Зинаида. Часть 2 Певец

Лин Це Чоль Капаканскииий…имя на языке заиграло кусочками китайского фарфора. Знаменитый на весь СОЮЗ оперный певец поправил ладно прилепленную к костюму-тройке “бартаньетку”, и подошел к зеркалу в котором отразилось все сценическое великолепие умиротворенного восточной мудростью тенора.

“И и и иииии красным раскаленным молотом ударит партияяяяяя Я Я ЯЯЯЯЯяяя!
И и и ииии народ поднимется с колен оковы справедливо сбросив!
На за за за заааааа заависть всему миру обернется флаг советский вокруг шара пламенным орлоооом!
Мы мы мы мыыыыыы великие мыслители большого царства мира,
Когда да дааааа нибудь настанет час,
И и и ииии расступятся преграды памятииииии далекой, и ветром уууунесет светлая дорога в космос нас!
Когдаааа наступит время откровеееений, и заиграааают в небе голосааааа,
Тогда расступится , уйдет необходимость прений и СЫЫЫЫЫН НАЙДЕЕЕТ ОТЦАААААААААААА!”

На последней волне оперной арии, что-то проскользнуло в спальню Великого Партийного Баритографа. Студенистое, едва прозрачное тело сформировалось из тонких пузырьков и холодное дыхание очертило дугу вокруг горла баритона. Маэстро тут же согнулся в три погибели и закашлялся.

Шшшшшш, шшшшш, шшшшш.

То ли радио на кухне роскошной комнаты в Санатории Для Особо Важных Парт-Работников Зорный вдруг ни с того ни с сего включилось в сеть, то ли странный, давящий со всех сторон звук проник в гостиничный номер иным способом, каким, оперный певец и сам не понял, а лишь ощутил нутром своей маленькой, копеечной души.

Удовлетворившись сухими таблетками для подавления недуга, Линцечоль Капканский проковылял в ванную, где в раковине лежал забытый им в порыве творческого вдохновения порошок-очиститель. Певец брезгливо отложил в сторону мокрый сгусток из вонючих носков и другого привезенного с собой на гастролях хлама и принялся под струей воды терпеливо очищать забрызганный кровью пиджак.

Кровь лилась не только изо-рта тенора, она каким-то таинственным образом находила путь сквозь глаза, уши и даже ногти. Вскоре не только раковина в гостиничном номере, но и ванна, а также белоснежный кафельный пол покрылись толстым слоем запекшихся внутренностей знаменитого на весь СОЮЗ вдохновителя умов и поджигателя пламенных сердец.

Скрипнул кран. Линцечоль Капканский забрался под струю ледяной воды. Раскаленное тело все еще плевалось гнойными нарывами и ксифкой. Теломерный сок, загруженный на орбите в центрифуге, отдавал в слепые от яркой лампы в глаза страшной болью. Томное околоземное пространство, нежный полупрозрачный диск атмосферы с корочкой плывущих внутри облаков, металлические поручни и кожаные ремни. Орбитальный самолет Цапля Гордого Пути и курс Адаптивной Физкультуры, примочки и капельница, запах больничной палаты, тонкие руки стажера-медсестры, запоминающей под руководством опытного доктора как правильно лечить кожные заболевания у “почетных внеземных гостей советского союза”.

Лекарство, наконец, подействовало. Звезда телевизионных экранов поморщился и намазался специальным, выданным ему Особом Отделе КГБ-НКВД кремом. Никто не должен был знать кем на самом деле был Линцечоль Капканский, а был он ВИАНТОМ, гостем, да что уж говорить, полноправным Хранителем и Хозяином планеты земля с далеких миров глубокого и бескрайнего космоса.

Вианты распределили себе главные должности в партии, придумали, на основе структуры своего общества и устоев, так называемый коммунизм и прекрасно жили, управляя огромным СОЮЗОМ крепкой рукой со стальным ухватом Великого Вождя, которого на самом то деле и вовсе не было. Жалкий проныра-усач которого для проформы посадили в кресло Генерального Секретаря Партии, жестокие законы, все это было создано из жалости к обитателям планеты, да к тому же служило единой цели, как в скрытой от посторонних глаз партийной форме 34. Подуровневая Колонизация Существами из Особых Измерений, ПКСОИ. А смысл документа заключался в том, чтобы сперва построить контакт с обитателями мира, а после их заместить. В буквальном и “переносном” смысле.

