Мечта последней парты

В классе стояла гробовая тишина. Только поскрипывали чернильные ручки. Тогда ещё не было шариковых. Учительница математики Мария Петровна наблюдала за склонившимися над тетрадями третьеклассниками через толстые стёкла очков. Иногда она вставала из-за стола и прохаживалась между рядами.
Итоговую контрольную работу ученики боялись как огня, но ещё сильнее боялись саму Марию Петровну, особенно когда она подходила к кому-нибудь и останавливалась за спиной. Некоторые съёживались, другие втягивали голову в плечи. А Ирочка Воробьёва начинала кашлять, да так, что математичку как ветром сдувало, и она снова оказывалась на учительском месте.
Только второгодник Санька Новиков ничего не боялся. Он сидел за последней партой, хотя среди остальных ребят ростом не выделялся. Это место ему велели занять, чтобы никому не мешал. А Санька этого делать и не собирался: на уроках он обычно, никого не стесняясь, досматривал сны, а иногда, отгородившись книгой, жевал пирожки с капустой, которые мать заворачивала ему в газету. Но пирожки быстро заканчивались, поэтому Санькина голова чаще всего покоилась на каком-нибудь учебнике или на собственной руке.
А сегодня, как только Мария Петровна попросила приготовить двойные листочки, а это означало, что итоговой контрольной никому не избежать, Новиков тут же улизнул и скрылся в раздевалке, где благополучно дождался окончания уроков среди курток и пальто.
Класс опустел. Вдруг в тишине раздался голос Санькиной парты.
— Ох, ребята, — начала она, вздыхая и скрипя древесиной. — Как же мне не повезло! Каждый день терпеть на себе распластанное тело Новикова! Он лежит на мне, как будто я диван или пляжный шезлонг!
— Ты к нему придираешься! — перебила её первая парта, за которой сидела отличница и подлиза Нина Сорокина. — Так он расслабляется!
— Расслабляется? Да он и не напрягается! Дрыхнет на мне без задних ног, будто я перина. Вдобавок закидывает в меня скомканные газеты от пирожков. Я вся пропахла капустой! А это неприлично, знаете ли! — недовольно бурчала последняя парта.
– Ничего страшного, потерпишь! – встряла в разговор пятая парта. – Ты помнишь, сколько мне пришлось вынести, пока Сидорова не перевели в другую школу. Он изрисовал меня каракулями, а напоследок накарябал своё имя. Сколько раз после этого меня не закрашивали, а слово «Вася» так и осталось. Можно подумать, меня так зовут!
— Я тебя понимаю как никто другой. Ты, конечно, натерпелась не меньше моего! – поддержала парту Сидорова последняя парта. – Представляете, сегодня Новиков вообще сбежал с урока! И как думаете, что он оставил вместо себя?
– Портфель, наверное, – предположила парта Сидорова.
– Если бы! Записку написал! – возмущению последней парты не было предела.
— Какую? Кому? Неужели тебе? — воодушевились остальные парты, предвкушая интригу.
— Вот посмотрите, это его послание, – последняя парта продемонстрировала двойной тетрадный листок, предназначенный для контрольной, на котором кривым почерком Новикова было начертано: «Мария Петровна, не ищите меня! Я бы написал Вашу контрольную, но меня ждут великие дела! Пошёл изобретать порох по китайскому методу».
— Какие глубокие мысли! – восхитилась третья парта, которая до этого помалкивала.
— Может, мы зря на него наговариваем? Может, он вовсе не прогульщик, а учёный? — предположила вторая парта. — Будущий Эйнштейн, который во сне видит открытия!
— Сомневаюсь… — задумчиво проскрипела последняя парта. — Порох и без него уже придумали… Как бы наша школа в воздух не взлетела после его изобретений!
– Вот-вот, – поддержала последнюю натерпевшаяся от Сидорова парта. – Пусть он лучше спит, такое моё мнение. А ты терпи, дорогая, видно, это судьба! – Парта Сидорова успокаивала последнюю и явно сочувствовала ей.

На следующий день Новиков, как всегда, зашвырнул портфель под парту, вытянул из газеты пирожок, засунул в рот и быстро сжевал его. Свёрток, из которого пахло картошкой с жареным луком, затолкал внутрь парты, а сам улёгся, уставившись в окно и приготовившись заснуть под монотонный голос Ивана Ивановича, вещавшего про земной шар и экватор.
Парта, удостоверившись, что в свёртке не порох, а жирные пирожки, смирилась со своей незавидной участью и покорно подставила старые, много раз крашеные доски под голову Новикова.
Вскоре Санька засопел. Парта же, вслушиваясь в мерное дыхание, мечтала о том, чтобы его не оставили на второй год снова…