Нелюбимая

- Не буду я нею жить, отец! Не заставишь! Вы с мамой меня уговорили на этот брак, а теперь зачем она мне, когда я свою настоящую любовь встретил?! – Олег рвал и метал, напрочь забыв о том, что та, о ком он говорил, укладывала спать его сына в соседней комнате.
- Ты, Олежка, не ругайся! Погоди! Мы уговорили?!– Василий Иванович, отец Олега, поморщился, но разговор сворачивать явно не собирался. 
Не дело! Мало ли какая вожжа под хвост сыну попала?! Любовь… Знал бы еще, что это такое, охламон! Семья же уже есть! Ребенок! Наследник всего рода Сумароковых! Это вам не кот начихал! А Олег Васильевич, щучий сын, что задумал?! Разводиться?! Не будет этого!
- Пап, ты, конечно, настаивать будешь на том, чтобы я Ольгу не бросал. Чтобы жил с нею ради сына. Да только не могу я! Понимаешь ты это или нет?! Не люблю я ее!
- А когда дитя делал, любил?! – все-таки дал волю гневу Василий. – Когда в дом ее к нам с матерью привел? Когда под венцом стоял?!
- Не начинай, а?! Затея с венчанием ваша с мамой была. Не моя! Вы хотели, чтобы все, «как у людей»! И даже не удосужились мне объяснить, на каких это людей вы равняться вздумали. Всегда своим умом жили, а тут – на тебе! Решили моде соответствовать!
- Ох, Олег! Не был бы ты мне сыном, я бы…
- Что, пап? Поучил бы по-свойски? Так, давай! Я ж не против!
- Нет у тебя уважения к старшим, - вздохнул Василий. – Мать плохо помянул сейчас. Венчаться она тебя уговорила, а ты согласие дал. И в беседах с батюшкой не раз говорил, что милее Ольги для тебя никого нет. А теперь что?
- Была мила, да перестала! – отрезал Олег. – Так тоже бывает!
- И что же ты теперь делать думаешь? – Василий решил прощупать почву.
- Разведусь. Женюсь на Даше. И буду жить счастливо!
- А Сережка как же? Сын твой?
- Со мной будет жить!
- Это как же?
- Ольге идти некуда. У нее ни родни, ни дома своего. Разве позволю я ей своего сына по свету таскать за собой? Нет уж! Пусть свою жизнь устраивает, как знает, а ребенку лучше будет со мной. Я с Дашей уж говорил об этом. Она не против. Сказала, что примет, как родного…
Договорить Олег не успел. Дверь в соседнюю комнату открылась, и на пороге встала Ольга с сыном на руках. Бледная, словно полотно, она прижимала к себе ребенка, и шептала беззвучно: «Не отдам…» На большее сил ее не хватило, ведь весь разговор мужа со свекром она слышала.
- Нет, Оля! Нет! – кинулся к ней Василий. – Не тревожь душу! Не будет этого! Иди! Укладывай Сережу. Мы сами разберемся!
Не приученная перечить Ольга послушалась. Перехватила поудобнее захныкавшего было сына, и вскинула глаза на мужа. Синь безбрежная, ставшая вмиг грозовой, напомнила ему о той девушке, за которой он бегал украдкой в школе, мечтая хоть на минутку поймать ее взгляд или улыбку.
Но дернуло лишь на мгновение. Словно разделяя его с Ольгой и сыном, встала перед глазами Даша – чернобровая, хохочущая, дразнящая и игриво манящая куда-то.
Ольга никогда так себя не вела. Не было в ней этого огонька и задоринки, которую углядел Олег в своей коллеге Дарье. Они с Олей не похожи были, как небо и земля. От одной жаром пышет, а другая… Льдинка. Звенящая, красивая, но холодная, не наученная, как мужчине угодить и понравиться.
С Ольгой Олег учился с одной школе. Был на год старше, и поначалу даже не смотрел в сторону девчонок помладше. Зачем они нужны, если в классе такой цветник, что только выбирай! И, главное, все хорошо знакомы, не нужно думать, какие капризы в голову придут и что померещится зазнобе.
Но раз-другой по школьному коридору мелькнула мимо мечта синеглазая, и пропал Олег. Вроде и не было ничего в Оле особенного. Ростом – невеличка, неприметная среди других девчат. А поди ж ты! Зацепила! То ли смехом, который колокольчиком звенел, радуя сердце, то ли застенчивостью, которой Оленьке было не занимать. Не умела она принимать знаки внимания от парней. Краснела, бледнела, заикалась, и старалась поскорее избавиться от галантного кавалера, просящего разрешения проводить ее до дома. Никого к себе близко не подпускала.
