Капа энд Мурашка. Серия 5

Серия 5.
Когда приходит осознание, что человек одинок? Одинок по своей сути, по определению. С возрастом? Если да, то с каким? К какому возрасту нужно быть готовым его принять?
«По улице моей который год
звучат шаги – мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден…
О, одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным…»
(Белла Ахмадулина)
Да, Капа уехала, но люди, даже на расстоянии, продолжают общаться и дружить. Она уехала, уже будучи брошенной друзьями. Если бы они остались с ней, всё могло быть иначе. Как случилось, что они испарились, как дым? Геха, Пахом, Гор, Петрик, Ленок, Алладин. Они называли друг друга беззлобными прозвищами, таким образом отчуждая свой дружеский круг от остального мира. Её звали Кпп, и ей это нравилось. Почему их дружба оказалась такой зыбкой? Кто её разрушил? Мила? Серьёзно? Эта серая мышь с вечно виноватым видом? Как такое стало возможным? Сожалела ли Капа о своем поступке? Нет. Грустила ли по друзьям? Наверно. Простила ли их? Нет. Потому, что не понимала. Не могла понять, почему они так с ней обошлись.

– Ну что, отвела душу? Продемонстрировала характер? Я понял. Отчасти готов извиниться. Так что, хватит. Поехали домой.
Павел откинулся на спинку диванчика в уютном добротном ресторане, куда пригласил Капу для разговора, не без надежды замять недоразумение. Капа смотрела в окно, на последних словах усмехнулась и повернула голову к мужу.
– Я дома.
– Ты знаешь, о чём я!
– И ты знаешь, о чём я.
– Разговариваем, как чужие.
– Мы и есть чужие.
– Хватит дурить! – психанул Павел. – У меня дел по горло, но я всё бросил и прохлаждаюсь здесь. Что с тобой, вообще? Ты с катушек слетела? Хочешь всё разрушить? Из-за какой-то ерунды?
– Из-за ерунды? – глаза Капы почернели.
– Я же извинился!
– Не помню.
– Да, ладно! Снова извинюсь, если хочешь. Извини. Ты не так всё поняла, у нас с ней ничего не было.
– Боже…
Капа почувствовала усталость. Будто неподъёмный груз навалился на плечи, не давая распрямиться и дышать. Ей понадобилось на время выскользнуть из того морока, которым он окутал её жизнь, чтобы ощутить весь его ужас, вновь с ним соприкоснувшись.
– Ты зря теряешь время. Общаться с тобой я не буду. Вот. – Капа вынула из сумки и положила на стол визитку. – Мой адвокат. Все вопросы решай с ней. Ко мне не суйся. Я не передумаю.
Встала.
– Благодарить за совместно прожитые годы тоже не буду. Не готова. Да, я уже пообедала, забыла сказать. Пока.
И пошла на выход.
Ресторан был приличный, бежать следом и хватать за руки – моветон. Да и бесполезно, характер, мать его. Стиснул зубы. «Ладно. Посмотрим, надолго ли тебя хватит». Быстро решить вопрос не удалось. Придётся подключать ещё людей и потратить время. Выпил воды и остался ждать заказанное. Развод разводом, а обед обедом.

Капа вышла на улицу и вдохнула полной грудью. Стряхнула невидимый груз с плеч. Боже, хорошо-то как! Полуденное солнце щедро поливало мир из огромной солнечной лейки. Лучи-струи прошивали его насквозь, взращивая улыбки и чистую беспричинную радость. Всё-таки, люди очень зависимые от солнца существа. Капа подставила лицо под это золото и постояла так несколько минут, впитывая тепло, добравшееся до её кожи через миллионы километров. Позволила себе не спеша погулять по городу, заглядываясь на витрины, наслаждаясь тем, что не нужно никуда торопиться. Возвращалась привычным маршрутом, через соседний двор, заскочив предварительно в магазин на углу.

