Соседка сверху Главы 16-18

Глава 16 Выписка

Патрик оставался ещё несколько дней в больнице после операции. Оплачиваемый страховой компанией срок закончился, дальнейшее нахождение не являлось необходимым, несмотря на сильные боли. Его настроение изменилось к худшему, так как боли не покидали его ни днём ни ночью, сильные обезболивающие помогали лишь на пару часов. Его привезли домой на скорой помощи. Амалия с ужасом наблюдала, как её мужа выгружали, как деревянную куклу во дворе их дома и усаживали в инвалидное кресло. Она выбежала к нему на встречу. Патрик не поздоровался с женой,  только скользнул недовольным взглядом по окнам. Многие соседи наблюдали за его скованными движениями из-за приоткрытых ставень.
Первые дни адаптации были ужасными. Патрик раздражался из-за любой мелочи. Амалии пришлось полностью пересмотреть свой распорядок дня. Она перебралась в гостевую спальню, куталась в одеяло, пахнущее духами Элен. Мужа нужно было одевать и раздевать, особенно сложным было натянуть антиэмболические гольфы на его крепкие игры. Во время еды она завязывала большую салфетку вокруг шеи, так он не мог наклоняться и еда падала мимо на стол, на руки. Он часто дремал в своём кресле за столом и Амалия следила за тем, чтобы он не упал и не ударился лицом. Она почти не спала ночами, слушала его дыхание и, когда ему нужно было в туалет, подскакивала по первому крику. Потом в аптеке ей дали специальную пластиковую утку для сбора мочи, и теперь он самостоятельно ходил по малому. Иногда он просил надеть ему на ночь подгузники для взрослых и страшно злился, когда она слишком медленно их одевала. Это состояние напоминало Амалии первые месяцы после рождения сына, но тот был беспомощным ребёнком, а не взрослым мужчиной. Она понимала его состояние, утешала себя тем, что он не умер, и скоро всё будет хорошо.
Каждое утро мужа навещали медсёстры и делали перевязку. Они протирали и перевязывали рану - 10 сантиметровый разрез тканей, зашитый медицинскими металлическими скобами. Она чесалась ночью, он злился и кричал. Днями Патрик смотрел телевизор и что-то бормотал под нос. Снова начал курить. Через неделю ему было разрешено помыться. Амалия заклеила рану и мыла его, как ребёнка : голову, руки и ноги. Патрик сидел на пластмассовой табуретке и ругался матом. Ей казалось, что муж её ненавидит и считает виновной в его болезни.
Патрик никогда не чувствовал себя таким беспомощным, он не мог надеть даже обувь и бельё. Потом она одевала его - сначала носки, потом бельё и спортивный костюм. Усаживала в кресло и везла на террасу подышать свежим воздухом, пока она готовила ему протёртые супчики и пюре.
Амалия чувствовала себя хронически уставшей, тем не менее пыталась поднять любыми способами его настроение. Плохо удавалось. Поздно вечером, в своей спальне, выпивала пару разрешённых Элен бокалов вина и засыпала, как будто падала в болото. Когда ему хотелось пообщаться с кем-нибудь, кроме жены и телевизора, он просил вывезти его в магазин или в парк. Возить инвалидную коляску было тяжело, Патрик весил в два раза больше жены. Амалия толкала коляску изо всех сил, мышцы болели из-за непривычки, но выхода не было. В парке они молча наблюдали за утками и воробьями, купающимися в лужах.
Соседи, многие из которых сами провели многие годы в инвалидных креслах, понимающе подмигивали Амалии и утешали Патрика. Алан Дюамель иногда приезжал к ним на своей модернизированной коляске и давал советы, как правильно ложиться в постель и самостоятельно одеваться.
Единственными минутами отдыха для Амалии были поездки мужа к остеопату. Два раза в неделю за ним приезжала скорая и отвозила его в медицинский центр, где ему делали массаж и учили заново ходить. В это время она могла спокойно поговорить с семьёй, все её поддерживали морально, и ей становилось немного легче. Элен предлагала оплатить сиделку, но Патрик отказался, обвинив их обеих в лени и отсутствии сочувствия и понимания.
Только спустя три месяца, состояние мужа стало улучшаться, ему сняли скобы. Они ездили к хирургу Бенакли, который поздравил Патрика с хорошей динамикой и посоветовал переходить на костыли. Оставаться в коляске означало удобную привычку, но необходимо было нагружать мускулы ног и стараться больше ходить самостоятельно. Амалия почувствовала облегчение, так как страшно уставала от прогулок с креслом и его постоянно плохого настроения. С работы ей пришлось всё таки уволиться, за мужем требовался постоянный уход.