Кто-то постучался в номер. Дверь по мысленному щелчку пальцев открылась. Хозяюшка, бледная, хрупкая девушка в белом халате и платке, вошла в номер держа в руках мыльные принадлежности, комплект свежего белья и полотенец. Линцечоль, не открывая дверь ванной комнаты, крикнул что-то вроде “Я немного занят, будьте добры, положите все на тумбочку рядом с дверью”. Дверь захлопнулась, а певец улыбнулся сам себе, усмехнулся и пробормотал что-то вроде “ытыблюъчящя человеки…”

Линцечоль Капканский обмотал вокруг безмышечного торса мягкое полотенце и вышел из ванной, потихоньку напевая строчки из своей последней, особо успешной арии. Его водянистые, будто бы слепые, переливающиеся яркими точками глаза встретились с любопытным носом работницы гостиницы.

“Боже мой!!!!!”

Вскрикнула землянка и попыталась рвануться к двери но импульс ее хрупкого тела был остановлен властной энергией, изливающейся из самого нутра знаменитого певца советской эстрады Линцечоля Капканского. Виант мягко, по змеиному плавно, осторожно, подошел к застывшей на лице девушки маске ужаса. Тело землянки сочилось жизнью, мягко пульсировал в нижней области ее тела “совместок”. Линцечолю Капканскому, Лочецинлю Моцнакампу Сехъизьу ни к чему было теперь притворяться, очеловечивать себя.

Он мягко коснулся тонкими пальцами половины съежившегося лица незваной гостьи, затем проворным, точным, хирургическим движением, почти таким-же, как у доктора, что сцеплял его пораженную разницей в гравитации кожу, засунул истончившуюся иглой руку в рот землянки. Все глубже и глубже, листастая масса существа проникала в тело подчиненной ему оболочки пока не достигла мягкого, едва видимого комка жизни, парящего в питательной утробе матери. Глаза зародыша расширились, зажглись неестественным сиянием и он увидел.

ЗВЕЗДЫ. БЕЗГРАНИЧНЫЙ КОСМОС. ТЫСЯЧИ И ТЫСЯЧИ ЗВЕЗД. ОТ КАЖДОЙ ЗВЕЗДЫ К КАЖДОЙ ДОРОГА. НЕТ СМЕРТИ И НЕТ ЖИЗНИ. ЕСТЬ БЕЗГРАНИЧНЫЙ ГОЛОС ВЕЧНОСТИ. И ТЫ ЕГО ЧАСТЬ, ВРЕМЕННО ОТДЕЛЕННАЯ ОТ БЕССМЕРТНОГО ЕДИНСТВА, ЧТОБЫ ОДНАЖДЫ ПОДНЯТЬСЯ ПО СТУПЕНЯМ ВЕЧНОСТИ К ВЕЛИКОЙ ТОЧКЕ СОЗДАНИЯ ВСЕГО. ТВОРЕЦ МИРОВ ЖДЕТ…

Линцечоль Капканский надел на лицо маску притворного испуга и подбежал к телефоной трубке.

“Оооо…такэтокак…здесь кажется …вотъчычщеьч НОЛЬ ТРИ!”

Вновь очеловеченные пальцы разнопланетянина скользнули к раскладу телефонной линии и шершавые сви-пластовые линии на пузе аппарата под давлением рук оперного певца вызвали скорую помощь. Карета скорой помощи достигла защищенной сторожевым периметром территории санатория для Особо Важных Лиц в считанные минуты. Доктора прибыли не одни. Твердо ступая по мягкому шелковистому ковру на второй этаж поднялись, следом за белыми халатами, следователи Экстренного Отдела Слежения за Гражданами. ”Масочники”, в простонародье, сотрудники Экстренного Отдела, к удивлению докторов-реаниматологов, не пустили медицинский персонал, “посторонних”, в номер звезды советской эстрады. Они немедленно опечатали вход не только в резиденцию Великого Тенора, но и в экстренном порядке “эвакуировали” всех находившихся в санатории лиц, включая руководителей на пристрастный допрос.

Пришедшую в себя в застенках Тюрьмы Особого Назначения работницу гостиницы допрашивали с особым пристрастем, пока та не призналась, кого, вернее, что ей довелось увидеть в номере гостиницы и что сделало с ней страшно-хищное существо. 


…

Зинаидааааааааа….ааааааааааааааааааааа….

ЗИНА! ВСТАВАТЬ ПОРА!

Девочка-подросток открыла глаза. В полусвете мягкого, майского солнца двинулась штора. Зина чихнула. В открытом окне двухэтажного домика заиграла музыка. Это был знак, что пора собираться на ежеутренние завтрак и физкультуру. Кровать, скрипнув ржавыми пружинами, повторила за скрежетом выкрашенного коричневой краской пола действие упрямой старости. Подружка Зины, шаткая, кудлатая девица с огромными очками за которыми с любопытством впитывали жизнь широкие, на выкате глаза, юркнула в дверь.

