Найди меня

Сонечка мечтала о большой и светлой любви, но каждый раз на её пути встречался иллюзорный идеальный мужчина. Прозрение наступало достаточно быстро, придуманный образ разбивался о скалы быта, реальной жизни. И вновь она оставалась одна. То ли от безысходности, то ли по велению сердца, то ли судьба так распорядилась, она вдруг начала рисовать. И каждый раз с удивлением рассматривала собственные картины. Друзья подарили ей акриловые краски, карандаши, кисточки, грунтованный картон и несколько холстов на картоне.
Она погрузилась в творчество и была безмерно счастлива. Ольга Ивановна с тоской смотрела на дочь, которая ушла из школы, где работала после окончания института учителем истории. Нет, она не роптала. Слава Богу, у неё была работа, стабильная заработная плата, так что им вдвоём с дочерью хватало на жизнь, а принадлежности для  живописи дарили Сонечке друзья. Только страшно ей было за дочь, разменяла третий десяток, а ни мужа, ни детей, ни работы, одни иллюзии. Но зато Сонечка была лишена скуки, страха и злобы, которые (по мнению Ольги Ивановны) укорачивали жизнь. Кто-то сказал, что чем выше летаешь, тем больше видишь. Ольга Ивановна была уверена, что её дочь способна взлетать очень высоко. Главное, чтобы никто не посмел ей подрезать крылья. Мать Сонечки не всё понимала в творчестве дочери, зато ощущала чудесность её картин. Вроде, ничего особенного, а душа просыпается и ликует, когда она замирает возле очередного полотна дочери. Объяснить подобный феномен Ольга Ивановна не могла.   
Как не могла понять, почему иногда картина словно «оживала», раскрывала некие запредельные глубины, которые скрывались за необычной формой. Рядом с картинами Сонечки пробуждалась память: давно забытые эпизоды жизни вдруг всплывали в сознании и виделись несколько иначе, чем тогда, когда она находилась внутри события. Ощущали ли другие люди нечто подобное, мать Сони не ведала. Достаточно, что она увидела необычность картин дочери. Конечно, она могла ошибаться, но ей казалось, что рядом с Сониными картинами происходили изменения к лучшему: улучшалось настроение, самочувствие, что само по себе было чудом. Ольга Ивановна вдруг осознала, что так, как её Сонечка, никто не пишет картины. И появилась от этого не гордость, а страх за дочь. Кто её защитит от жестокости, обмана и лжи, которые царили в этом мире? Среди людей такого человека не было, оставалось уповать на Бога. В тайне от дочери она молилась, как могла, чтобы беды обходили стороной её Сонечку.
Правда, ни она, ни дочь не ведали, что делать с такими необычными картинами. Помог случай. Как-то её подруга привела к ним в гости некого искусствоведа, который решил организовать в музее, где работал, персональную выставку для Сонечки. Он понимал, что средств на аренду помещения и оформления картин у неё нет, и тогда он предложил расплатиться картинами после выставки. Пятнадцать картин в подарок  музею, как сказал он, плюс несколько картин на подарки администрации и нужным людям. Сонечка с благодарностью приняла предложение, потому что не знала ценность и стоимость собственных картин. 
Она передала по списку имеющиеся у неё в наличии картины искусствоведу, который всё согласовал, организовал, оформил полотна, назначил дату открытия выставки и известил об этом автора. Он позаботился о том, чтобы на открытии выставки присутствовали бизнесмены, меценаты, музейные работники, художники и все те, кого могло заинтересовать необычное творчество Софии Поднебесной. Суета по поводу организации выставки не коснулась Сонечки. Она продолжала творить. Закончились краски, стала писать пастельными мелками, восковыми карандашами, гелиевыми ручками, всем тем, что было под рукой, закончился подаренный ей картон, в ход пошла обёрточная бумага, которую принесла мать с работы. Картины от этого просто стали иными. Понятие «хуже-лучше» к ним было не применимо. Казалось, само пространство поддерживало необычную художницу, дарило ей вдохновение, радость созидания, раскрывало перед ней необозримые просторы космоса, которые она трансформировала в творчество. 
