Монстр и лето

Советским летом играл приёмник и пока за мушиным стеклом разливался полуденный зной, Песняры пронзительно пели о Беловежской пуще.
В столовой шутили:
"Пьешь ли ты родниковую правду?"
" Нет. Я пью правду с МДК (малый десантный корабль). Там 3 тонны привезённой из Москвы водопроводной правды".
МДК - нелепый военный  корабль, с монолитной губой опущенной на берег, а в распахнутом чреве, вместо танков и БМП, лежат на рифлёном металле гоночные скифы, вёсла, да гудят мухи.
Стоит он серой железной громадиной, уткнувшись широкой мордой в берег и заняв половину реки. Редкие водомётные "Зари" из Белого городка, обходя его, почтительно сбавляли  ход,  протискиваясь вдоль противоположного берега.
И дремучий лес был  вокруг! Страшный, комарино-гадючий еловый лес. Сырой, тёмный, шумный, глумливый, зыбкий, затаивший непонятный ужас.
И я точно знал, что в этом лесу живёт монстр, а в самом сердце чащи, есть одинокая могила, обложенная белыми валунами. Ребята расказывали, что если вечером встать у берега затона и долго смотреть на деревья, из-за одного из них выглянет гигантская, чёрная фигура, тянущаяся сучковатой рукой. Просыплется дождь сухой сосновой коры и земля вздрогнет...
Тогда нужно бежать к МДК, он защитит!
Бежать, превозмогая немощный ужас в ногах и  обливаясь ледяным потом,  бежать пока не слышен ещё за спиной, треск падающих деревьев погони.
МДК защитит, ведь сегодня день ВМФ!
... пьяные, расхристанные  офицеры, прожекторы в ночи,  голые, шатающиеся тела во флотских трусах с воплем обрушивающиеся с мостика в теплую, чёрную воду, стрельба в тёмное небо, бони эм ритмично поливающее очередями ночные заросли...
Поэтому монстр никогда не приходил к берегу и во всполохах света возле МДК, можно было перевести дух...
------
Лес уплывал назад,
МДК шёл домой. Держась за леер, я с замиранием сердца, не отрываясь смотрел на лес, но никто не появился среди деревьев, не встал вровень с ними и не вздрогнула земля кругами по воде. Прощаясь, я поднял руку и стоял так,  пока лес не скрылся из виду. Река расширилась, потянулись камышевые островки, корабль наддал и всё вокруг утонуло в дизельной дымке.
Ночь напролёт МДК  поднимался по шлюзам, а я в бессонном смятении  сидел на самом его носу, завернувшись в синее казарменное одеяло,  разглядывая осклизлые стены камер и величественные головы шлюзов.
Вода неугомонно шуршала под плоским днищем,  огромные шлюзовые ворота медленно раздвигались и в появившемся просвете блеснуло солнце первого дня осени.