Зина спустилась за подружкой на малую кухню. У плиты старушка в белом фартуке накладывала на тарелку завтрак для десяти обитателей “летнего лагеря”, из которого не было выхода и входа. Дети сидели за длинным столом на улице, а неподалеку на проекционном экране из ламп искусственного света лилась музыка, странно знакомая ученице-пионерке Зине, которая отчего-то никак не могла вспомнить, когда начались летние каникулы и как она попала в лагерь, “недалеко от дома”.

И и и иииии красным раскаленным молотом ударит партияяяяяя Я Я ЯЯЯЯЯяяя!
И и и ииии народ поднимется с колен оковы справедливо сбросив!
На за за за заааааа заависть всему миру обернется флаг советский вокруг шара пламенным орлоооом!
Мы мы мы мыыыыыы великие мыслители большого царства мира,
Когда да дааааа нибудь настанет час…

Завенели тарелки и ложки, дети жадно набросились на как всегда вкусную стряпню Бабушки Яльмы. Стряпуха-Воспитательница, по совместительству парапсихолог, заслуженный учитель СССР, медиум с допуском к секретной информации самого высокого класса хлопнула в ладоши. Музыка за окном стихла.

“Ну, детки, сегодня у нас много дел, доедайте скорее, пойдем смотреть на звезды”.

Ложки и тарелки зазвенели быстрее. Каждому школьнику, от более интересующихся тайнами космоса третьеклассников, до мрачно-жующих стремительно-мрачный вихрь жизни восьмиклассников, подростков, одаренных критической массой недоверия к бытию вокруг, нужно было ежедневно провести час в Комнате Наблюдения за Звездами.

Часть воспитания в лагере, при Наркомате Особого Наследия предполагала воспитание в отпрысках гостей с далеких звезд понимания великой мудрости. Это было необходимым условием. Благодаря созданным в образовательных целях Урокам Мудрости, под четким наблюдением внеземных гостей СССР, работники и руководство Наркомата, со штатом ученых в тысячу человек, на некоторое время получали доступ к любопытным устройствам, которые попадали к ним во время регулярных “культурных обменов” с Вариаторами Звездного Пространства.

Дети гуськом вошли в яркое, белое пространство шара с пушистым ковром из вибрирующих под ногами энергосборников. Воспитательница аккуратно закрыла герметичную дверь и хлопнула в ладоши. Зинаида в очередной раз увидела вокруг себя черноту, точно такую же, как та, в которой она была объята очень давно…

Вспышка света и вздрогнувшие дети, привыкшие к ежедневной процедуре, взялись за руки, приготвившись к Погружению. Звучные машины в недрах Звездной Комнаты зажужжали и на тысячную долю пространства вонзилось в сознание каждого маленького человечка ощущение величия и бесконечности мироздания.

ЛИНЦЕЧОЛЬ КАПКАНСКИЙ, СТРАСТЬ ВИАНТА! МУЗЫКА, МАЭСТРО, МУЗЫКА!

Высшая мудрость, пламя сердец, зеркалом важным стремглав раскрывает,
Тайну, что сын, он и есть как отец, ставленник множества тел и сердец.

Выход один есть в жестокости мира.
Неразличимый путь открывая, движется с малого в малое мера,
Численность времени та, не иная, единственность, царствия, точек, сердец,
Объединенное сердце - ответ.

Старое новое и поперек, будет услышан, задуман урок.
Кожей змеиной изнанку прорвав, новую жизнь в пути наверстая,
Ты не заметишь, как стал человеком, крылья расправив к свету помчишься.
Словно крылатый Икар растворишься и возвращаться на землю боишься.

Но притяжение страсть не пускает крошечный ум, что собакой кусает,
Держит веревкою к миру прижав…

Остальные слова растворились в сознании Зины и весьма естественно, словно в странной отповеди, разум и производные от него части тела девочки погрузились в вязкое пространство ритмичных ударов звучного, но отчего-то так знакомого юной пионерке голоса. Остальные дети-плацебо, не только не смогли понять странную машину, но и явственно сопротивлялись голосу-молоту и потокам вспыхивающих в кромешной темноте прожекторов, направленных сквозь специальные умные машины в глаза каждого ребенка.

Подружка Зины, девочка в очках, в глубоком спокойствии медленно наблюдала за потоками крови, льющимися из ее носа. Такая же участь постигла остальных сверстников Зинаиды. Естества “плацебных” детей отторгали странные ритмы, что очень обеспокоило научных руководителей проекта Репликация.

