Арзамасцы и Беседчики

«ПАРНАССКИЙ МОЙ ОТЕЦ»

Из  длительного путешествия по Европе в 1803-1804 годах дядя Александра Пушкина Василий Львович вернулся  твёрдым сторонником Карамзина и проведения западных реформ в России. Этими соображениями он на первых порах «заразит» и своего племянника.
 
В 1806 году указом Синода Василий Львович получил развод и теперь был обречён на безбрачие. Бракоразводный процесс, по прошению супруги Капитолины Михайловной Пушкиной, начатый из-за нарушения супружеской верности и «сильной привязанности к бывшей дворовой девке Аграфене Ивановой, которая сопровождала его в зарубежной поездке», длился 4 года.

Но данное событие не заставило его поменять образ жизни. Став в 1810 году соучредителем Общества любителей российской словесности при Московском университете, он, однако, серьёзные занятия литературой  постоянно чередовал с публикацией стихотворений на бытовые темы, со светскими забавами, театром и активной масонской деятельностью. Петр Вяземский, вспоминал: «Парижем от него так и веяло. Одет он был с парижской иголочки с головы до ног, причёска, умащенная древним, античным маслом… В простодушном самохвальстве давал он дамам обнюхивать голову свою…».

В том же году у 44-х летнего Василия Львовича рождается дочь от 16-летней мещанки Анны Николаевны Ворожейкиной, а спустя ещё 2 года – сын. С новой избранницей Василий Львович, по условиям епитимьи, уже не мог обвенчаться, однако они уже не расстанутся до самой его кончины.
 
Ещё во время поездки по Европе Василий Львович приобрёл ценное книжное собрание, многие книги которого до Великой французской революции принадлежали королевской и другим богатым библиотекам.

Известие о великом московском пожаре 1812 года и гибели всей библиотеки застало В.Л. Пушкина во время эвакуации в Нижнем Новгороде. Впрочем, в одном из частных писем К. Батюшков вспоминал, что уже в декабре 1812 года «…Василий Львович, забыв утрату книг, стихов и белья, забыв о Наполеоне, гордящемся на стенах древнего Кремля, отпускал каламбуры, достойные лучших времён французской монархии, и спорил до слёз с Муравьевым о преимуществе французской словесности». В.Л. Пушкин и теперь не переставал спорить и писать басни и эпиграммы. И всё же чувство патриотизма брало вверх: главным его произведением того времени стало послание «К жителям Нижнего Новгорода», которое пользовалось большой известностью.
Всё лето и осень 1813 года Василий Львович проводит с братом - отцом поэта и семьёй недалеко от Арзамаса - в Болдино (1). А в декабре 1813 года снова возвращается в Москву, где к весне возобновляется светская жизнь.

После пожара Василий Львович Пушкин долго возит своего друга Г. Р. Державина по любимой Москве, делясь с ним горькими воспоминаниями об утраченной красоте Белокаменной. С Гаврилой Романовичем Державиным их много лет сближает юмор и легкий нрав. Их дружбу даже не нарушат совершенно противоположные взгляды на дальнейшее развитие русского языка.


 «БЕСЕДА ЛЮБИТЕЛЕЙ РУССКОГО СЛОВА»

С 1811 года Г.Р. Державин и А.С. Шишков в Петербурге организовали литературное общество «Беседа любителей русского слова». Общество ставило своей целью противодействовать европейской просветительской традиции и реформе литературного языка, проводимой сторонниками Н.М. Карамзина.

Дело в том, что в те годы в обеих столицах происходит формирование новой культурной среды: Н. М. Карамзин, историограф Александра I, хочет, чтобы дворянское общество говорило так, как пишет, а писало оно исключительно на французском языке. Он стремится привить национальному языку и сознанию европейскую культуру мышления. Отказываясь от славянизмов, «ломоносовской высокопарности», церковности, вводит в русский язык множество новых слов, в алфавит - букву «Ё», упрощает предложения, то есть, делает, главным образом всё, чтобы помочь европейцам в переводе русских авторов. В результате, в светском обществе происходит сближение письменной (французской) и устной речи, хотя народная речь ещё больше отдаляется от дворянской.