Во дворе плакала девчушка лет четырех-пяти. Капа остановилась и огляделась, взрослых не было видно.
– Что случилось? – присела на корточки перед, хлюпающей носом, малышкой. Та не ответила, а только засопела ещё громче.
– Тебя как зовут? Меня – Капа. Правда, смешное имя?
– Ей брат сказал, ни с кем не разговаривать, – пришли на помощь девочки постарше, что крутились неподалеку. – Это Кира. Она всегда хнычет, когда брат уходит.
– Вот как? А кто за ней присматривает? – Капа вступила в разговор с всезнающими детьми.
– Никто. Брат придёт и заберёт потом, или мама.
– И часто она тут одна? – нахмурилась Капа.
– Не знаю, – ответила та, что пошустрее, видимо заподозрив, что тётя неспроста задаёт много вопросов.
– А есть телефон брата? Или матери? – Капа уже не могла просто уйти и оставить всё, как есть.
– Мы не знаем, – девчушки разбежались.
– Кира, у тебя красивое имя, – Капа повернулась к малышке. Та тёрла нос и сопела, плакать перестала. – Как зовут твоего брата? Он скоро придёт?
Кира поджала губы, и они задрожали.
– Нет-нет, не плачь. Не переживай, я не плохой человек. Я тебя не обижу. Вот, хочешь?
Она вспомнила, что купила конфет к чаю и зашуршала пакетом, отыскивая их там. Протянула Кире.
– Бери, не стесняйся.
Кира не стеснялась. Есть не стала, зажала в ладошке.
«Вот, чёрт! – подумала про себя Капа. – Ну, что за люди, ребёнка бросать одного на улице. Мало ли кто здесь ходит? Вот ведь…».
– Ладно. Не хочешь разговаривать, тогда я тебе расскажу кто я. Познакомимся.
Уселась рядом на скамейку. Ничего лучше не придумала.
– Я живу в соседнем дворе. Там, – махнула рукой в направлении дома. – Когда была чуть постарше, чем ты, мы часто прибегали сюда и прятались вон там, смотри, за той будкой. Она всё ещё здесь. Только тогда она была другого цвета, перекрасили… нам она казалась очень большой…
Малышка сопела, но, кажется, слушала. А Капа будто видела перед глазами то, о чём рассказывала, словно детство было вчера, так близко эти места, напитанные нехитрыми детскими радостями.
Прошло больше часа, прежде чем к ним подошёл подросток, лет тринадцати, и, взяв Киру за руку, потащил к дому.
– Подожди, – подхватилась Капа. – Ты её брат? Тебя как звать?
Парнишка огрызнулся:
– Вам какое дело?
– Просто… Не оставляй её одну. Здесь же много людей ходит. Разных.
– Обойдусь без советов, – пробубнил и пошёл дальше.
Капа догнала и преградила путь:
– Послушай, не хами. Я старше тебя. Телефон матери дай. Хочу с ней поговорить.
– Разбежался.
Парень оказался крепким орешком.
– Будете приставать, в полицию позвоню.
– Ладно.
Капа отступила. Не воевать же с ребёнком. Прокричала ему вслед:
– Я тут часто хожу, имей ввиду! Если ещё увижу, что она одна, поговорим по-другому.
«Вот, засранец» – ругнулась про себя и пошла домой.

Почему в больнице такой чудовищный потолок? Чтобы, глядя в него, своя жизнь показалась не такой безысходной? Не такой ужасной, как эти уродливые лампы дневного света, заливающие всё вокруг мертвенным светом? Поэтому?
Думать о чём угодно, только не о том, что случилось. Не сейчас. Никогда. Вообще никогда не думать о том, что внизу живота лежит грелка со льдом. Грелка со льдом – смешно. О том, что острая беспощадная боль сменилась тупой и уже позади. Или о том, что её не чувствуешь, потому что душа болит сильнее тела. И даже плакать не получается.
Капу привезли на скорой. Пришлось вызвать, потому что кровотечение не останавливалось. Два дня, как случился выкидыш, её тело «плакало» кровавыми слезами. В ушах стояли жестокие слова врачихи из женской консультации: «Пять недель? Нечего там сохранять. Появятся выделения – выскоблим». Она проплакала тогда весь день. Но они продержались девять. Девять недель. Прежде, чем это случилось. Уже во второй раз.
Она смотрела в потолок и думала, что, если бы на нём были нарисованы цветы или звезды, было бы ей легче? Возможно, она смогла хотя бы заплакать. И покаяться в том, что сразу после замужества сделала два аборта, почти подряд, потому что испугалась. Испугалась из девочки сразу в мамы. Не готова. Слишком рано. Или это он убедил её, что они ещё успеют, что надо пожить для себя. И вот теперь она расплачивается. Теперь она готова, но вместо этого лежит и смотрит в чудовищный потолок. Ни о чём не думать. Не позволять себе думать об этом. Потому что если позволит, простит ли себя, сможет ли понять, оправдать, или приговорит к высшей мере, ибо око за око?
Не думать – это лучшее, что можно сделать.

