
Кстати, стиль Венчагова был узнаваем по всему старому Сочи. Особенно характерны были подпорные стенки из  тонких каменных пластин, возможно сланца.

Итак, я не откладывая дела в долгий ящик, отправился к Козлову. Сочи город маленький (был) и Козлова шапочно знали некоторые приятели Бута. Мастерская, довольно большая, размещалась в одноэтажном здании не блистающем архитектурными излишествами. Но была хорошо оборудована. Юра показал мне свои поделки на тему бонсай, которыми он давно не занимался, это был такой промельк маховой в его творчестве.  Он был серьёзным художником творившим прекрасные вещи.

Мы пришли к нему с Бутом и бутылкой. Он в ответ угостил нас какими-то элитными чаями. Чаи эти ему подарили в его недавней поездке в Британию. Там была интересная культурная программа включавшая выступления детского этнического хора в окружении творений Юры Козлова. Мы могли это оценить только по фотографиям. Выглядело впечатляюще. Освещение сцены было оформлено керамическими светильниками со свечами внутри. Юра был под впечатлением поездки и находился в приподнятом настроении. Он надеялся, что это мероприятие уровня министерства культуры поможет ему получить место под долгожданную мастерскую, которую он хотел строить по своим планам и канонам. В завершении нашей встречи Юра пригласил меня на вернисаж, долженствующее состояться открытие первой в Сочи частной художественной галереи «Манжелей» в парке «Ривьера». Заодно я был ангажирован на роль грузчика-ассистента. Юра выставлял там свои работы. У него были «Жигули» в которых мы и разместили на следующий день его экспонаты. Приехав в галерею мы долго расставляли юрины творения стараясь выбрать наиболее благоприятные позиции. Назавтра было торжественное открытие.

К открытию мы прибыли вчетвером – я с Козловым и две околохудожественные девицы. Одна из них, вроде, была юриной пассией. Юра нас покинул у стены с довольно абстрактными полотнами. Сам же он дислоцировался в центральной группе владельцев галереи и авторов.

Оставшись один на один с девицами я счел неудобным не попытаться их как-то развлечь и начал нести всякую околесицу, впрочем принимаемую ими не без энтузиазма. Как минимум благосклонно. Например, я предложил им выказать свои предположения какими критериями руководствуется автор абстрактной мазни висящей перед нашими глазами для определения, того что акт творения завершён. Я дал им для начала несколько – время творения. То есть если нанесение красок продолжалось уже полчаса или час изделие считалось завершённым . Либо по количеству краски нанесённой на холст – по весу или объёму. Или по предельной цене краски. Дамы предложили свои версии – усталость автора, либо когда ему захочется по нужде невмоготу, либо когда ему невмоготу захочется водки или макарон по флотски.  Мы сошлись на том что в искусстве не может быть единого критерия для определения мига  когда творение становится совершенным и соответственно завершённым.