Что-то отсутствовало в выведенных искусственно особях, псевдо-детях, рожденных в пробирке от кусков нечестным путем обнаруженных и изъятых в процессе внеземных контактов образцов пришельцев с далеких звезд. В конце концов один из Наблюдателей, увидев творящийся на экране беспередел, нажал на кнопку экстренной эвакуации. Доктора поместили детей в восстановительные ванны, а Зинаиду, как более удачного участника эксперимента перевели в Комнату Подобострастных Исследований.

…

Воспитательница, Бабушка Яльма, поднесла к холодным губам Зинаиды чашку горячего шоколада. В стерильно-нежном пространстве комнаты было всего три предмета, круглый стол, странного вида машина и несколько диковинных растений, странно мерцающих в отраженном свете невидимых ламп и стекол.

“Доченька, выпей отвар, давай-ка, нужно тело пробудить, ты хорошо выступила, я горжусь тобой”.

Старческий голос никак не совпадал с стремительной красотой Бабушки Яльмы. По земным меркам девятнадцатилетняя девушка с соленым, морским лицом сошедшим со средневековой картины учбеника по истории, придвинулась совсем близко к Зинаиде и девочка, поморщившись от смешной рожи, которую вдруг состроила воспитательница, рассмеялась и выпила едкое снадобье.

“Спасибо…”

Прошептала Зина. Бабушка Яльма всегда находила способ поддержать воспитанницу в трудной ситуации, будь то сложный урок или другое действо, четко прописанное инструкцией создателей лагеря для особых детей. С самого начала своего пути, оказавшись “в новом теле, в новой жизни”, Зинаида чувствовала, что единственный человек, который на самом деле сопереживает ей, была рыжеволосая, прыткая и безгранично мудрая РАЗНОПЛАНЕТЯНКА Яльма.

Зину не смущали разнопланетяне. Ей, в отличие от других воспитанников лагеря, сразу же объяснили что есть что, а вернее, кто есть кто в этом странном месте. В свободное от учебы время Зина навещала своих родителей, которым, под особой отметкой секретности разрешали, выражаясь ключевым словом, “собирать грибы” неподалеку от посадочной площадки звездопрыгов, глубоко в лесу, в тридцати километрах от города. Каждую субботу и воскресенье за семьей Зины во двор многоэтажного дома приезжал беззвучный черный автомобиль с охраной. Соседи, разумеется, были в ужасе и вскоре, опасаясь доносов и непонимания со стороны простого люда, родители Зины, по мягкому напутствию сотрудников КГБ переехали в заброшенную деревню, где им выделили отремонтированный дом.

“Ты знаешь чем мы сегодня будем заниматься?”

Ясные глаза Яльмы, черный океан полный ярких точек, таких же как…что то дрогнуло в сердце Зины, но быстро прошло, словно сон.

“Знаю, мы поедем к папе с мамой в деревню”.

Воспитательница кивнула и отвела в сторону стену, перед котором стоял совсем как настоящий, хорошо знакомый Зине дом, на веранде которого стояли ее родители. Яльма накинув на плечи шаль, а на глаза темные очки, взяла Зину за руку и она вышла сквозь пространство звездопрыга в объятия своей семьи.

…

“Чаю хотите?”

Мама зины, в прошлом работница птицефабрики, а нынче, выражаясь модным в среде жителей Союза словом, “домохозяйка”, низко поклонилась вианту. Ей не нравились правила, которые выстроило для нее и ее доченьки режущее сознание и чувства советское государство, но закон был непреклонен. Перед ВИАНТАМИ землянам полагалось кланяться, а иногда носить специальный колокольчик в носу. Также к “гостям со звезд” ни в коем случае нельзя было прикасаться и еще много чего было нельзя. От множества заученных наизусть инструкций у зининой мамы часто кружилась голова.

Сотрудники КГБ, охранявшие деревенский дом, призванные наблюдать и документировать Контакт, появились из полумрака леса держа на готове взведенное оружие. Они не только не поклонились проходящей мимо них разнопланетянке, но злобно зыркнули ей в след, как бы говоря, “тебе здесь не рады”. Сопровождающие воспитательницу Зины стражники-вианты, гиганты, закованные в зеркальную, похожую на хромированный металл, броню, лениво отмахнулись от назойливых землян. Один из стражников оттолкнул подошедшего слишком близко к процессии советского солдата, бросив угрожающее

“В СТОРОНУ”.