В то же время А.С. Шишков, адмирал и личный секретарь императора Александра I, был поклонником языка Ломоносова, литературным классиком, и в противовес европеизму Карамзина выдвинул идею народности литературы. Он указывал на массовое засорение русского языка врагами России, которые «вломились к нам насильственно и наводняют язык наш, как потоп землю».

Члены «Беседы…», в противоположность Карамзину, признавал необходимость сближения «словенского» слога с простонародным языком, России со славянским миром. Они защищали «три штиля» Ломоносова , изучали памятники древнерусской письменности, увлеченно штудировали «Слово о полку Игореве», занимались фольклором. А.С. Шишков писал: «каждый народ имеет свой состав речей и свое сцепление понятий», в пример приводил стиль басен И. Крылова. Позднее об «оригинально русских, не передаваемых ни на какой язык в мире образах и оборотах» крыловских басен говорил и В. Г. Белинский.

«Неугомонный русопят» Шишков соглашался с Карамзиным, что надо провести реформу русского языка, однако, он считал, что недостающие в языке понятия и чувства нужно обозначать новыми словами, образованными из корней русского и старославянского языков.


«АРЗАМАССКОЕ ОБЩЕСТВО БЕЗВЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ»

Но вот в 1815 году в ответ на критику «беседчиками» сторонников Карамзина: В. Л. Пушкина, В. А. Жуковского, Д.В. Давыдова и других, создаётся сообщество, альтернативное «архаистам» - сторонникам Ломоносова. Литературно-общественный кружок получает название «Арзамасское общество безвестных людей».
 
На заседаниях либерального кружка бывает и лицеист Александр Пушкин, который в своём письменном послании к Жуковскому подписывается уже как «арзамасец».
В Москве «арзамасцы» часто собираются в деревянном особняке Василия Львовича Пушкина , который он снимал с новой семьёй у Пелагеи Кетчер, близ площади Разгуляй на Старой Басманной улице(2).

Собрания носят весёлый, пародийный оттенок литературной междоусобицы двух направлений: «архаистов» с «новаторами» – «шишковистов» с «карамзинистами». Они проходят с чтением панфлетов, пародий, высмеивающих членов «Беседы», игрой в масонские и шутовские ритуалы. Всем членам общества были присвоены прозвища. Так, С. С. Уваров был «Старушка», А. И. Тургенев — Эолова Арфа, П. А. Вяземский — Асмодей, К. Н. Батюшков — Ахилл, В. А. Жуковский — Светлана, А. С. Пушкин — Сверчок, В. Л. Пушкин - Вот, и позднее - Вот я вас опять!» и др.

Сейчас, перечитывая Александра Пушкина, можно убедиться, что его литературное творчество того времени буквально пронизано сатирой, посланиями и эпиграммами к «беседчикам» в «арзамасском» духе. А Василий Львович в эти годы буквально разрывается между масонской ложей и «Арзамасом». Он много пишет в сторону «литературных староверов» язвительных эпиграмм, шуточных стихов, сочиняет водевили для театра, восхваляет европейских мэтров, со многими из которых знаком лично. Постоянно наблюдая за растущим творчеством своего племянника, В.Л. Пушкин всюду в Москве читает его стихи, что способствует быстрому росту популярности поэта-лицеиста.

Да, Пушкин-лицеист исповедует идеологию «Арзамаса». Но дядюшка так навсегда и останется в этой стихии, в то время, как Александр Сергеевич Пушкин быстро ее перерастёт. Вскоре литературный гений, в лице Александра Сергеевича Пушкина, разрешит спор «карамзинистов» с «шишковистами». Объединив всё лучшее, что предлагали различные реформаторы, он направит историю русской литературы на современные нам рельсы.

В начале 1820-х годов Василий Львович Пушкин издаёт собрание своих стихов примерно такого содержания:

…Люблю по моде одеваться
И в обществах приятных быть.
Люблю любезным я казаться,
Расина наизусть твердить.
Люблю Державина творенья,
Люблю я «Модную жену»,
Люблю для сердца утешенья
Хвалу я петь Карамзину.

Стихи дядюшки тогда не получили положительной оценки ни Александра Пушкина, ни общества. Однако его буриме «Рассуждение о жизни, смерти и любви», в котором автор привносил свой вклад в развитие русского языка, вызвало, в основном, положительные отзывы в московских и петербургских изданиях.