Вдруг я заметил, что лица моих товарок напряглись. Я недоумённо поинтересовался, - что случилось? Сейчас будет скандал, - был мне ответ.
На вступительной торжественной речи хозяина галереи не была упомянута фамилия Козлова. Это был грех непрощёный. Я выразился в том смысле, что это пустяк, ну или факт не достойный даже небольшого скандала. О, как я был не прав! В недалёком времени к нам присоединился весьма неспокойный Юра и заявил – я этого так не оставлю.
Юра был в новеньком смокинге с лейблом на рукаве «Пьер Карден». Выглядел он весьма представительно и импозантно. Правда меня удивило, что лейбл он не спорол. На мой взгляд это было столь же не комильфо, как не снять кольцо-этикетку с сигары перед курением. Но, будучи знаком с Юрой уже два дня, нраву его я перечить не стал.
Но, относительно его неудовольствия приветственной речью, я робко заметил, что ведь кроме Юры и прочие авторы упомянуты не были.
Правду сказать, были. Вернее была. Была упомянута некая дама, которая ещё до эпохи исторического материализма из Сочи убыла в Страну Восходящего Солнца и принялась там предаваться японским художествам. И две её акварели каким-то чудом через столетие оказались на её родине. Никто из современников упомянут не был. Просто таков был формат торжества.
Отхлебнув шампанского Юра заявил, что завтра он забирает своё добро из галереи. И спросил помогу ли я ему. Да, конечно. Я пытался как мог отвлечь его от трагических мыслей и, как мне показалось, после третьей винной порции он отошёл и стал смеясь обсуждать с нами всякую псевдохудожественную дребедень. Тут к нам подошла хозяйка галереи и восторженно-любезно стала превозносить юрины таланты. Юра был с ней не менее любезен. И пока они повышали градус взаимных любезностей я, уже было, совсем успокоился и решил, что гроза миновала.
Не тут то было. Утром Юра позвонил мне на телефон Бута и пригласил на такелажный фронт.  И да, он забрал все свои экспонаты. А чтобы в другой раз знали.
Там же, на открытии галереи я познакомился с дамами из городского управления культуры. Узнав, что я занимаюсь бонсай они проявили живейший интерес и спросили не могу ли я прочитать лекцию. Договорились о времени и месте. Когда я пришёл, то увидел довольно приличное собрание публики. Здесь были школьные преподаватели и преподаватели художественных школ, представители художественного бомонда, многих из которых я видел на открытии, озеленители, сотрудники Дендрария и прочее интересующееся население.
Я начал с общих положений и протарахтел минут пятнадцать. Свою речь я предупредил пожеланием того, чтобы вопросы задавались не в конце, а по мере их возникновения, не стесняясь перебить меня. И вот, прозвучал первый вопрос:
-  Если мы в Сочи начнём сейчас формировать бонсай, то через сколько лет мы сможем провести первую выставку?
Я ответил так. Если вы сейчас, выйдя отсюда броситесь в поля и луга на поиски подходящих растений, завтра же посеете подходящие семена , начеренкуете и сделаете отводки, то лет через семь вы сможете без особого стыда показать друг другу что у вас получилось. Лет через десять-двенадцать, те немногие, кто останутся при деле смогут организовать небольшую выставку для своих. А лет через пятнадцать-двадцать  на выставку можно будет пригласить постороннюю публику.
После этих моих слов огонь в глазах слушателей приутих и кто-то робко произнёс%
- А про икебану вы можете что-нибудь рассказать?…

Через пару дней после этого я поехал на Пластунку. Пройдя тропкой за Ореховский водопад, миновав развалины старинной убыхской башни я обнаружил два огромных самшита лежащих поперёк тропки. Это было сокровища. По самым скромным оценкам почти полуметровые стволы росли минимум триста, а скорее всего и поболе лет.
Я тут же сообщил об этом Юре и мы на его Жигулях помчались на Пластунку. Полдня мы пилили эти стволы обеспечивая себя практически неисчерпаемым запасом древесины на поделки. Заодно мы расчистили и проход по тропе. Отдельной проблемой была транспортировка заготовок до машины, которая стояла внизу в конце проезжей дороги. Плотность самшита практически равна плотности воды. Груз был не мал. а мой позвоночник давал о себе знать.

 Надо сказать, что в те времена на берегу реки Сочинки на Пластунке в районе свинофермы валялись холмы самшита сносимого после сильных дождей по реки. Местные топили печи драгоценной древесиной.

Из этого материала я , впоследствии, наделал много чего. И если на очки было достаточно стволов пятидесятилетнего возраста, то из найденных близ убыхской башни я наделал гребней с продольным расположением волокон в зубьях. Сломать зуб такого гребня невозможно практически. Гребни эти я все раздарил. И некоторые дамы утверждали, что они лечат волосы. На мой недоумённый скептицизм было ответствовано, что волосы начинали блестеть. Никакого лечения здесь не было. Самшитовыми опилками в девятнадцатом веке полировали латунные детали часов.
Волосы просто мягко полировались

За это время мы с Козловым подружились. Тогда у него довольно симпатичная пассия и мы втроём совершали небольшие экскурсии по окрестностям. Помнится наше посещение совхоза «Южные культуры» с его сказочной коллекцией дланевидных клёнов.  Теперь этого места нет. Его уничтожили оккупанты.

Впрочем, один раз мы посетили Ореховский водопад вчетвером. С нами ещё была девица которую я подхватил где-то в городе. Она была местная и я узрел её в момент, когда она живо обсуждала что-то со своей подружкой. На мой подкат она заявила – вы что не видите, что мы беседуем. Я взвился – да о чём таком вы можете беседовать, прям мировые проблемы. К вам подошёл джентельмен, так ципляйтесь за этот случай. Девицы рассмеялись и я пригласил их на прогулку, но согласилась одна. Мы зашли к Юре, у которого как раз была его пассия. И решили съездить на тот же Ореховский водопад, на котором наши дамы (местные) никогда не бывали.