Искусствовед попросил Сонечку подвезти ещё восемь полотен. Картины на бумаге в стиле смешанной техники стали новым направлением в творчестве непрофессиональной художницы. Можно было домысливать всё, что угодно. Задавать вопросы «почему» и «как», видеть улыбку на лице творца, и наивное объяснение, что просто закончились краски и картон. Да и  какая разница, чем рисовать. Она писала вопреки всем законам художественного мастерства, рвала перспективу, вписывала то, что невозможно было вписать, сочетала несочетаемое, нарушала пропорции не потому, что хотела создать нечто оригинальное, она просто не знала, как правильно, но в итоге картины получались гармоничными, необычными, завораживающими и живыми. В её же понимании не существовало никаких нарушений. Для неё всё было правильно. А ощущение выхода за пределы отведённого пространства привносило некую тайну в её творчество. Потом оказывалось, что некоторые полотна являются продолжением уже созданных.  Пространство при их сложении раздвигалось, что завораживало зрителя и удивляло создателя.
Ей было отведено под выставку три небольших зала. Соня рассматривала висящие на стенах музея оформленные картины перед открытием выставки и не могла поверить, что всё это создала она. Худенькая женщина с огромными глазами иногда замирала возле какого-нибудь полотна и подолгу всматривалась в то, что открывалось ей. Она уносилась в запредельность, возвращалась и радовалась, что такое возможно. Более того, Соня видела, как проявляется со временем то, чего не было на полотнах. Они словно жили собственной жизнью. 
На открытии выставки было много людей. Выступающие рассуждали о Сониных картинах, а ей казалось, что всё это никак ни к ней, ни к её картинам не относится. Кто-то попытался провести параллель с картинами Гончаровой. Кого-то поразил мистический аспект полотен, невероятный стиль, кто-то восторгался, что автор так тонко и гармонично нарушал законы живописи, создавал нечто новое, открывал инобытие. Они просто не знали, что Соня не ведала об этих самых законах, а потому не могла нарушать то, что для неё не существовало. После выступлений люди рассматривали её полотна, говорили нечто непонятное. И никому не было дела до неё. Она встала в сторонке и стала наблюдать за теми, кто пришёл на её выставку. Иногда грустные лица посетителей озарялись улыбкой, кто-то пытался объяснить необъяснимое стоящим рядом людям, кто-то выстраивал фантастические теории. Сонечка слушала их и удивлялась, как много сказочников пришло на выставку. Их не интересовало реальное положение дел, они словно обретали значимость оттого, что рассказывали небылицы не только о картинах, но и о ней самой.
Высокий мужчина средних лет привлёк Сонино внимание. Нет, он ничего не придумывал, ничего никому не объяснял, он видел то, что другие не видели. Она каким-то невероятным образом ощутила исходящую от него заинтересованность тем, что она создавала (не с точки зрения экономической или эстетической). А ещё она считала с него страстное желание помочь автору. Он подолгу вглядывался в каждое полотно и улыбался, когда удавалось прорваться в запредельность. А возле одной картины он даже воскликнул: «Ничего себе». Когда он рассмотрел все картины, то стал спрашивать у присутствующих, где бы он мог пообщаться с автором. Кто-то показал ему на хрупкую женщину, что с удивлением смотрела на происходящее вокруг неё. 
- Здравствуйте, - услышала она. – Меня зовут Алексей Петрович. А вы София Поднебесная? Это псевдоним?
- Здравствуйте. Нет. Это моя фамилия. Вы хотели что-то ещё узнать у меня?
- Да. Скажите, а почему вы стали писать картины в смешанной технике?
- Потому что закончились краски, кисти, грунтованный картон и холсты на картоне, зато я нашла обёрточную бумагу, карандаши, мелки и ручки. Я даже не знала, что это смешанная техника. Мне было радостно, что я нашла выход, что можно использовать для творчества простые вещи. Наверное, это счастье, что я нигде не училась и не знала, что можно, а что нельзя.
- Я хотел бы подарить вам краски, кисти, холсты на картоне и грунтованный картон. Скажите, куда всё это подвезти?
- Ко мне домой, - улыбнулась Соня. – Адрес запишите или запомните?
Он достал блокнот.
- Диктуйте. А телефон у вас есть?
- Есть. Домашний. Записывайте.
- Если я завтра подъеду к вам, это не нарушит ваши планы? – спросил Алексей Петрович.
- А у меня нет никаких планов на завтра. Я назначила один день в неделю, когда буду приезжать в музей, чтобы люди могли пообщаться со мной (хотя вы же видите, что ко мне не выстраивается очередь). Думаю, что на самом деле мне и в отведённый день здесь делать будет нечего. Так что приезжайте завтра, Алексей Петрович.