А вот в полемике вокруг новых литературных творений своего племянника «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», Василий Львович выступает как самый активный пропагандист его творчества.

С 1824 по 1826 год Александр Сергеевич Пушкин вынужден безвыездно жить в своём родовом поместье Михайловское. В эту ссылку за увлечение «атеистическими учениями» под надзор местных властей и духовенства поэт был сослан по указанию императора Александра I . Василий Львович очень переживал за нравственное состояние племянника. Ведь тот оказался в одиночестве, в изоляции от общества, от друзей. Дядюшка, насколько это было возможно, хлопотал за досрочное освобождение Александра.

 Но период ссылки в Михайловском оказался  плодотворным для Пушкина. Он много читал, размышлял, написал более ста лирических стихотворений, поэму «Граф Нулин», драму «Борис Годунов», основную часть романа в стихах «Евгений Онегин».

Первым делом, после своего освобождения из ссылки, Александр Сергеевич приезжает к любимому дяде на Старую Басманную. С дядей, умирающим от холеры, Александр Пушкин будет рядом и в последние часы его жизни в августе 1830 года. На отпевание Василия Львовича Пушкина в храме Никиты Мученика  на Старой Басманной(3)вместе с Пушкиным придут  Вяземский, Языков, братья Полевые и многие другие представители «золотого века» поэзии.
 
Александр Пушкин, который только собрался жениться, принял на себя расходы и хлопоты, связанные с похоронами дяди на кладбище Донского монастыря. А на следующий день после сего печального события, поэт пишет Е.M. Хитрово: «В довершение всех бед и неприятностей только что скончался мой бедный дядюшка Василий Львович. Надо признаться, никогда еще ни один дядя не умирал так некстати. Итак, женитьба моя откладывается еще на полтора месяца, и Бог знает, когда я смогу вернуться в Петербург».
 
С очень красивой 16-летней девушкой Натальей Николаевной Гончаровой, которую только начали выводить в свет, Александр Пушкин познакомился в декабре 1828 года, и вскоре уже стал к ней свататься. Но мать Натали долго отклоняла предложение из-за изрядно уже «подмоченной» репутации поэта. И вот именно теперь, когда Александр Сергеевич, наконец-то получил благословение на то, чтобы обвенчаться, он оказался снова с долгами, а потом ещё окажется и «в заточении» в своём имении Болдино.


СУДЬБОНОСНЫЙ АРЗАМАС

Интересно, что своим названием литературное сообщество «Арзамасское общество безвестных людей» было обязано Д.Н. Блудову, который сочинил обличительный памфлет в адрес Шаховского. Этой своей идее Д.Н. Блудов был обязан одному подслушанному в Арзамасе Нижегородской губернии разговору о литературе между «безвестными людьми». Городок в глубокой провинции, при Иване Грозном построенный на границе с Дикой степью, стал для литераторов символом пограничья между старым, отжившим, языческим и новым, прогрессивным, христианским.
 
Было и ещё одно объяснение. Имение Карамзиных, где Николай Михайлович начинал работу  над «Историей государства Российского» находилось в 47 верстах от Арзамаса, в селе «Рогожка» Ардатовского уезда, Нижегородской губернии.
 
*

Так совпало, что Александр Сергеевич Пушкин познакомился с Левашовыми  в их поместье Нуча Нижегородской губернии, расположенному тоже в 47 верстах от Арзамаса и в 6 верстах от Ардатова, когда ездил в Болдино. Как большинство помещичьих семей того времени, Левашовы выезжали сюда с детьми на лето.

Существует интересная легенда, объясняющая название села. По преданию, во время похода на Казань, войско Царя Ивана Грозного, пробравшись через лес, остановилось в поселении возле речки отдохнуть. А когда поднесли царю чашку с чаем, он произнёс: «Ну, и чай!». Вот с тех пор река и называется Нуча. Легенда, конечно, но то, что село, названное по реке Нуча, впервые упоминается в «Арзамасских поместных актах» за 1593 год,- это уже исторический факт.