 Спускаясь сверху в реке вдоль водопада по металлической лестнице я обратил внимание, что железные (стальные) перила отнюдь не ржавы, что было бы естественно в постоянно влажной атмосфере, но производят впечатление воронёных на коричневый цвет, вроде как предохранитель у пистолета Макарова. Спустившись, мы вдруг услышали щелчок по гальке, погодя плеск воды и, наконец, что-то ударило меня в ногу возле коленки. И я увидел кровь. По нам стреляли. Год это был примерно 92-93. Нас мигом вынесло по лестнице наверх и мы помчались в, тогда ещё, милицию. Был уже тёмный вечер. Вроде бы кто-то записал наш рассказ и на том дело и кончилось. Итого. Девица была мной упущена, так как настолько перепугалась, что покинула нас едва мы приехали в город. Дыра в джинсах долго напоминала мне единственный случай когда я был под обстрелом.

Следующая моя встреча с Юрой Козловым произошла  уже в Москве, куда он прибыл для организации своей выставки в Доме художника на Крымском валу.  Выставка называлась «Что есть истина». Основную часть экспонатов Юра изготовлял (творил?) на месте. В районе Профсоюзной были мастерские Союза художников с печами для обжига и всем необходимым. Там всё и творилось.

В то время я познакомился с другим творцом Серёжей Болотовым.  Персонаж колоритный. Он был из так называемых цеховиков второй половины восьмидесятых. Будучи очкариком и находясь в тяжких поисках подходящей оправы он решил (как и я впоследствии) изготовить её самолично. Вылилось это в то, что он организовал небольшое производство. Оправы он изготовлял не дизайнерские, а утилитарные из ацетата целлюлозы. Кое-что из оставшихся материалов он отдал мне. В описываемое время он занялся изготовлением люстр Чижевского. Это устройство для насыщения воздуха отрицательными ионами. Квазигорный воздух.

А началось это так. Серёжа стал хиреть и задыхаться. Врач почти сразу определил причину – аллергия. Собак и кошек удалить. На что Серёжа с невинным взором возразил – у меня нет их. У меня только хомячки. Врач схватился за голову – да это смерть! Немедля удалить хомячков, произвести полный ремонт помещений и никакой живности. И курения. А Серёжа  любил сигарку потянуть. Пижон был.

После всего этого дело пошло на поправку. А в результате Серёжа заинтересовался люстрами Чижевского. И решил их делать и на продажу. Сначала они были классической конструкции – подобие зонта из проволоки с торчащими иглами излучателями. Потом была испытана и пошла в серию конструкция с пропеллером. Я участвовал в первом испытании этой конструкции. Металлический стержень к которому подводилось 20000 вольт венчался карандашным грифельком. На который помещалась обыкновенная деревянная линейка оклеенная медной фольгой с вырезанными с противоположных сторон треугольными выступами. И, о чудо, при подаче напряжения линейка начала довольно прытко вращаться. Реактивной силы сбегающих ионов оказалось достаточно для вращения не очень лёгкой конструкции. К тому же, в темноте это светилось слабым голубым светом.
Бизнес начал приносить плоды. Аппараты продавались на ВДНХ. Когда я познакомил Болотова с Козловым у него возникли какие-то идеи насчёт керамических конструкций люстры Чижевского. Но, дальше идеи это не пошло.

Долго ли коротко настало время выставки. Козлов привёз экспонаты в зал галереи и попросил нас прибыть на следующий день помочь ему всё смонтировать. Я и пара хлопчиков Болотова, которых он отрядил в помощь, прибыли ни свет ни заря. И стали ждать Юру. Открытие было назначено на четыре пополудню и время ещё было. Не было только Козлова. Время шло , а он не появлялся. Мобильников тогда у нас ещё не было. Часа за три до срока появился приятель Козлова, увы, не помню фамилии. Но он был из главарей Московского союза художников. Увидев, что экспонаты практически не распакованные лежат на полу он пришёл в ужас.
- Почему же вы не развешиваете?
На что я возразил, что если мы без Козлова разместим их не так, то он нас поубивает. Приятель счёл наш довод резонным. И тем не менее предложил приступить к размещению экспонатов. Чем мы и занялись.

