Позывной Хищник

Посвящается военнослужащим, погибшим в зоне СВО
   «Славы никто у тебя не выпрашивал, Родина. Просто был выбор у каждого: я или Родина…» - эти слова были высечены на памятнике воинам-дальнегорцам, погибшим в ходе специальной военной операции на Украине. Памятник представлял собой солдата, сидящего на уступе. Он был одет в полевую форму, какая сейчас у русских солдат: защитного цвета брюки, куртка, бронежилет. Рядом лежал автомат и военный шлем. Около автомата – красные гвоздики, цвета крови погибших на войне ребят.
   Если бы не одно существенное отличие, то издалека его можно было принять за живого, нисколько не сомневаясь. Однако, подойдя ближе, сомнений в том, что этот солдат – бронзовая скульптура, не оставалось. Голова военного была опущена, обеими руками он взялся за голову, так делают люди, когда находятся на грани отчаяния или понимают, что не в силах ничего изменить. Этот солдат понимал, что больше не вернётся. Это читалось в его безмолвных знаках, понять которые мог только тот человек, который пережил нечто подобное. Лица этого человека разглядеть было невозможно. «Странно, - подумала я, стоя у этого памятника, - почему же у солдат, погибших на СВО, лица не разглядеть? Ведь рядом, у памятника героям, погибшим в ходе Чеченской кампании, лица солдат были отчётливо видны». На этот вопрос я так и не нашла ответ, развернулась и пошла дальше.
   Мой отец уже почти два находился в зоне СВО, служил в должности механика-водителя разведывательного отделения. Служил в медицинском взводе, на санитарной машине, известной среди военных как «Линза», вывозил грузы 300 и 200 с поля боя. Да, отцу приходилось нелегко, помогать нужно было не только «трёхсотым» - живым, раненым бойцам, но и «двухсотым» - мёртвым, часто уже давно погибшим бойцам, тела которых были распухшие, обезображенные вражескими снарядами. Папа всегда забирал всех с поля, даже в случае опасности для своей жизни, он говорил так: «У этих ребят тоже есть семьи, им тоже нужно как-то жить, это не по-человечески оставлять их здесь». Эти слова не требовали объяснений, всё и так было ясно. На его месте многие поступили бы также. Но стоит сказать о том, как мой отец оказался на этом месте.
   Папа был не из тех людей, которые способны быть в стороне, когда дело касается защиты Родины, когда другие гибнут за свою страну. Отчасти отпечаток наложило воспитание, нелёгкое детство – в семье было двое мальчиков, их воспитывала мать, отец погиб, когда младшему, Паше, не было и двух лет. Поэтому отца он не помнил, были лишь отчимы, не жаловавшие мальчишек. Оно и понятно: не каждый сможет полюбить чужого ребёнка. Когда пришло время и Паше исполнилось 18 лет, его забрали в армию, где уже через несколько месяцев их отправили в Чеченскую Республику, туда, где шли кровавые бои за величественный Северный Кавказ. Там он, 18-летний парень, познал жизнь во всех её красках. Нам он практически ничего не рассказывал об этом. Лишь отшучивался, что стрелял по банкам. Но мы прекрасно знали, что в Чечне было страшно, много солдат полегло, прежде чем на той земле наступил мир и покой. Вернулся из Чечни он уже ветераном боевых действий в свои 19 лет. После возвращения из Чеченской Республики отец стал привыкать к другой, мирной жизни, стал работать водителем междугородних автобусов, и на долгие годы война ушла из его жизни. Напоминанием о ней стал позывной – «Хищник» - такой был у него в Чечне, такой и остался на гражданке, в кругу водителей.