Сохранились свидетельства и того факта, что в 1824 году по Промыслу Божиему «тщанием помещика Василия Яковлевича Левашова с прихожанами» был начат ремонт храма в с. Нуча, а в 1827 г. Спасская церковь «по указным предписаниям возобновлена вновь». Раньше здесь стояла старинная церковь, которая была построена ещё при жизни иеродиакона Серафима Саровского и освящена будущим святым преподобным чудотворцем, отцом Пахомием и первоначальницей Дивеевского монастыря Александрой Мельгуновой. С тех пор история храма постоянно переплеталась с историей Дивеевской обители.

Колокольня храма была похожа на Дивеевскую и была видна за многие километры. Крестьяне богатого волостного центра в 400 дворов Нуча, принадлежавшего дворянам Левашовым и Юргиным, занимались хлебопашеством, маслобойным промыслом и плели лапти, которые продавались по всей России.
 
В черновиках Александра Сергеевича Пушкина сохранилось стихотворение с зашифрованными топонимами «Если ехать вам случится» . Русский и советский поэт, литературовед А. В. Звенигородский расшифровывает  их так:

 Если ехать вам случится
 От Ардатова к Москве,
 Там, где Лемета струится
 В неизменной синеве, -
 От большой дороги справа,
 Между полем и селом,
 Вам представится дубрава,
 Слева сад и барский дом.
 Летом, в час, как за холмами
 Утопает солнца шар,
 Дом облит его лучами,
 Окна блещут, как пожар,
 И, ездой скучая, мимо
 .............развлечен,
 Путник смотрит невидимо
 На семейство, на балкон.

Вот что пишет тщательно изучивший этот маршрут А. В. Звенигородский: «Проехать из Москвы в Болдино в то время можно было только через Владимир, Муром и Арзамас. Из Арзамаса же в Болдино можно было проехать или по тракту, шедшему через Абрамово, в 12 верстах от которого находится Болдино, на Ардатов (Симбирской губ.), или по тракту, шедшему через Лукоянов на Пензу...»
 
Здесь надо добавить, что Ардатов Нижегородской губернии расположен на речке Леметь (Лемета), и текст стихотворения явно указывает на усадьбу Левашовых в Нуче.

Первоначальный черновой вариант стихотворения «Если ехать вам случится…» датирован самим поэтом: август-октябрь 1833 года. Известно, что осенью 1833 года А.С. Пушкин ездил в Болдино  на 1.5 месяца, чтобы закончить работу над «Историей Пугачёва».
 
Зимой встречи Екатерины Гавриловны и  Николая Васильевича Левашовых с А.С. Пушкиным, его друзьями и оппонентами продолжались в их доме - литературном салоне на Новой Басманной в Москве.

*

Впервые же Пушкин приехал в Болдино Арзамасского уезда Нижегородской губернии(4) осенью 1830 года после кончины любимого дяди и накануне женитьбы на Наталье Гончаровой.

А.С. Пушкин собирался провести здесь всего несколько дней, чтобы оформить документы на землю, имущество и владение 200 крепостными душами - подарок отца Сергея Львовича к свадьбе сына. Но в Нижегородской губернии начался карантин, связанный с эпидемией холеры, и поэт был вынужден задержаться в селе на три месяца.

До этого Александр Пушкин никогда не бывал в родовых нижегородских землях и ничего не знал о плачевном состоянии имения и жизни крепостных. В отличие от ухоженной усадьбы Левашовых, в Болдино у Пушкиных был старый одноэтажный дом, из окон которого открывался унылый вид на соломенные крыши крестьянских изб. Вокруг дома — пустырь с редкими деревьями и лишь небольшой пруд. Но, приехав, А.С. Пушкин отгородился от всех текущих хозяйственных проблем, полностью доверяя их решение управляющему.

Как и раньше в Михайловском, пребывая во время «болдинской осени» в полной изоляции от светского общества, Пушкин полон творческих сил. Он создает около 60 произведений: «Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез сюда: 2 последние главы „Онегина“, 8-ю и 9-ю, совсем готовые в печать. Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: „Скупой рыцарь“, „Моцарт и Сальери“, „Пир во время чумы“ и „Дон Жуан“. Сверх того написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо?» — делится Пушкин в письме Петру Плетнёву.