«А ведь у меня мог быть сейчас такой же оболтус…или дочь… моя жизнь была бы другой». Капа тряхнула головой. Никчемные мысли. Не думай об этом.
Во дворе топтался Мурашка. Завидев Капу, поспешил навстречу, перехватил пакет с продуктами:
– Давай, помогу.
Капа усмехнулась. Встречает, как заботливый муж. Опять мотнула головой. «Да, что такое? Что за мысли лезут в голову? Что за день такой? Ретроградный Меркурий, не иначе».
– Хорошо, что ты здесь. Говори, не тяни. Есть что-то?
– Что? А… – Иван сообразил, – извини…
– Что? Ничего?
– Ничего.
– Ты всех отметил?
– Да… как ты и говорила, – бесстыдно соврал Иван.
В его карточке симпатий красовалось только одно сердце. Хорошо, что Капа не могла её видеть. Во-первых, это была правда, то, что он выбрал её. Во-вторых, он же не сумасшедший отмечать ещё кого-то. Пока не придумал лучшей тактики оставаться «вечным женихом» – наилучший вариант.
– Неужели никто не клюнул на холостого начальника отдела? Да, что с ними не так, с этими барышнями? – возмутилась Капа.
– А ты? Ты, кого-то отметила? – требовалось уйти от опасных вопросов.
– Нет, конечно!
– Даже меня? – обнаглел Иван.
– Мурашка, ты не в себе? – вернула его на землю. – Зачем мне кого-то отмечать? Тем более тебя!
– А… ну, да, – сник наш герой-любовник.
– Странно, конечно, – интуиция Капы подавала сигналы, – что-то они там мухлюют. Я заметила, как минимум, двоих, что на тебя поглядывали. Может позвонить туда? Или лучше заехать?
 – Нет! – переполошился нерадивый жених. – Я постараюсь… в следующий раз приложу все усилия…
 – Постараешься, говоришь? Неликвидный ты экземпляр, Мурашка, чес слово… Ладно. Этот вариант не сработал, попробуем другой, – хлопнула его по плечу. – Не дрейфь, слесарь шестого разряда, мы своих не бросаем. Пока. Будь на связи.
Забрала пакет и пошла к себе. Иван проводил её взглядом. Уловил, несмотря на браваду, грусть в голосе.
«Я постараюсь. Правда постараюсь, чтобы ты не грустила».

– Иван, – окликнул старшеклассника мужчина в кожаной куртке. Догнал. – Разговор есть.
Иван напрягся. Шли молча. Сели на скамейку в соседнем от школы дворе.
– Почему тренировки пропускаешь? Болеешь?
– Нет.
– Тогда что?
– Я… больше не приду, тренер… простите.
– Что так?
Парнишка не поднимал головы. Тренер не торопил.
– Как думаешь, что главное в боксе?
Иван молчал.
– Продолжать. Или проиграл. Если встанешь и продолжишь, у тебя есть шанс.
Немного помолчал.
– Не сдаваться в жизни труднее, чем на ринге. Жизнь играет не по правилам. Не знаю, что у тебя произошло, но даю неделю. Сделай правильный выбор, малец.
Похлопал его по спине и ушёл, а Иван сидел ещё долго. Не мог поднять голову, потому что слёзы текли не переставая. Что он мог? Что он мог изменить? Зачем? Зачем ему подниматься? Зачем продолжать?