Глава 17 Родня

 Новый год они провели в компании сына Алексиса и его девушки Полины, которые приехали из Гавра на два дня. Амалия наготовила много вкусностей по нормандским рецептам: морских гребешков с сидром, запечённых в тесте, тарта с яблоками. Элен передала корзину с сырами и Бордо, мама - сладостей. Амалия, впервые за долгое время испытала счастье: быть с родными и близкими людьми в благоприятной обстановке.
Когда часы отбивали двенадцать, все чокались бокалами с шампанским, она загадала два желания. Выздоровления Патрика и свадьбы сына. В свои двадцать три года Алексис выглядел намного старше своего возраста и очень походил на своего отца: высокий и худощавый блондин с ранними залысинами. Орлиный нос и тонкие губы наводили на мысль, что он холоден и расчётлив, но матери он всегда казался милым и добродушным. Под стать ему была Полина. Стройная голубоглазая блондинка со спортивной фигурой, работала вместе с Алексисом в бутике оператора связи. Амалия начала мечтать о будущих внуках, ей так хотелось стать молодой бабушкой. После отъезда гостей, ей приснился сон, что у Алексиса и Полины родятся две девочки. Оставалось только ждать реализации замечательного сна.
Через четыре месяца после операции жизнь стала налаживаться. Патрик исправно ездил к остеопату, старательно выполнял все упражнения и всё чаще и увереннее ходил на костылях. После очередного визита в больницу, Бенакли разрешил Патрику водить машину на небольшие расстояния. В машине, со своего пассажирского места, Амалия смотрела на улыбающийся профиль своего мужа и понимала, что теперь всё будет хорошо. Он стал более уравновешенным, чаще шутил и даже пару раз поцеловал её руку в благодарность за терпение и уход. Они пережили сложные испытания. Беда в прошлом. Осталось лишь ждать полного восстановления Патрика.
Амалия также стала душевно и физически выздоравливать. Ей не хватало рабочей обстановки, общения с коллегами и клиентами, но здоровье супруга было на первом месте. Но в их внутренней жизни с мужем всё же произошли значительные изменения. Иногда Амалии казалось, что супруг воспринимает её как медсестру или сиделку, но не как жену. Он её больше никогда не целовал в губы и избегал её ласки.
Её это обижало, но она не осмеливалась высказать своё мнение, избегая вызвать недовольство Патрика. Почему то ей казалось, что со временем, ситуация изменится и всё станет, как раньше. Элен переживала за эмоциональное состояние подруги и предлагала сходить к психологу.
Именно в этот момент появился её отец Лоран. Амалия никогда не видела своего биологического отца, он бросил маму, когда ей исполнилось три года. Она только знала, что он родом из Орлеана, его родители держали мясную лавку на местном рынке. Мама мало рассказывала про него, только то, что он был бабником и ловеласом. Учитывая, что папа был женат как минимум пять раз, Амалия была склонна верить матери. Она на самом деле никогда не стремилась увидеть своего родителя, ни смежных братьев и сестёр, ей было достаточно материнской любви. Хотя мама часто говорила, что Амалия внешне очень похожа на отца, и характером, особенно, способностью подлаживаться под других.
В один из февральских дней, она получила письмо из социальных служб, в котором сообщалось, что месье Лоран Гризар официально назначает свою старшую дочь Амалию Гризар, по мужу Тенье своим душеприказчиком. Ей следует явиться в Орлеан, в нотариальное бюро Дюпон и компания для регуляризации их отношений. Сначала Амалия хотела отказаться от свидания, но Патрик настоял на том, чтобы она встретилась со своим отцом и решила наследственные дела. В его логике, если отец выбрал её, старшую дочь, значит, наследство будет именно для неё. Он не могла ослушаться своего мужа.
Ей было необходимо приехать в Орлеан на следующей неделе, но Патрик ещё не мог самостоятельно справляться со своей болезнью. Они решили обратиться за помощью не в социальные службы, а к соседям. Матильда и Андре, Бернадетт подтвердили, что будут заботиться о нём в отсутствии Амалии.
Она со спокойной совестью передала запасной ключ и инструкции Матильде, соседке сверху, приготовила несколько блюд. В спальне Патрика поставила швабру на случай, если ему станет плохо и он сможет стучать в потолок. Утром в субботу муж отвёз её в Лион на вокзал ПАР ДЬЕ, поцеловал в щёку и махнув рукой, поехал в Шатийон. 


