Старик

Сколько помнит себя Сергееич - он всем мешал.
В далёкой юности пацанам за то, что все девки за ним только и бегали. На работе тоже завистников хватало - схватывал дело на лету, а начальство так даже и побаивалось за его "правду-матку". Соседи в лицо улыбались и хвалили, а отвернувшись крошили зубы на мел - зависть...
Мужик он мастеровитый, рукастый как говорят. Да и безотказный и не алчный как некоторые. За словом в карман конечно не лез... Ворчать не ворчал, но на всё имел своё твёрдое и неоспоримое  мнение.
Он действительно много знал и умел этот странный и в то же время удивительно интересный человек.
Жена давно умерла, стирались в памяти лица и события,  и со временем стало казаться, а была ли она вообще, жена?
Он привык жить один в старой трёхкомнатной хрущёвке на втором этаже.
Соседи тоже незаметно уходили - кто переехал, а кто-то в никуда...
Друзей у Старика не было. Не то чтобы совсем, а сложилось так. Школа, училище, армия - друзей полно, а потом раскидало как штормом по стране и миру... Не то что на подъезд, на весь дом остался из мужиков он да лежачий Витька - Колба. Лет 15 уже под себя ходит. Колбой его прозвали за самогонку, которую он варил для себя. Пил нещадно, не дожидаясь готовности. Инсульт. И вот же, жена его паскудная по наружности и характеру  Валентина не бросила его к "псам собачьим", как она обещала. Ухаживает, стирает, варит, купает даже его. Вот и пойми этих баб!
У Старика были дети, у детей тоже дети, то бишь внуки его. Дети жили в областном центре - дочка и сын. По слухам всё у них сложилось. Навещали Старика раз в три-четыре года по очереди, правда без внуков. Он и видел их только на редких фотографиях. Тоже, взрослые уже...
... Встречает его на днях соседка по площадке Томка, ей восемь десятков, но ему то она Томка.
- Сергееич, иди на лавке посидим - поговорим.
Старик даже удивился, чего это она?
- Ну, как ты поживаешь? Тяжело одному небось, хлопотно?
- А ты что, никак женить меня удумала?!
- Да, Господь с тобой - охальник!
- Уж не знаю как тебе и сказать... Старик взметнулся.
- Говори, не тяни жилы, а то пошёл я, делать неча лясы с тобой точить!
- Дочка твоя, Нина звонила, просила поговорить с тобой, про житьё по- узнавать. Говорит, тяжело ему там одному. Коммуналка подорожала, платить-то за три комнаты. Убирать и то... Да и здоровее-то мы не становимся. Всё к земле гнёт.
- Чего ты брешешь! Это тебя гнёт, а я как кипарис, с каждым годом стройнею! Так что Нинка хочет-то?
- Они с Василием, сыном твоим хотят определить тебя в дом санаторного типа для заслуженных ветеранов труда. На всём готовом будешь. Сыт, обут и нос в табаке. Друзей себе сыщешь или ещё кого.
Старик заметно помрачнел, но виду не подал.
- Ишь ты в богадельню значит меня!
- Да что ты! Какая богадельня?! Я же говорю, для ветеранов, санаторий.
- Эх, Томка - дуроломка! Как его не назови, он и есть дом престарелых - богадельня!
- Ладно, понял я тебя. Нинка звонить будет, скажи отец подумает.
- Вот и молодец, Сергееич! Томка даже не ожидала такого лёгкого разговора.
- А дети, они же тебе плохого не пожелают. И навещать чаще будут с внуками. Теперь- то ближе к ним поедешь...
Особыми болячками Старик не страдал, там скрип, здесь хруст, слух, зрение - всё как у всех, по возрасту. Но сон был крепкий, с молоду не курил, выпивал, но меру знал всегда и никогда не похмелялся, считая это делом для слабаков.
Но эту ночь не мог уснуть. Прямо как кино - всё начало проявляться и армия и женитьба. И даже Полину свою вспомнил молодой, чего давно не было!
Как же так, не приехали, за столом не посидели, не потолковали ни о чём! Томке позвонили, вроде я шифоньер  какой!
...И вторая ночь как первая и другая...
Не варил ничего себе даже. Похудел, осунулся.
На четвёртые сутки Старик ранним утром ожил! Делал всё методично, но быстро, как будто спешил. Убрался в квартире, пыль протёр даже там, где раньше и не думал. Перестирал вещи. Стирал он по старинке, на доске, хотя имелась древняя, но совершенно исправная машинка. Посуду  и плиту отчистил до блеска. Конечно, вся мебель у Старика была в порядке и раньше, но он настырно всё подкрутил, смазал. Проверил краны, вентили и прочее хозяйство. Умаялся и спалось неплохо. На следующий день сходил снял все деньги с книжки - гробовые. Приличная сумма за годы накопилась. А ему на себя и не тратилось.
Вечером достал свой армейский альбом и начал его бережно перелистывать, подолгу рассматривая отдельные снимки и подписи к ним, открытки от сослуживцев к праздникам. Некоторые фотографии даже нежно поглаживал пальцами и  глаза его улыбались, выдавливая крохотные слезинки...
Утром оторвал листок из тетради, сел за стол в зале, что-то быстро и коротко написал и оставил записку на столе.
Прошёл по квартире медленно, как будто прощаясь. Перекрыл воду и газ.
Взял чемодан, в который накануне собрал вещи, за плечи рюкзак, вышел, запер дверь, а ключ бросил в почтовый ящик соседки Томки.
Во дворе раскрошил остатки батона голубям, глянул на свои окна. Форточка закрыта...
...Через пару дней взволнованная Томка, которая к тому же обнаружила ключ в почтовом ящике, открыла дверь в квартиру Старика. Почти сразу увидела тетрадный листок на столе.
 - "Меня не ищите. Прощайте"...