В «Истории села Горюхина» он, фактически, описывает печальную судьбу семейных  болдинских владений: «Темные предания гласят, что некогда Горюхино было село богатое и обширное, что все жители оного были зажиточны... Но предки мои, владея многими другими отчинами, не обращали внимания на сию отдаленную страну».
Тогда, вернувшись в Москву зимой 1831 года, Александр Сергеевич и Наталья Николаевна, наконец, поженились.

Осенью 1834 года обстоятельства вновь приведут Пушкина в Болдино. На этот раз ему пришлось временно принять на себя дела по управлению имением, которое находилось на грани разорения. Этой осенью родилась «Сказка о Золотом Петушке».

*

В девяти километрах от города Ардатова Республики Мордовии на живописной лесостепной возвышенности стоит село Хрипуново.

Когда-то через здешние места на Русь ходили татаро – монголы, русские князья ездили в Орду за ярлыками на правление, а потом - Иван Грозный со своей ратью проходил эти мордовские земли, чтобы взять Казань. По преданию, в конце XVI века недалеко от устья реки Иржи появился некий мордвин Хрипун, который основал деревню, получившую название Хрипуны.

Имеется любопытная версия того, что фамилия Чаадаевых - следующих владельцев села Хрипуны восходит к восточному имени Чагадай (Джагатай). Так звали  второго сына Чингисхана, ставшего монгольским ханом улуса Чагадай. Потомок Чингисхана – «басманный философ» Пётр Чаадаев, ориентировавший православную Россию в католическую Европу?- звучит настолько парадоксально, что лучше обратиться к западной версии, изложенной в историческом труде Г. Ф. Миллера: «Известия о дворянах российских» и «Бархатной книге» (1787), где указано: «Чаадаевы. Выехали из Литвы. Название получили от одного из потомков выехавшего и прозывавшегося Чаадай, а почему неизвестно…В основе двух фамилий (Чаадаевы и Чеодаевы) лежит собственное мужское имя монгольского происхождения (историческое имя второго сына Чингисхана Джагатая-Чагатая и племени, из которого происходил Тамерлан) со значением храбрый, честный, искренний». Выходит, что разночтений между восточной и западной версиями истории рода нет? Просто не хватает доказательств?

Итак, по этой, проверенной версии, фамилия произошла от прозвища Чегодай (Чаадай), которое в XVI веке носил богатый муромский землевладелец Григорий Матвеевич - общий предок Чаадаевых и Чертковых . Фамилию Чаадаевы получили потомки его сына Дмитрия, а Чертковыми стали потомки сына Ивана, по прозвищу Черток.

А ещё раньше, в XV веке, в городе Мценске, что в русско-литовских землях за Окой, воеводствовал один из потомков князя Рюрика Григорий Протасьевич. Он, далёкий предок Петра Яковлевича Чаадаева, прослыл тем, что спас от набега татар свой Мценск, ценою предательства московского князя. Посланный от литовского князя на помощь московским полководцам, князьям Дмитрию Шемяке и Дмитрию Красному, Григорий Протасьевич изменил русским, подав знак татарам напасть в самый неожиданный момент. Довольные татары не тронули Мценска, но московский князь приказал ослепить предателя.

Землями Арзамасского уезда потомки Чаадая уже владели с середины XVII века, а село Хрипуново Арзамасский дворянин Иван Артемьевич Чаадаев, приобрел в 1653 году. На селе уже стояла деревянная церковь в честь одной из наиболее почитаемых в русском православии икон- образа Пресвятой Богородицы «Знамение». Иван Артемьевич построил помещичий дом, а его правнук Петр Васильевич Чаадаев в 1746 году заменил обветшавшую к тому времени церковь на новую, тоже деревянную и однопрестольную. Хрипуны переименовали в Чаадаево.

Каменный пятипрестольный храм в честь иконы Пресвятой Богородицы «Знамение» в 1790-е годы на прежнем месте начал возводить отец братьев Михаила и Петра Чаадаевых Яков Петрович.