Глава 18 Родная кровь

Амалия добиралась на поезде до Орлеана шесть часов с пересадкой на лионском вокзале столицы. Она слушала музыку в наушниках, и, глядя на стремительно пробегающие пейзажи, размышляла о том, что впервые путешествует сама, без мужа. Конечно же, беспокоилась о том, как Патрик будет сам одеваться и есть, но муж, чтобы её успокоить, перезванивал каждый час и подробно рассказывал о своих подвигах. Как после обеда на сервировочном столике отвёз грязную посуду в кухню и положил её в посудомоечную посуду. Потом он на коляске съездил в городскую библиотеку, которая находилась на первом этаже соседнего дома и набрал очень много книг, в том числе на английском языке. Патрик намеревался изучать теории известных американских психологов.
Она в деталях представляла все его действия и радовалась позитивному настроению мужа. О депрессии теперь можно благополучно забыть. Планировалось, что с отцом они встретятся в нотариальном бюро в старом городе в 17 часов. Поезд прибывает в четыре часа, у неё ещё будет время выпить кофе и заселиться в гостиницу. Она забронировала одноместный номер в Кампаниль - недорогом, уютном отеле недалеко от вокзала.
Подъезжая к орлеанскому вокзалу, получила сообщение на мобильный телефон с незнакомого номера. “Амалия, это твой папа. Я жду тебя в зале ожидания около киоска с прессой. Ты меня узнаешь, не волнуйся”. На тех фотографиях, которые ей иногда показывала мама, она видела немного полноватого мужчину с рассеянной улыбкой, носом уточкой и круглыми, как-бы удивлёнными глазами. Она всегда удивлялась его любвеобильности, так как внешность отца не казалась ей настолько уж привлекательной для женщин. На что мама загадочно улыбалась и, отводя глаза в сторону, говорила, что в нём был свой шарм, перед которым было сложно устоять. 
И хотя все говорили, что она на него похожа, не соглашалась. Во первых, у неё красивый прямой носик и миндалевидные глаза. Ну да, мягкие волнистые кудри медового оттенка она заимствовала у папы, но ничего другого. Во вторых, в её жизни было только двое мужчин - Поль и Патрик. А бесконечные разводы папы, ни его многочисленные потомки её не касались, ведь она совсем его не помнила. Она даже не знала, найдут ли они общие темы для общения. Амалия собиралась выполнить свой долг дочери - за пару дней оформить отца в пансион для пожилый людей и поскорее вернуться в Шатийон, даже не планировала заехать в Гавр навестить маму и Элен. Которые ей также постоянно названивали, чтобы узнать последние новости.
Амалия вышла на перрон и залюбовалась красивой волнообразной крышей вокзала. И тут же услышала своё имя, отдавшее эхом под сводами просторного здания. Она обернулась. Возле книжного киоска стоял довольно пожилой мужчина. Седые волосы торчали во все стороны, слишком широкий пиджак в серо-зелёную клеточку застёгнут не на ту пуговицу, синие брюки свободно спадали на потёртые ботинки. На шее синий шерстяной шарф. Отец. Жалкая улыбка освещала морщинистое лицо, в уголках глаз блестели слёзы. Она приблизилась к нему. Лоран обнял дочь и с надрывом заплакал в голос:
- Родная моя, прости меня. Не было дня и ночи, когда я не простил у тебя прощения. В душе, в моём сердце. Я не мог тебе позвонить, поверь, как мне было стыдно за своё поведение. Ты моя старшенькая, самая лучшая и красивая. Так на меня похожа. Родная кровинушка.
На его громкие причитания оглядывались прохожие. Под их заинтересованными и недоуменными взглядами, Амалия чувствовала себя скованной в объятиях незнакомого человека, который являлся её биологическим отцом. Он мужчины пахло сладким мускусным одеколоном, узловатые руки крепко сжимали её предплечья. Потом Лоран закашлялся, достал из пиджака смятый, грязноватый носовой платок и смачно высморкался.
Диспетчер занудным голосом объявила прибытие очередного поезда из Парижа и задержку на полчаса электрички из Блуа. Кучка воробьёв, увлечённо клюющих брошенный сэндвич, испуганно взметнулись вверх. Вдруг, как знак сверху, сквозь прозрачную крышу пробился солнечный луч и осветил их обоих скудным февральским светом. И тут же выражение лица Лорана изменилось, как будто одна маска спала, и за ней появилась вторая. Нежная улыбка омолодила мужчину.
И да, у неё были папины глаза - такие же светло-карие, в отражении солнечного света - шоколадные, и ямочка на подбородке. В груди Амалии что-то дрогнуло, как будто сдвинулась лавина, и лёгкая дрожь пошла по телу. Она вдруг ощутила внутреннюю связь с этим незнакомым стариком на орлеанском вокзале. У неё невольно задрожал подбородок и невыплаканные в детстве слёзы обильно потекли по щекам. Отец просит у неё прощение. Он о ней никогда не забывал, часто вспоминал, но не смел общаться. Видимо, боялся её осуждения, особенно за свои многочисленные браки. Его память и извинение оказалось важнее любых денег. Теперь она обняла его, крепко сжала в объятиях:
-Отец, как давно…Как хорошо. Я зла на тебя не держу.