   Три года назад, в 2022 году, в почтовом ящике мы обнаружили письмо – повестку из военкомата на имя Мыльникова П. А. Было сказано: «Явиться в военкомат г. Дальнегорска в указанное время для отправки на военные сборы с дальнейшим участием в специальной военной операции за пределами РФ». Нисколько не боясь, даже с гордостью, отец пришёл туда. В военкомате объяснили – вы можете отправиться в зону СВО по собственному желанию, так как вы ветеран боевых действий, вас не мобилизуют. В то время мама заболела, сильно заболела, поэтому папа остался дома. Тогда мы успокоились, надеясь, что эта опасность миновала.
   15 марта 2023 года отец вернулся домой из рейса, в этот день ему исполнилось 42 года. Однако радости на его лице не было, лишь отрешённость. «Я пойду на СВО,» - эти слова произнёс папа вечером того дня. Словно гром среди ясного неба. В тот день жизнь изменилась, эти слова стали точкой невозврата. Точкой, которая разделила жизнь на «до» и «после».
  Через 2 недели папа вновь стал участником боевых действий. Война снова вернулась в его и нашу жизнь. Каждый день мы ждали звонка папы, как милости Божьей. Отец рассказывал о жизни на Украине, всегда старался передать самое хорошее, светлое, что только могло быть на войне. «Смотри, у нас тут кошка с котятами, мы их взяли к себе в блиндаж, кормим помаленьку,» - так говорил он маме, когда звонил летом. Так шло время, мы стали привыкать к новой жизни, ждали с нетерпением весточки от папы, верили в то, что война скоро закончится и он вернётся домой живым.
   Декабрь 2024-го выдался очень холодным, морозным, снежным. Словно природа предвещала скорую беду. Новогоднего настроения в этот год не было ни у меня, ни у кого из нашей семьи. В этот год от отца не было привычного поздравления с Новым годом, Рождеством. Тогда в душе стало появляться растущее с каждым днём чувство тревоги, словно вот-вот в наш дом придёт беда.
   12 января 2025 года пришло сообщение: «Привет. У нас всё по-старому. Переезжаем на новое место. Какое-то время связи не будет». Чувство тревоги нарастало, ощущение неизбежности трагедии не покидало. И моё предчувствие не обмануло. На связь папа больше не выходил, а 22 января ко мне пришёл военком с трагическим известием: «Сожалеем. Ваш папа погиб 13 января. При выполнении боевого задания». Мир рухнул. Трудно описать, что чувствует человек в минуты, когда понимает, что безвозвратно потерял близкого человека. Это похоже на чувство острой непрекращающейся боли, но не физической, а душевной. Если бы душа могла плакать, то она рыдала бы горькими слезами. Именно такое чувство я испытала в тот момент.
  После об этом сообщили матери и брату, им тоже было очень горько. Через полтора месяца привезли груз 200 с телом отца. Открывать гробы военнослужащих не разрешают, но мы добились вскрытия. Никогда я не видела его таким: под рёбрами было две огромные дыры, видимо осколки снарядов, голова и шея обгорели до черноты, лица не было. Узнать в этом обугленном трупе отца было невозможно. Я поняла, почему у памятника героям, погибшим в ходе СВО, лица солдата было не разглядеть. Тогда я прочувствовала всю ту боль, которую испытал этот воин, настоящий герой, перед смертью. Ему было очень тяжело умирать, он кричал, плакал от адской, нечеловеческой боли, пронзавшей его тело в те минуты. Единственным спасением для него стала смерть, избавившая от страшнейших мучений. Так уходят настоящие герои.
  Отец вернулся домой. Он так об этом мечтал, очень хотел домой. И вернулся с победой. Победил смерть и ушёл в жизнь вечную.
  Чуть позже с нами связался командир медицинского взвода, где служил отец. Он сообщил нам, что папа погиб при выполнении боевого задания. Группа эвакуации подверглась артиллерийскому обстрелу со стороны противника. Машина «Линза» осталась целой, более того на ней не было ни одной царапины, все ребята из взвода тоже были живы и здоровы. Погиб только один – младший сержант Мыльников П. А. Он ценой своей жизни спас других ребят. Ушёл как герой.
  «Я не умер, я сплю, и к моим сапогам подступает Азовское море».