Яков Петрович Чаадаев  до своей отставки в чине подполковника, за отвагу в Шведской компании1788-1790 годов был награжден Георгиевским крестом. Перебравшись в начале 90-х годов XVIII века с супругой в свое родовое имение Хрипуново Ардатовского уезда Нижегородской губернии, поступил на службу советником Нижегородской уголовной палаты и стал постоянным членом Нижегородского литературного кружка. Будучи автором многочисленных салонных стихов, он однажды наделал много шума своим памфлетом «Дон Педро Прокодуранте», в котором вывел на чистую воду. директора Государственной экономии Нижегородской губернии П. И. Прокудина, нагло грабившего государственных крестьян. В результате мздоимцу службу пришлось оставить, а  Яков Петрович Чаадаев за полезную общественную деятельность был отмечен благодарностью Нижегородского литературного кружка.
Но вскоре, в 1795 году, отец семейства скончался. Управление поместьем и строительство храма продолжила его супруга Наталья Михайловна, урожденная княгиня Щербатова. Мать братьев Петра и Михаила Чаадаевых была дочерью автора 15-томной “Истории России”, князя Михаила Михайловича Щербатова, происходившего из Черниговских Рюриковичей.

Спустя два года умерла и она, оставив малолетних сыновей, 5 и 3 лет от роду, а так же обязательства по завершению возведения храма князю Дмитрию Михайловичу Щербатову. Дядя - князь стал опекуном мальчиков, а тётя - княжна Анна Михайловна Щербатова – их воспитателем.

 «Был еще другой опекун, какой-то граф Толстой, но про того я ничего не знаю», пишет родственник Чаадаевых и биограф Петра Яковлевича  М. Жихарев. Известный в будущем философ рос,  по словам М. Жихарева: «чрезвычайно умным, бойким, живым, замечательно образованным, необыкновенно красивым и до последней степени избалованным и самовольным мальчиком».

 В 1819 году в Хрипуново освящается главный Знаменский престол  с колокольней. А в 1834 году из Москвы в родовое имение на постоянное жительство приезжает наследник родового имения - Михаил Яковлевич Чаадаев с женой Натальей Захаровной. На дочери своего камердинера Михаил женился в знак благодарности за то, что тот успел перед обыском в 1825 году уничтожить все бумаги, компрометирующие М.Я. Чаадаева, как человека, сочувствовавшего декабристам.

Здесь Михаил Чаадаев безвыездно проживёт 32 года до самой своей смерти. Из-за пропасти в образовании с соседями по имению, он будет вести малообщительный образ жизни, лишь изредка выезжая в Ардатов или Арзамас по хозяйственным делам.

Хороший знакомый М.Я. Чаадаева ардатовский исправник П.Л. Бетлинг вспоминал: « Михаил Яковлевич был честен в денежных расплатах до мелочи с любым мужиком; вежливости он был чрезвычайной: если бы кто ему сказал  случайно грубое слово, то М.Я., приподняв фуражку, самым вежливым образом попросил бы  собеседника извинится или выбрать оружие, назначить час и место для разрешения обиды».

Михаил Чаадаев имел прекрасную библиотеку; выписывал московские журналы для себя и для соседей, много читал, писал стихи, вёл широкую переписку с друзьями и проводил экономические исследования. К сожалению, научные работы Михаила Яковлевича были уничтожены по его распоряжению родственниками.

Как старший брат, Михаил всю жизнь опекал Петра, который совершенно не интересовался делами имения. Беря на себя все денежные расходы и долги экзальтированного «басманного философа», читая в письмах постоянные жалобы на жизненные неурядицы, Михаил всегда оставался предельно внимательным и заботливым братом.

По воспоминаниям местных помещиков, Михаил Яковлевич своим новаторским отношением к крепостному крестьянству сильно влиял на помещичью среду уезда и края, подготавливая ее к предстоящим событиям 1861 года. Так, уже после смерти М.Я. Чаадаева служитель Хрипуновской Знаменской церкви отец А.Вилков рассказывал: …“Михаил Яковлевич задолго до отмены крепостного права объявил крестьянам своим, что они лично свободны; что кто из них не захочет брать участки земли, им умеренно расцененные, то может отлучаться куда захочет и, конечно, не обязан будет ни какою платою ему, как помещику. Михаил Чаадаев устроил у своих крепостных крестьян вроде самоуправления под его наблюдением… Землю всю он считал своею собственностью. Отпустить крестьян на волю документально было невозможно: остающимся или владельцу за них пришлось бы до ревизии платить подати и отвечать рекрутами. Так в его имении из 200 душ сто было отпущено на волю, а оставшиеся  сто платили за двести душ и подати и рекрутчину. Крестьяне под его управлением жили счастливы, довольны и спокойны. Любили, боялись, гордились им. До сего времени (1886 год) воспоминание о нем вызывает у них невольное и неподдельное чувство гордости и приятности, сознания мощи, веры, надежды и разума”.