- Я предварительно позвоню вам. А то вдруг что-то изменится в ваших или моих планах, - улыбнулся Алексей Петрович.
- Ничего не изменится, - уверенно произнесла она. - Завтра – наш день. Выберите себе понравившуюся картину, я вам подарю её после выставки.
- Я могу приобрести любое полотно у вас, - заявил Алексей Петрович. – Если цена будет в пределах разумного.
- Можете. Но мне будет приятно, если вы примете от меня картину в подарок.
- Хорошо. Я понимаю вас. Не хотите быть должником?
- Нет. Я хочу быть вашим другом, - вдруг выпалила она. – А друзьям не продают картины, их дарят.
- Согласен, - улыбнулся Алексей Петрович. – Тогда на правах вашего друга вы позволите мне иногда приезжать к вам в гости?
- Конечно. Я буду рада видеть вас. Вы интересный собеседник, творческий человек. Вы чем-то похожи на меня. Не внешне, - засмеялась она.
- Вы правы. Я ощущаю с вами некую созвучность, - произнёс Алексей Петрович. – А сейчас я вынужден вас покинуть. Дела. Так что до завтра. Подъеду к часу дня, - он слегка поклонился и затерялся среди толпы.
От этой встречи у Софии появилась уверенность, что всё не напрасно. И не важно, что больше так никто и не подошёл к ней. Зато она услышала много интересного о своих картинах и о себе. Прямо противоположные мнения вызывали у неё улыбку. Главное, что не было равнодушных зрителей. А когда основной поток людей стал иссякать, она  покинула пункт наблюдения и ушла никем незамеченной (или, скорее всего, неузнанной).   
- Как всё прошло? – спросила мать, когда вернулась с работы. – Ты не обижайся, что не смогла прийти на открытие твоей выставки. Я как-нибудь в будний день одна зайду в музей или вместе с тобой в выходной съездим. 
- Нормально всё прошло. Люди такие сказочники. У каждого оратора  появилась своя версия, как я пришла к творчеству, что хотела выразить, проводили неожиданные параллели, а истинное положение дел никого почему-то не интересовало. Правда, я познакомилась с очень интересным человеком на выставке. Он так же видит мир, как я. Завтра обещал заглянуть, привезти краски, кисти, короче, всё для творчества. Жаль, что ты работаешь днём, а то бы познакомилась с Алексеем Петровичем. Правда, у него мало будет времени на общение со мной. От чая откажется. Зато через неделю приедет снова, и тогда ты увидишь его. Хороший человек, задушевный и очень светлый, хотя и прячется за суровой внешностью, но я увидела его, - она посмотрела на мать. – Глупости. Он женат. И мы никогда не будем вместе. Это просто друг. Слышишь? Я ответила на твой не прозвучавший вопрос.
- Ответила. А свою жизнь ты когда-нибудь собираешься устраивать? – спросила Ольга Ивановна.
- Она устроена. Такого человека, как Алексей Петрович рядом со мной никогда не будет. А другого мне не надо. И потом, иметь хорошего надёжного друга - это счастье. Подарок судьбы.
- Блаженная. Накрывай на стол. Я торт купила. Праздновать открытие твоей выставки будем, - произнесла мать и скрылась за дверью своей комнаты.
Она знала, что дочь слышит её мысли. Хотя была уверена, что не только её, но и мысли других людей были ей доступны. Она родилась такой. Правда, Сонечка научилась хранить молчание, чтобы не шокировать людей. Конечно, при таком раскладе любой человек был у неё, как на ладони. Ничего не скроешь. А с тех пор, как стала писать картины, ещё и предвидеть что-то стала, хотя не озвучивает это «что-то». Может, она всё правильно делает. Ведь то, что ты не знаешь, вовсе не означает, что этого нет. Ольга Ивановна вздохнула, хотела посетовать, что, видно, не удастся Сонечке избежать одиночества. Она всей душой желала ей женского счастья.
- Мам, - услышала Ольга Ивановна, - хватит переживать. Всё у нас хорошо будет. Вот увидишь. Денег, правда, моё творчество нам в семейный бюджет не принесёт. Но Бог нас никогда не оставит. И в школу я не вернусь. Не моё это. И я не одинока. Любить и быть любимой – не всем дано. А мне Бог подарит такое счастье. И не забывай, что важно лишь то, что создано из истины и радости, а не из золота и драгоценных камней.