Они ждали её у детской горки, на площадке, недалеко от школы. Обычно там собирались ближе к вечеру и, дождавшись всех, решали куда двинуться дальше.
– Всем привет!
Похоже, Капа сегодня явилась последней. Удивительно. Даже заядлые опозданцы были на месте. С её появлением все, как-то странно, запереглядывались.
– Что-то случилось? Выкладывайте.
Ещё днём, в школе, она почувствовала какой-то холодок. Решила, что показалось. Но, похоже, что-то всё-таки произошло.
– Ты у нас, оказывается, мемуары пишешь, – начала Ленчик. – Кто бы мог подумать. Что же нам читать не даёшь?
– Что?
Капа растерялась. Подруга никогда так не разговаривала. Прикалываются что ли? Но остальные отмалчивались.
– Ты что, белены объелась? – разозлилась Капа. – Что происходит? Объясни!
– Это ты нам объясни… – Ленчик дохнула в лицо мятным жвачным духом, – подруга, как можно быть такой двуличной. В лицо улыбаться, а дома гадости строчить?
– Что?!
– Ребята, она не понимает! – громко оповестила всех присутствующих.
– Втащить бы за такое, – беззлобно высказался Геха, – но девочек бить нельзя.
Капе показалось, что это какой-то сюр, настолько происходящее не походило на правду. Но ужасней всего, что сегодня здесь был Пахом. Он сидел напротив и старался не пересечься взглядом.
– Твоё? Ты писала? – сунул ей под нос телефон Гор.
Капа взяла телефон, приблизила фото и, в следующую секунду, в глазах потемнело. Это не могло быть правдой. Никогда, ни при каких обстоятельствах не могло быть правдой. Страница её дневника, который сейчас должен лежать в нижнем ящике стола. В её ящике, под другими тетрадками и прочей канцелярией.
– Что молчишь? – Гор смотрел на неё. Капа перестала дышать.
– От… откуда это у тебя? – едва выговорила. Горло перехватило и голос пропал.
– Какая ты у нас наблюдательная! – подхватила Ленчик. – По всем прошлась, кроме обожаемого Пахома. Повезло же красавчику. Столько нерастраченной любви на него вылилось, что и не унести!
Пахом промолчал, кто-то захихикал. Капа помертвела.
– А ну, дай телефон! – попыталась выхватить его у Гора. – Кто это отправил? Кто это сделал? Кто из вас это сделал, уроды?! – закричала, уже не сдерживаясь. Её жизнь рухнула и разлетелась на осколки.
– Мы ещё и уроды, – нехотя поднялся Геха, но Гор осадил его. – Оставьте её! Она уже всё сказала. Написала. Пусть идёт. Кто-нибудь её знает? Это кто такая? – повернулся к остальным, и те единодушно от неё открестились.
Капа развернулась и побежала. Дорога расплылась перед глазами, слёзы брызнули, вытолкнутые гневом, обидой, возмущением и ужасом. Ужасом произошедшего.
Она ворвалась в комнату, бросилась к ящику, рванула его и, разворошив, нашла те тетради, лихорадочно их пролистала. Все листы на месте. Как так? Кто сделал это фото? Когда? Это же бред! Это невозможно! Капа сидела на полу около развороченного ящика и рыдала, как сумасшедшая. Как они могли? Как могли так легко от неё отвернуться? Поверить, даже не разобравшись? Пахом – её сокровенная тайна, хрупкая и нежная первая любовь… Кто посмел выставить напоказ и надругаться? Капа не могла поверить, что такое случилось.
Всю ночь она пролежала на кровати, не раздеваясь, не выходя из комнаты, как живой труп, уставившись в одну точку пустыми глазами. Если закрывала их, на внутреннем экране тут же выскакивали чудовищные картинки сегодняшнего вечера. Поэтому она не закрывала, всю ночь не закрывала глаз. Только под утро забылась рваным тяжёлым сном.
Только один раз. Всего одна страница. У неё был повод. В тот день они поссорились, и она, в сердцах, понаписала «всё, что о них думала». На следующий день все помирились и забыли. Это были сгоряча выплеснутые на бумагу слова. Слова, ничего не значащие по сути, кто не ругался по пустякам? Слова, забытые на следующий же день. Она не понимала, кто и как мог отыскать именно эту страницу? Просто не укладывалось в голове.
В школу не пошла. Надеялась, друзья охолонут и поймут, что погорячились, придут, позвонят или, хотя бы, спросят, что тогда произошло. И вспомнят всё и, как тогда, посмеются и помирятся. И она, конечно же, их простит. Потому что дружба – вещь прочная. Её такой ерундой не сломаешь. Но прошла неделя, никто не позвонил, не пришёл, не поинтересовался, как она. Только классная созвонилась с мамой, и та, не добившись от Капы объяснений, умоляла: «Пожалуйста, закончи учёбу».
Через неделю Капа вернулась в школу. Это была уже другая Капа. На занятия ходила просто так, главная задача, которую решала на всех уроках и после – кто это сделал? Вспоминала кто и когда бывал у неё дома, кто и как себя вёл в последнее время, мучила память, сосредоточившись только на этом.