При новом хозяине Знаменский храм хорошеет: освящаются престолы, на куполе устанавливается обитый железом крест, cтены и своды церкви обретают роспись.
Михаил Яковлевич был назначен опекуном своего сумасшедшего двоюродного племянника Дмитрия Васильевича, а после его смерти оказался ненадолго единственным наследником всех чаадаевских имений. Скончался Михаил Чаадаев в 1866 году и был похоронен в родовом склепе с. Хрипуново.

Вдова Михаила Яковлевича пережила мужа ненадолго. Она, не очень образованная и безхозяйственная, совершенно не умела управлять имениями.  Сын инспектора Удельной конторы Ардатова, поэт Б. А. Садовский вспоминал, что доход хрипуновской помещицы достигал весьма значительной суммы – 12 тысяч рублей в год, из которых вдова М.Я. Чаадаева тратила на себя две тысячи – «прочие деньги при ней считал духовник, и барыня, перевязав пачку, прятала в кулёк. Кулёк назывался „кладушкой“ и вешался в амбаре. Точного числа кладушек барыня и сама не знала. Служанка начала понемногу таскать их. Долго Чаадаева не замечала покражи; наконец служанка похитила золотой медальон и с ним попалась».

Где-то в конце XIX-начале XX века крестным ходом был перенесен в Хрипуново список с чудотворной Серафимо-Понетаевской иконы «Знамение». Прихожане считали, что молебны перед иконой не раз спасали их от природных невзгод и эпидемий.

А вот уже Советская власть рьяных атеистов решила, что церковное убранство будет лучше разграбить, а само здание селянам Хрипунова - использовать как склад для зерна. Следующее поколение «иванов, не помнящих родства», по собственной инициативе стянуло с купола крест, «умело» привязав его верёвками к трактору. В итоге, символ православия был повержен, оставив на своем месте большую дыру над куполом. Дождь и снег вскоре довершили начатое разрушение «буржуйского наследия», в остове которого ещё какое-то время находили приют голуби.

Однако, икону Божией Матери «Знамение» удалось сохранить жившим в годы гонений на церковь в Хрипунове монахине и послушнице Серафимо-Дивеевского монастыря. Икону зарывали в землю, прятали по домам.
Лишь после распада СССР  разрушенный Знаменский храм был передан Свято-Троицкому Серафимо-Дивеевскому монастырю, при котором был открыт скит. Восстановили храм, святой источник, построили сестренские дома. В декабре 1994 года чтимая икона «Знамение» Пресвятой Богородицы снова заняла своё прежнее место.

*

В 1869 году, город Арзамас станет также мистической границей, разделивший на «до» и «после» жизнь известно писателя, родственника второго зятя Левашовых графа Льва Николаевича Толстого.
 
Получив большой гонорар за свой роман «Война и мир», он, посоветовавшись с супругой, принимает решение приобрести для семьи имение Ильино в Пензенской губернии. Но, проделав путь на поезде от Москвы до Нижнего Новгорода, а затем в дорожной карете - до Арзамаса,  поворачивает снова в Москву, не доехав до Пензы 300 вёрст.

Дело в том, что ночью в гостинице писателя охватил «арзамасский ужас», о котором Лев Николаевич написал в своём письме к жене, в дневнике и в автобиографическом рассказе «Записки сумасшедшего». Инцидент произошёл с писателем на срединном рубеже его жизни, когда ему исполнился 41 год (как известно, всего он прожил 82 года). Л.Н. Толстому вдруг чётко представилось, что в месте назначения его непременно ожидает смерть.

Но главное, что эти несколько часов проведённые в арзамасской гостинице навсегда изменили его образ жизни и мировоззрение. Выбрав для себя путь духовных исканий, Лев Толстой стал отдаляться от близких.
 