Козлов заявился за час до открытия. Он был в той же паре от Кардена. Благоухал, не являл ни малейшей тревоги или, даже, озабоченности. И включился в работу без особой нервозности. К появлению телевидения мы полностью оформили пристойный участок экспозиции, который мог служить достойным фоном. И всё прошло неплохо.

Как только телевидение свернулось, Юра принялся командовать полной сменой декораций. И работу мы закончили только на следующий день. Да, кажется в тот день мы ещё и отметили там же в зале открытие выставки.

Ещё припоминаю, что я пригласил на открытие двух симпатичных студенток с журфака. Они пришли, но через некоторое время, проведав что в соседнем зале происходит некий перформанс куртуазных маньеристов, захотели посмотреть. И мы зашли туда. Там я увидел Вадима Степанцова и познакомил его с девицами. Им тут же было предложено принять участие в представлении, что они и сделали переодевшись в предоставленные платья 18 века с кринолинами. И уже к Юре Козлову не вернулись, на что он весьма обиделся. Дамы ему понравились. Девочки, сколько мне помнится, одна вышла замуж за француза, а другая попала в компанию гэбэшников. вот такой полярный расклад.
С Юрой Козловым я расстался надолго.

Саша Бут с ним периодически общался и сообщил мне, что из своего барака-мастерской он перебрался в район Клубничной улицы, прямо над Бочаровым ручьём, где получил участок от администрации при содействии  Союза художников.

За пару лет до сочинской олимпиады я, будучи в Сочи заехал к Юре в его новый трёхэтажный замок. Он стоял на склоне холма. Первые два этажа были необитаемы и на первом даже не было пола. Но зато третий представлял из себя огромную студию с рабочим пространством, спальным местом и кухней. Из неё был выход на площадку на склоне обустроенную для пикников.
К сожалению, хотя окна его логова выходили на запад, моря видно не было. Для устранения этого недостатка вплотную к западной стене была устроена лесенка, поднявшись на которую можно было в небольшое окно увидеть море.

 Юра уже успел перенести операцию шунтирования, но выглядел весьма бодро и энергично. Он если и не процветал, то нужды не знал точно. Показывал мне макеты каких-то некрополей проектируемых для местных, как я понял авторитетов. Разрабатывал проект буксировки айсберга в акваторию Сочи к олимпиаде. Когда я как то вскользь прошёлся по народному главарю Юра предупредил меня – не говори о нём плохо, они купили мои вещи для Бочарова ручья… Ну он не первый из творцов обслуживающих тиранов. И не из последних.

Вверх по заросшему склону тянулась тропинка ведущая на тихую старой застройки улочку с магазинчиком, в котором мы и закупили всё для оргии. Дастархан  был по южному обилен. Мы сидели на пеньках, а яства стояли на огромном пне посередине. Тут же был очаг. В общем, наш загул удался. И мы решили сходить искупаться.

Ближайший пляж бы примерно в полутора километрах. Сначала мы спускались по улочке начинавшей обустраиваться прямо на запад к Бочарову ручью. Дойдя до железнодорожного пути повернули на север, пошли вдоль него и потом свернули налево к пляжу. Пляж примыкал к северной границе резиденции Кащея. Было уже довольно темно, я, будучи прилично пьян, пару раз свалился преодолевая какие-то трубы. Искупавшись мы тем же путём вернулись домой. И наутро я обнаружил, что потерял газовый баллончик, который брал в велопутешествия не столько для защиты от двуногих, сколько от четвероногих.
Да, в Сочи я приехал на велике, высадившись в  Лазаревском с поезда.

Было решено после утренней поправки идти на поиски утерянного. А заодно и освежиться в море. В местах моего падения ничего обнаружено не было. А вот на пляже, где мы вечером раздевались я увидел несколько купюр. Но баллончика не было. Я не столько горевал, сколько недоумевал. Нашедший баллончик никак не мог не увидеть денег. Это осталось тайной.

Не знал я тогда что расстаюсь с Юрой навсегда. Надо сказать, что он был когда то женат и даже имел сына. Женат он был на дочери представителя литовской номенклатуры. И практически никогда не упоминал ни о жене ни о сыне. Очень он был разобижен, что фамилия сына в Литве стала Козлавичус.

Через несколько лет я узнал, что Юра уехал в Турцию насовсем. Все мои попытки найти концы в сети привели к виртуальному знакомству с парой околохудожественных дам, которые тоже смутно слышали что-то о его отъезде.