- Но я всё рано за тебя переживаю, - произнесла Ольга Ивановна. – И ничего поделать с собой не могу. А что ты собираешься делать с рассказами, которые пишешь? Может, их надо в редакцию какую-нибудь отправить? Поговори с Алексеем Петровичем. Может, у него знакомые какие-нибудь в этой области есть.
- Сердобольная ты моя. Не всё сразу. Хочу напомнить, когда грустные мысли лезут к тебе в голову, переключай себя на что-нибудь другое. Я же уже говорила тебе, что всё в этом мире прописано, у каждого своя книга жизни. И что всё будет, как должно быть.
- Я стараюсь. Но не всегда получается, - произнесла мать. – Честно.
- Ничего, если долго мучиться, что-нибудь получится, - засмеялась Сонечка. - Я уже накрыла на стол. Твоя дочь голодная, не заставляй её ждать.
- Сейчас, только руки вымою. Да у нас с тобой сегодня праздничный ужин, - всплеснула руками Ольга Ивановна, когда появилась на кухне.
- Конечно.    
- Сонечка, я люблю тебя.
- Я знаю. Я тоже люблю тебя.
Алексей Петрович приехал в точно назначенное время, снял с плеча огромную сумку и посмотрел на Сонечку.
- Здравствуй, красавица.
- Здравствуйте. Вы мне льстите. Правда, от всей души. Хотя, возможно, вы видите не внешнее, а внутреннее. Тогда я не спорю с вами. Признаюсь, мне приятно ваше заявление, хотя и произнесённое слегка шутливо. Чай не предлагаю, всё равно откажитесь. Вы торопитесь?
- Тороплюсь. Как тебе удаётся?
- Что?
- Значит, не всё знаешь, раз спрашиваешь?
- Всё никто не знает. Это прерогатива Бога. И я не болтушка. Вы же спешите, а я не желаю вас задерживать. Ответ принят?
- Принят, - рассмеялся он. - Я на следующей неделе заскочу, если позволишь. Уж очень пообщаться хочется. И перестань мне выкать. Будь проще.
- Как скажешь. И, правда, мы ж друзья с тобой.
- Ты похожа на подростка, который может что-нибудь сделать или сказать непредсказуемое. С тобой не соскучишься, - произнёс он и слегка коснулся её волос. - Всё, прощаюсь. Постоял у порога и убегаю. Знаю, не очень-то вежливо с моей стороны, но ты меня простишь и поймёшь, я откуда-то это знаю.
- Уже.   
- Что?
- Поняла, а прощать тебя не за что. Мы же на следующей неделе встретимся. Уже забыл? Стихи не забудь принести, а я тебе свои рассказы дам почитать.
- Я разве говорил тебе, что пишу стихи? - спросил он.
- Я просто подумала, что человек, который видит мои картины так же, как я, должен писать стихи. Или я ошиблась? – спросила она.
- Захвачу тетрадь. Мне легко с тобой. Не надо притворяться и что-то из себя строить. Побежал, - произнёс он. – До встречи, - он вышел на лестничную площадку и подмигнул Сонечке.
- Классно. Я так не умею,- рассмеялась она. – До встречи, Алёша, - произнесла она, закрыла дверь, а он подумал, что судьба удовлетворила его просьбу послать созвучного с ним человека, тогда почему же он опять недоволен?
«Потому что уж так устроены люди: им всегда чего-то не хватает. Принимать то, что тебе даётся судьбой, не все могут. Люди почему-то думают, что они лучше Бога знают, что им нужно».
Сонечка старалась не думать о предстоящей встрече с Алексеем Петровичем. Она сделала перерыв в написании картин и переключилась на написание рассказов, от которых у неё душа пела на все лады. Ей хотелось поделиться с Алексеем своей радостью. Она отобрала несколько рассказов, чтобы у него было представление о другой грани её творчества. Перегружать его она  не хотела. У него и без неё забот полный рот. А как человек обязательный, он будет изыскивать время, чтобы прочитать то, что ему дали. Нет, её рассказы должны радовать читателя, а не превращаться в наказание для них. Алексей Петрович приехал, как и обещал, на следующей неделе. Сонечка закричала: «Ура!», как только открыла ему дверь.
- Привет! Чему радуемся? – заулыбался он.