«Школа 28» позвонила утром, как по расписанию.
– Мурашка, подъём! У меня идея и нам нужны фото.
– Что?
– Нам нужны красивые фотографии, на которых ты неотразим, как киноактёр.
– А…
– Можешь мне переслать?
– Нет… у меня нет фотографий.
– Совсем?
– Совсем.
– Понятно.
Повисла пауза и Иван занервничал:
– А… кофе? Ты придёшь?
– Кофе? Нет. Выпьем его в другом месте, заодно сделаем фотографии. Оденься прилично.
– А … Хорошо.
– Через час созвон. – отключилась.
– Ладно, – ответил Иван в пустоту и выдохнул. Всё хорошо. Пока у Капы не иссякнут планы на его судьбу – всё хорошо. Ещё один день с ней вместе. Жизнь проявляла щедрость, и Иван, без зазрения совести, этим пользовался.

В кофейне, за чашечкой кофе, Капа посвятила его в свой новый план.
– Опытным путем мы установили, что в реальном мире ты не производишь впечатление. Хоть президентом тебя представь.
Иван виновато потупил глаза.
– Поэтому поищем невесту в виртуальном. Я заведу аккаунт на сайте знакомств, поэтому мне нужны классные фотки. Напишу что-нибудь романтично завлекательное, и будем ждать. Пойдём за уловом в сети. Ха-ха! Отлично же?
– Ну… сайты знакомств…  как-то это… не очень…
– Мурашка, я теперь отлично понимаю, как ты остался в холостяках. Ты совсем не интегрирован в современную жизнь! Ей богу, разве так можно? – снисходительно журила его «сваха».
Она пребывала в восторге от своего нового плана. Иван, конечно, восторга не испытывал, но признаться не мог. Что бы ни делала Капа – это лучше, чем если бы она ничего не делала. Поэтому он улыбался и кивал. После кофе они отправились на прогулку, и Капа фотографировала его в разных местах, ракурсах и позах, как, дорвавшийся до достопримечательностей, турист. Заставила пристроиться у чужой Ferrari и улыбаться, пока она с телефоном бегала вокруг в поисках удачного ракурса. Иван, зажмурившись, выполнял всё, даже не пытаясь представить, что Капа соорудит из всего этого контента. Она затолкала его в будку «Моментальное фото» и полчаса после не могла успокоиться, комментируя получившиеся снимки. Она смеялась, а он счастливый шёл рядом. Её энтузиазм восхищал, он тоже им заразился. Хотя и побаивался, как бы Капа, и впрямь, не «наловила» на его голову дюжину невест. «Об этом подумаю позже» – решил Иван не омрачать своего счастья здесь и сейчас. Потом будет потом. А сейчас она рядом. И только это имеет значение.