Зина осторожно спросила воспитательницу, откуда простые разнопланетяне знают человеческий язык, виантка, сделав вид, что не услышала ребенка, не ответила, лишь подтолкнула девочку к веранде. Зина со всех ног побежала в объятия матери и отца.

“Чаю хотите?”

Воспитательница Яльма, всегда любезная и с широко открытым сердцем для Зины, бросила на родительницу пренебрежительный взгляд.  Яльме было стыдно за свое поведение, но “игру” нужно было воплощать на высшем уровне, так этого требовала Великая Природа. На самом деле вианты не только могли есть человеческую еду, но даже были способны жить с людьми бок о бок долгое время, хотя это и не приветствовалось.

Яльма подавила в себе желание обнять милую сердцу землянку, подарившую жизнь ее воспитаннице Зине. Землянка вздохнула и с тяжелым сердцем, и обратилась к дочери, принявшись кормить ее всякими вкусностями, которые специально доставлялись семье Зины каждую неделю работниками Системы Спецраспределения. Отец Зины поставил на стол специальный секундомер. Сеанс объединения семьи был строго ограничен законами обеих сторон.

…

“Ну, доченька, как тебе….живется…?”

С аккуратно-недоверчивой вкрадчивостью спросил отец Зину. Для бывшего военного, склонного к линейному анализу событий вокруг, измена жены на всю долгую жизнь оставалась изменой, будь то отношения с другим мужчиной или “ да хоть с рыбой из пены морской”. Аркадий Иванович ненавидел виантов, а по правде сказать одного из них, всей душой, и считал “гостей” союза главным врагом. Часть яростной злобы передалась и на “что уж кривить душой” ставшую неродой дочь, к которой красноармеец с самого первого дня Раскрытия Тайны, терял тепло сердца с каждой минутой.

“Все хорошо, недавно мы с Яльмой были на Kjtktjjtku, Асьме…я хотела взять домой juth Рушах, они такие милые, пушистые, прямо как…”

Что-то на слабое мгновение дрогнуло внутри сердца зининого отца. Он ощутил противоестественную, чуждую его точной, вычерченной линиями долгой службы отечеству природе, любовь к дочери. Мягкое, теплое очертание всеобъемлющей заботы появилось в глазах Аркадия Ивановича и тут же угасло, погруженное во тьму утопающего в распрях ледяного разума.

Слова…эти слова, инородные слова, которые дочь произносила так легко, забывая иногда родную речь, слова выжигали раскаленной иглой на сердце слово “ЧУЖАЯ”. Если еще несколько месяцев назад, до странной болезни, Зина двигалась, говорила и воспринимала мир как любой другой свойственный ее возрасту ребенок, то нынче что-то изменилось, и в повадках дочери появились странные, пугающие, ИНОРОДНЫЕ вещи.

Подавив в себе противоестественные, желчные, приступы отвращения, Аркадий Иванович, взглянув на отбивающий так стрелками секундомер, с трудом, хриплым от напряжения голосом спросил, скрывая свои истинные чувства. Он все же не хотел ранить дочь.

“Доченька, а что такое это твой…рушах…?”

Зина, вспомнив наставления воспитательницы, но забыв о всех последствиях и инструкциях, не долго думая схватила родителя за руку и погрузила его в jtk СОЕД-СОН. Тело землянина забилось с судорогах. Красноармейцы бросились на помощь сослуживцу, а мама Зины с ужасом отдернула руку от самовара, пролив раскаленный чай на скатерть. Яльма, не ожидав подобного развития событий, несмотря на всю подготовку и Научение о Землянах, от растерянности выкрикнула кодовые слова, заставившие всех землян замереть в неподвижности. Успокоив стражников, обнаживших острия аннуляторов, она едва предотвратила направленный выстрел, нацеленный на одного из вооруженных человеков.

Аркадий Иванович, полностью обездвиженный и полный ярости и испуга одновременно, вдруг понял, что имела в виду его бывшая жена, когда, признавшись в измене, сказала о “странной неподвижности в теле в моменте соития с существом”.  Он также увидел вокруг себя совершенно иную реальность, мир, который был ни с чем не сравним, мир, который погрузил его в далекое детство, когда солнце светило ярко, а воображение и радость от жизни не затмил армейский быт. Его дочь стояла в центре этого мира, вокруг пестрых деревьев и ароматных цветов, а рядом прыгал похожий на козленка и кролика одновременно странный, но удивительно прекрасный зверь.

Слезы потекли по лицу замороженного в пространстве красноармейца.

“Я ВСЮ ЖИЗНЬ ОШИБАЛСЯ”.

Сказал землянин сам себе…и ОЧНУЛСЯ.