- Привет-привет! Ты же знаешь, зачем спрашиваешь? И не чему-то я радуюсь, а кому-то. Проходи на кухню. Ты должен мне всё рассказать. 
- Всё невозможно рассказать, - улыбнулся он, достал тоненькую тетрадь и положил перед Соней на кухонный стол.
- Спасибо. Что-то мне расскажут твои стихи, во что-то ты меня посвятишь со временем. Не жалей, что принёс стихи. Я напугала тебя?
- Я не из пугливых. К тому же твои рассказы мне тоже немало поведают о тебе. Не так ли? И где обещанные рассказы?
- В папке. Я отобрала несколько рассказов. Думаю, они тебе понравятся. Со временем ты прочитаешь их все, но не сейчас. Тебе надо разобраться с новым проектом.  Это удивительно, что у тебя появилась возможность заглянуть ко мне. Я должна тебя познакомить со своей мамой, она сегодня раньше придёт с работы, и мы будем пить чай. Алёша, не надо предлагать мне деньги. Я не возьму их. Мы не умираем с голоду. Да, я так въехала в творчество, что не могу больше ничем заниматься, а картины, к сожалению, или к счастью, не продаются. Так что я могу их дарить людям. И тем бизнесменам, что ты прислал  на мою выставку, я подарила понравившиеся картины. Ты не сердись на меня за это. У них проблемы (у каждого свои), а картины помогут им увидеть причины их бед. Разве можно брать деньги за это?
«Блаженная. И как ей помочь?» - подумал Алексей Петрович.
- Я не блаженная. Я нормальная. И в помощи пока не нуждаюсь.
- Ты слышишь меня без слов? И когда я не рядом – тоже? – вдруг спросил он, а она пожала плечами и улыбнулась, потому что не хотела лишний раз объяснять, что это у неё с рождения, да и не очень-то он желал, чтобы его слышали, ибо мысли бродили в его голове разные и не всегда благородные. 
- Лучше расскажи мне, что тебя так взволновало перед нашей встречей? – спросила Соня, хотя знала причину, могла бы и не спрашивать, но ей почему-то было важно, чтобы он поведал ей, что так расстроило его, хотя уже знала, что проблема разрешилась сама собой, остался лишь осадок, который исчезнет, как утренний туман.
То, что Алексей Петрович оказывал благотворительную помощь разным людям, его жена знала. Если хочешь, чтобы твой бизнес процветал, надо делиться с малоимущими людьми или жертвовать десятину церкви. Об этом она слышала от разных людей. И никаких вопросов по этому поводу у неё никогда не возникало. До тех пор, пока накануне водитель мужа не доложил ей, что Алексей Петрович лично отвозит холсты и краски художнице, а не отправляет его с поручением. Где конкретно живёт эта самая Поднебесная, водитель не знал, ибо Алексей Петрович выходил из машины чуть ли не за квартал, отпускал его на час, а потом возвращался. Почему водитель «заложил» своего начальника, сложно сказать. Может, обиделся, решил, что ему не доверяют? В любом случае, он пожаловался жене своего начальника, что вызвало возмущение у Нины Ивановны, потом она ощутила раздирающую её на части  ревность, которая подтолкнула её на посещение выставки Поднебесной, хотя любительницей живописи она не была. Уж очень захотелось увидеть, чем эта художница очаровала её мужа.
Алексей Петрович вздохнул и тихо произнёс:
- Мою жену вдруг стала раздирать на части ревность. Виноват мой водитель. Он почему-то решил рассказать моей жене, что я сам отношу холсты и краски художнице, а не посылаю его. Что оставляю его за квартал от твоей квартиры. Моему водителю показалась странной подобная конспирация. А моя жена после его сообщения вдруг помчалась в музей на твою выставку, чтобы увидеть не твои картины, а тебя. Что с ней случилось после встречи с тобой, я до сих пор понять не могу. Вечером она сообщила мне, что видела пигалицу, создающую странные полотна. «Я подошла к ней, хотела сказать какую-нибудь гадость, а она вдруг заулыбалась, пожала мне руку и поблагодарила за помощь, ибо мой муж дарил художественные принадлежности от нас двоих. А в довершение всего это глазастое чудо предложило мне выбрать понравившуюся картину, потому что хочет подарить её мне. Я не смогла на неё злиться. Она сказала, что хочет, чтобы у нас в семье был мир. Что её картины гармонизируют пространство и чистят людей от негативных эмоций. Наверное, это правда, потому что я перестала злиться, растаяла ревность. Я поблагодарила её, а водителя отчитала за сплетни. Он извинился и попросил не сообщать тебе». Так что инцидент был исчерпан, но осадок остался. Водителя я не уволил, потому что уверен, что больше он не станет ничего доносить моей жене. 