Во время «духовного переворота», Лев Толстой отказывается от благ цивилизации, всего имущества, от авторских прав на свои произведения в пользу супруги и детей, переодевшись в крестьянскую одежду и став вегетарианцем и аскетом, Просвещённый помещик, бравый офицер и щёголь, автор «Анны Карениной», «Севастопольских рассказов» и «Войны и мира» превращается в психолога, философа, проповедника и праведника. Из-под его пера выходят: «Отец Сергий», «Записки сумасшедшего», «Исповедь» «Крейцерова соната».

Он вдруг стал осознавать всю бессмысленность и тщетность намечаемых планов, а также невозможность скрыться от «чего-то страшного», сидящего внутри себя самого: «От чего, куда я убегаю? — Я убегаю от чего-то страшного и не могу убежать. Я всегда с собою, и я-то и мучителен себе. Я, вот он, я весь тут. Ни пензенское, ни какое именье ничего не прибавит и не убавит мне. А я-то, я-то надоел себе, несносен, мучителен себе» - пишет Лев Николаевич супруге.
 
В одной из вершин мировой психологической прозы «Смерть Ивана Ильича» Толстой показывает, что только смерть приводит человека к пониманию того, чем была его жизнь. Писатель и сам пересматривает свою жизнь, переосмысливает религиозные догматы в сочинениях: «Исследование догматического богословия», ; «В чём моя вера?», «Так что же нам делать?», издаёт «Соединение и перевод четырёх Евангелий».

В споре между «беседчиками» и «арзамасцами», как и между более поздними «западниками» и «славянофилами» Лев Николаевич Толстой не присоединяется ни к одному из лагерей. Мнение писателя о том, нужны ли Европейские ценности России, стоит особняком. Он увлекается и высоко ценит некоторых европейских мыслителей, особенно француза - демократа Жан-Жака Руссо, который видел причину неравенства людей в частной собственности и выступал за народовластие. «В моей жизни было два великих и благодетельных влияния: это влияние Руссо и Евангелия»,- уже на склоне лет признавался Л.Н. Толстой.

Однако, несмотря на то, что Толстой так высоко отзывался о европейском мыслителе, брать пример с современного Запада не советовал. Его очень огорчало, что в России «во всём рабски подражают тому, что делается в Европе и Америке». Путешествуя по Европе, Л.Н. Толстой не нашёл ничего нового для воплощения своих идей по совершенствованию народного образования в России, был возмущён царящей там свободе нравов: «Люди Европы и Америки находятся в положении человека, уже так далеко зашедшего по дороге, которая сначала казалась настоящей, но которая чем дальше он шел по ней, тем более удаляла его от цели, что ему страшно признаваться в своей ошибке», - напишет он в 1905 году в статье «Великий грех».

Не питая иллюзий и к российской действительности, Лев Николаевич всё же считал, что русский народ, при всей своей «плохости», пока не свернул с правильного пути и он быстрее  европейских стран может достигнуть нравственного совершенства и благополучия. Но произойти это может, по мнению писателя-философа, только если страна останется крестьянской.


Примечания:

(1) Болдинское имение, раннее принадлежавшее матери братьев Пушкиных, было в 1802 году после её смерти поделено между Василием и Сергеем – отцом А.С. Пушкина.

(2)В 2013 году дом, который некогда арендовал В. Л. Пушкин (Старая Басманная, 36), чудом уцелевший во всех перипетиях московской истории, был отреставрирован и превращён в дом-музей. В доме-музее Василия Львовича в одной из комнат воспроизведён обед общества «Арзамас».

(3) Храм Никиты Мученника, арх. Д.В. Ухтомский, был построен в конце 1740-х годов на месте старого, пострадавшего от пожара. Знатные дворяне, проживавшие на Старой Басманной улице, поставили цель построить храм больше и лучше храма Петра и Павла у соседей на Новой Басманной улице.

(4)В настоящее время в исторической части села Большое Болдино организован Государственный литературно-мемориальный и природный музей-заповедник А. С. Пушкина «Болдино».



Продолжение: http://proza.ru/2025/03/26/1481

"СВЕТ И ТЕНИ МОСКОВСКОГО ФЛИГЕЛЯ".
К началу сборника:http://proza.ru/2025/03/21/914