– Пахом, ты идёшь? Тебя ждать?
Капа вздрогнула и остановилась. Огляделась. Стайка подростков оседлала детскую карусель. Чуть поодаль ещё один, присев на корточки перед девчушкой, поправлял на ней шапку и что-то говорил.
«О, старые знакомые». Скорее всего слова адресовались ему. Капа мгновенно срисовала ситуацию и решительно направилась к ним.
– Привет. Снова бросаешь Киру?
Парень от неожиданности растерялся, но тоже быстро сориентировался:
– А Вы снова пристаёте к незнакомым детям?
– Ну, с Кирой мы вполне знакомы. Да и с тобой, тоже.
– Пахом? Ну, чё? – нетерпение на другом конце площадки взывало к ответу.
– Да сейчас я! – откричал грубиян. – Шли бы Вы, тётя, куда шли. Некогда мне.
– Да я вижу, что тебе некогда. – Капа не отставала. – Можешь идти.
– Что? – не понял парнишка.
– Иди, говорю. Наверно, у тебя очень важные дела, не так ли? Гораздо важнее, чем сестра.
Капа смотрела на него в упор. Парнишка занервничал. Схватил Киру за руку и потащил за собой. Капа преградила дорогу.
– Дай телефон!
– Что ещё?
– Дай твой телефон говорю! Пришлю адрес. Я живу в том дворе, – махнула рукой. – Кира у меня побудет. Через пару часов заберёшь, понятно?
Парень опешил. Замер в нерешительности.
– Что онемел? Давай телефон.
Вынул и неуверенно протянул ей мобильник. Капа набрала свой номер и сбросила. Отдала обратно.
– Родители-то где?
– На работе, – буркнул, всё ещё косясь на странную «тётю».
– Ладно, – сбавила обороты Капа, – не опаздывай. Иначе, приведу Киру во двор и дождусь родителей.
– Да. – парень медлил.
– Что?
– Она… Кира… она мало говорит. Не надо к ней приставать с разговорами, – всё-таки выдавил из себя.
– Хорошо, – легко согласилась Капа, – я поняла. Иди уже!
И повернулась к малышке:
– Ну, что, Кира, пойдёшь ко мне в гости? Я блины печь умею. И варенье есть. Ты любишь блины? Да? А знаешь, как их делают? Я дам тебе попробовать…
Капа сама спрашивала, и сама отвечала, держа в своей руке маленькую ладошку. Не поняла и сама почему так поступила – само собой получилось.

Грубиян не опоздал. Примчался даже на десять минут раньше, запыхавшийся неловко топтался в прихожей, пока Капа одевала Киру.
– Почему тебя Пахомом зовут?
– А что? – снова напрягся.
– Да ничего. Был у меня одноклассник… Ну, как был? И сейчас есть где-то, –поправилась. – Тоже Пахом звали. Совпадение.
Парень молчал.
– Может все-таки познакомимся? Я – Капа. Капитолина, но полное имя мне не нравится. Будто монумент какой-то. Так что, просто Капа… вместо тётя. Договорились? А ты?
Парень молчал, как партизан.
– Да, ладно, в телефон записать надо…
Парнишка глянул исподлобья и, буркнув «спасибо», потащил Киру вниз по лестнице.
– Ладно, пока запишу Пахом младший, – прокричала ему вслед. – Номер сохрани!
«Вот балбес упрямый».
Пошла на кухню наводить порядки. Убирала посуду, но думала о том, как эта парочка заявится сейчас домой, как их встретят родители, начнутся разговоры, ужин и прочее - вся это милая семейная суета, в которой у каждого своё место. Её пустая квартира оттенила ту картинку.  Капа, усмехнувшись, сказала себе: «Это то, что ты заслужила. Больно? Зато честно».
Не слишком ли рьяно она взялась за чужие жизни. Сначала Мурашка, теперь эти дети. Не пытается ли сбежать от своей? Имеет ли право пересекать пути других людей? Врала себе много лет, пытаясь сохранить химеру своего счастья. Какое право имеет лезть к другим? Вдруг пришла простая мысль: «ты же – предатель». Картинка чужой счастливой жизни пошла помехами и исчезла. Так и есть, именно она сама, а не кто-то другой, предавала себя упорно и настойчиво, будто единственное, что доставляло удовольствие – это предательство, растянутое во времени. Предательство всея себя. Предательство, как сверхзадача своей никчёмной жизни.
Она взглянула на отражение в стеклянной поверхности буфета.
– Что ты сделала с моей жизнью?
– То же, что и ты с моей.
Бессильно опустилась на стул. Внезапно закончились силы. Никто не придёт оправдать, потому что так – лицом к лицу – это бессмысленно. Здесь, внутри своего сердца, в беспощадной обнаженности, где всё, как на ладони, оправдываться нечем. Сожаление затопило её с головой, едкое, как кислота, безжалостно выжигая душу. Невыносимое чувство. Капа уронила голову и заплакала. Впервые за много бесслёзных лет, её душа наполнилась живительной влагой, вымывая морок, темноту, сожаления и просто позволяя своей хозяйке дышать.
– Прости… прости меня…

СТ: Kim So Yeon – Bloom and Fall Alone