Соня выслушала Алексея Петровича и с улыбкой произнесла, что её любовь никого не исключает, что ей дорог Алёша и те люди, которых он любит. А потом пришла Сонина мать, она познакомила её с Алексеем Петровичем. Они пили чай, Алексей Петрович рассказывал смешные истории, всем было весело. Соня сообщила, что написала три новых полотна, побежала в свою комнату, чтобы выставить их на обозрение близким людям. А пока её не было на кухне, Алексей Петрович достал сто долларов и сообщил, что считает своим долгом поддерживать Сонечку материально, но она никогда не возьмёт от него деньги, да и от других людей – тоже.
- Пожалуйста, не отказывайтесь от моей поддержки.
- Соня же всё равно узнает, что вы дали мне деньги.
- Я же вам дал, а не ей. И как вы распорядитесь моей помощью, это вам решать. Я ничего не нарушил. Она отказалась, я принял её отказ, а запретить помогать другим людям, она мне не может.
- Не могу, - услышали они голос Сони, а потом увидели и её саму. – Ты слишком умный. Я уважаю твоё решение. Хотите увидеть, что я наваяла на этой неделе? Удивительные картины. Хвалю не себя, а то, что получилось. Если честно, мне радостно оттого, что через меня открылось Нечто светлое, чистое, - она поставила возле стены три картины и замерла в ожидании, ей хотелось увидеть, какое впечатление полотна произведут на зрителей. - Можно подойти ближе. Вы ощущаете исходящую от них любовь? Я не могла поверить, что вообще такое возможно. Впервые я увидела, как полотна светятся. Я не сошла с ума. Хотя всё моё творчество пограничное, я знаю это.   
- Твои картины наполнены неземной любовью, - произнёс Алексей. - Моё сердце устроило скачки. Сонечка, что ты делаешь со мной? Я думал, что никогда не смогу ощутить то, что ощущаю сейчас. Я люблю тебя, этот мир, я всех люблю. Можно я обниму тебя?
- Можно. И поцеловать в щёчку можно, - произнесла она с улыбкой.
Алексей Петрович обнял Сонечку и, как маленького ребёнка, слегка приподнял, коснулся лицом её волос, а поцеловать не решился.
- Молодец, - прошептала она, когда ощутила, что он поставил её на ноги, и рассмеялась: – Нельзя бежать впереди паровоза.
- Сонечка, все твои картины необычные, а эти особенные, - произнесла её мать. - Можно попросить тебя никому не дарить эти картины. Оставь их нам. Одну, среднюю, можешь отдать тому, для кого она написана.
- Пока что рано делать подобный подарок. Душа должна созреть для него. Так что ты права, я пока никому эти картины не отдам. 
  Алексей Петрович раз в месяц приезжал к Сонечке в гости, забирал новую партию Сониных рассказов, возвращал прочитанный материал, забирал одну тетрадку со своими стихами, оставлял новую. Это со временем стало своеобразным ритуалом. Им было важно, что кто-то читает их творения, высказывает своё мнение. Они могли говорить обо всём на свете. Потом приходила Сонина мать с работы, Алексей Петрович уходил вместе с ней в коридор, вручал конверт, после чего Ольга Ивановна угощала дорогого гостя  пирогом, доставала крыжовенное варенье, которое готовила Соня, и после чего под шутки и весёлые истории Алёши они пили чай.
Казалось, что нет ничего более постоянного, чем ежемесячные визиты Алексея Петровича в дом Сони, их задушевные беседы, чаепитие. Иногда он приглашал Сонечку на прогулку в парк или на выставку какого-то интересного художника. Настало время, когда Алексей прочитал все Сонины рассказы и решил показать их знакомому издателю. Алексей Петрович свято верил, что сможет издать книгу на собственные деньги. Но Соня лишь с грустью посмотрела на него и тихо произнесла:
- Не успеешь.
- Хочешь сказать, что умру раньше?
- Нет. Ты будешь жить долго и счастливо. Просто всё когда-нибудь заканчивается.
- Что именно?
- Всё, - произнесла она с улыбкой. – Не слушай меня. Сейчас весна. До осени ещё далеко.
- А что будет осенью? – спросил Алексей.
- Что-то.
- Что «что-то»?
- То, что нам предписано судьбой. Посмотрим. Нам надо прожить это. Не пытай меня.   
  История с изданием книги затягивалась по причинам, которые Алексей не хотел озвучивать Соне. А она ничего не ждала, ни на что не надеялась, она знала конечный результат, который не озвучивала Алексею. Через два месяца он сообщил Соне, что пришлось поменять издателя, потому что прежний запросил баснословную сумму (что было правдой, от которой ему было неловко). Потом признался, что новый издатель уехал в длительную командировку (и здесь не было никакого обмана), и, в довершение ко всему, ему стало некогда заниматься изданием Сониных рассказов, потому что навалились дела, которые надо было срочно решать (так случается, это жизнь).
Соня смотрела на происходящее спокойно. Они по-прежнему раз в месяц встречались, она выслушивала его жалобы на жизнь, на обстановку в стране, говорила, что это не навсегда, что всё будет хорошо. Он с грустью смотрел на неё и думал, что она настолько оторвана от действительности, что ничего не понимает в жизни, что, может, это и хорошо, судьба хранит её. А она думала, что, оказывается, Алексей совсем не знает её.  А однажды осенью Алексей Петрович позвонил Сонечке и сказал, что им необходимо встретиться. Он объяснил, что заехать к ней в гости не получится, ибо дела навалились, надо срочно разрешить сразу несколько ситуаций. И он не мог ничего придумать лучше, как назначить встречу возле метро в центре города.
Он, как всегда, пришёл вовремя. Разговор предстоял не простой, но Алексей не мог  уехать и не попрощаться с Сонечкой. Он должен был ей объяснить, почему не может сдержать обещание. Решение уехать из страны в Сербию, где жили родственники, созрело весьма спонтанно. Предстояли непредвиденные расходы, и он не мог позволить себе тратить деньги на издание книг необычных рассказов, как и всё творчество Сонечки. Он обещал издать не только её книги, но и каталог картин, которые выставлялись в музее. Алексей Петрович не привык «кидать» партнёров. Он был честный бизнесмен. Сложившаяся ситуация не красила его. Хотя он не заключал никаких контрактов с женщиной, которую знал больше трёх лет. Было желание помочь. Ну, не сложилось. Бывает. А совесть не давала ему спокойно спать. Мог бы, конечно, позвонить и объяснить ситуацию по телефону, а ему захотелось ещё раз посмотреть ей в глаза (он и сам не знал, зачем ему было это нужно). 
Перед ним стояла очаровательная женщина с тонкими чертами лица, огромными голубыми глазами, их которых струился свет. Этого не могло быть, но это было. Как и её самой не могло быть в этом мире. Но она была. Стояла рядом с респектабельным мужчиной в старенькой куртке, белой шапочке, из-под которой выбивалась светлая прядь волос. День выдался холодным, пасмурным и ветреным, а она была счастлива, как может быть счастлив ребёнок, получивший самую дорогую награду.
А ему было не очень комфортно. Зачем он позвал её? Не для того чтобы увидеть смущение на её лице. Она всё понимала. Не соответствует его положению в обществе. Но ведь она ни на что и не претендовала. Она ощущала исходящую от него любовь, смешанную с жалостью. Наверное, он, действительно, хотел помочь ей, только не знал, как. Её картины поражали своей самобытностью. Но она была столь очаровательна в своей непрактичности, что можно было только удивляться. Она раздаривала картины, если видела, что кому-то они нравятся. Да и само пространство, будто не хотело втягивать её в денежные отношения. Он несколько раз находил людей, которые могли бы выставлять и продавать её картины, но их восхищение оставалось на уровне восхищения. Один даже заявил, что после её смерти смог бы устроить аукцион, на котором ценители дрались бы за её полотна, а сейчас он занят раскручиванием успешных художников.
А она только улыбалась и говорила, что пишет картины не ради славы и денег, предлагала выбрать тем, что отказывали ей в помощи, понравившееся полотно в подарок. Те с радостью забирали картину и уходили, а он пытался внушить ей, что так нельзя жить. О чём она вообще думает?
- Ну, я же живу. И думаю о людях. А вдруг мои картины помогут им по-иному взглянуть на мир? Я же знаю, сколько света и любви заложено в них.
- Ты не живёшь, ты выживаешь, - произнёс он, поёжился от пронизывающего ветра и вдруг сообразил, что она в лёгкой куртке стоит перед ним, выслушивает его нотации, смотрит ему в глаза и улыбается.
- Ты же не для этого позвал меня. Ты не сможешь выполнить данное мне обещание издать мои книги и каталог. Я изначально знала, что не сложится. Это не важно. Важен порыв, твоё желание помочь. Это главное. Это дорогого стоит. Ты не расстраивайся.
«Это я должен был утешать её, а не она», - подумал он и увидел улыбку на её лице.
  - Никто ничего не должен, - услышал он. - Я принесла картину тебе в подарок. Помнишь, мои три картины о любви. Среднюю картину я собиралась подарить тебе,  когда твоя душа будет способна принять то, что в этом полотне заложено. Отдаю раньше, ибо ты уезжаешь вместе с семьёй и уже не вернёшься. А значит, у меня не будет возможности встретиться с тобой вновь. К тому же подарок от друга – это ещё и пожелание счастья, любви и доброты. 
- Спасибо. А я без подарка. Что же мы на ветру стоим? - вдруг опомнился он, взял картину из её рук и тут же передал подарок подбежавшему к нему водителю, потом перевёл взгляд на неё и констатировал очевидное: – Ты же замёрзла. Пойдём в кафе. Выпьем по чашечке кофе. У них там пирожки очень вкусные. Хочешь пирожок? – спросил он у неё и увидел улыбку на её лице.
- Хочу.
Он смотрел, как она, смущаясь, пьёт кофе и ест пирожок с вишнёвой начинкой.
«Благотворитель хренов, накормил нищенку», - мелькнула у него мысль.
А она чуть не подавилась, хотела возразить, что просто не успела позавтракать с утра, потому что торопилась на встречу с ним, что согласилась зайти в кафе, потому что окончательно замёрзла, а ещё и, правда, пирожок вкусный, но промолчала, лишь посмотрела на него и вздохнула.
- Спасибо, - сказала она. – Мы больше не увидимся. Не сложится. Ты пойдёшь своей дорогой, я – своей. Ты хороший друг. И ты сделал свой выбор. 
- Ну, не сложилось у нас с тобой в этой жизни. Не сложилось. Я в следующей жизни обязательно найду тебя. Слышишь?
- Звучит, как угроза, - засмеялась она.
- Мы будем вместе, - он свято верил, что так и будет в следующей жизни.
«Иллюзорное обещание, но приятное», - подумала она.
- У меня важная встреча, - он посмотрел на часы.
- Ты торопишься. Я услышала тебя. А почему ты считаешь, что у нас что-то не сложилось? У нас и не должно было ничего сложиться. Ты замечательный, заботливый друг. И мне этого достаточно. Я тоже люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив. Только счастье не в материальном благополучии. У тебя доброе сердце. Наша встреча с тобой в этой жизни – подарок для меня. Ты подарил мне ощущение нужности, - она слегка коснулась его руки. – Не дёргайся. Время неумолимо. Главное, что ты есть у меня вот здесь, - она коснулась груди. – А остальное не важно. Ты всегда будешь рядом, я ощущаю тебя вне времени и пространства. И слышу без слов, - зачем-то призналась она. - Прощай, - произнесла Сонечка и побежала к метро.
«Может, надо было сказать ему, что товарищ не придёт на встречу, что напрасно он боится опоздать? Зачем? Ему и это надо прожить».
 А он смотрел вслед удаляющейся женщине, такой необычной, светлой, доброй, никак не вписывающейся в этот жестокий мир и сердце сжималось от боли и любви. Он тоже понимал, что это была их последняя встреча. Сумбурная. Но ему было важно увидеть её. Сердце бешено колотилось, хотелось плакать навзрыд, но он не мог себе это позволить. Надо было идти, водитель в машине поглядывал на часы, а он продолжал стоять, пока она не вошла в здание метро.
«Найди меня в следующей жизни, обязательно найди, - просила она мысленно, не замечая слёз, и вдруг замерла перед дверью в здание метро. – А надо ли? Пусть будет так, как Богу угодно, а не нам», - она ощущала его взгляд, но не повернулась, открыла дверь и скрылась за ней.


Январь 2025 год