Для Олега такое поведение было в новинку. В его классе девчата были бойкие. Любого парня могли одним словечком за пояс заткнуть, стоило тому неправильно себя повести. Может быть, поэтому он обратил внимание на Ольгу, и постарался завоевать ее доверие.
Задачка была интересной, но без неизвестных. Красивее и успешнее парня в школе попросту не было. Внешность Олегу досталась по наследству от родителей, а успехов своих он добивался сам – упорным трудом и настойчивостью. Получая золотую медаль на выпускном, он невольно искал глазами Олю в толпе. Вдруг пришла на него посмотреть?!
Она пришла. Но стояла тихонько в уголке, и Олег ее просто не заметил.
Ухаживать за собой Оля позволила далеко не сразу. Олег успел в армию сходить, поступить в институт, а по ночам ему все снились синие глаза Оленьки.
А она, между тем, росла. Окончила школу, поступила в тот же институт, где учился Олег, и однажды нос к носу столкнувшись с ним в коридоре, впервые не отвела глаз, здороваясь.
Так и начался их роман.
Он был коротким и каким-то непутевым. Олегу хотелось страстей и жизни, а у Оли не было сил дарить ему все это. Жизнь, которой так требовал от нее возлюбленный, тихо уходила из единственного человека, которого Оля любила без всяких условий и всем сердцем. Мама Оли болела, и таяла день ото дня, мечтая только об одном – успеть выдать дочь замуж.
Мечта ее осуществилась. Свадьбу играли впопыхах, конечно, но Оле не было до этого никакого дела. А Олегу и подавно.
Ольга еще успела сообщить матери, что ждет ребенка, а потом горько плакала, обнимая мужа, и прощаясь с единственным родным человеком. Больше родни у Оли не было. Отца ее не стало, когда она была маленькой, а мама Ольги была сиротой.
Родители Олега Олю приняли сразу и без оговорок. Уважительная, добрая, всегда готовая помочь, она покорила их сердца своей непосредственностью.
- Мама, какие у вас пирожки вкусные! А я такие не умею делать. Тесто меня не слушается!
- Ничего, Оленька! Это мы поправим!
- Да? Ой, спасибочки! А еще, научите меня белье крахмалить? Мама так не делала, а вы умеете. А я вам наволочки вышью гладью. Хотите? Меня мама научила! Какие цветы вы любите?
Уходила Оленькина свекровь на тех самых наволочках с вышитыми незабудками. Тяжело уходила, плача по ночам от боли. Но рядом была та, что уносила ее печали.
- Не плачь, мамочка! Потерпи, милая! Все пройдет…
И становилось легче. Оля умела договариваться с болью. Дар ли это был, или она просто очень хотела хоть немного облегчить страдания той, что постаралась заменить ей маму, но матери Олега и впрямь становилось легче дышать.
- Ангел ты мой… Олюшка… Сколько же радости ты в наш дом принесла! Внука подарила… Дай Бог, чтобы ты была счастлива!
Пожелание свекрови почему-то не сбылось. Не успела Оля оплакать ее, как узнала новость, которая подкосила, лишила последних сил, и заставила подумать о страшном. У Олега появилась любовница…
Прижимая к себе хнычущего сынишку, у которого резались зубки, Оля по ночам часами сидела на краешке кровати, ожидая мужа, и глядя в одну точку. В голове было пусто, мысли текли медленно и вяло, а где-то на краешке сознания тихонько тикал странный счетчик, отмеряя минуты. И Оля нет-нет, да и шептала себе под нос:
- Сто восемьдесят семь… Четыреста двадцать три… Пятьсот…
Она всегда любила математику. И произнесенное вслух число будто на мгновение возвращало ее в реальность, где все было просто и понятно. Вот она, вот сын, а есть еще муж…
Но тут же Оля вспоминала, что мужа у нее больше нет, и снова скатывалась в ту бездну отчаяния и непонимания, из которой ее могли вытащить только двое – сын и свекор.
Василий Иванович понимал, что творится в семье у сына. Даже попытался по-отцовски поучить Олега, призывая к порядку. Но из этого ровным счетом ничего не вышло. У Олега будто пелена перед глазами стояла. Даша, Даша, Даша… Только она! Об Оле ему думать не хотелось.
А Василий старался помочь Ольге. Нянчился с внуком, который мгновенно успокаивался на руках у деда и только похныкивал, жалуясь на вредный зуб, который никак не хотел прорезываться. Готовил еду, стараясь подкормить ставшую почти прозрачной от переживаний Олю. И ждал. Понимал, что сделать ничего не может, и это терзало его душу. Если бы он мог, то сделал бы все, что угодно, чтобы эта девочка, которую он принял в семью дочерью, перестала плакать! Но это было не в его силах. Единственное, что доставалось ему изредка, это бледное подобие Олиной улыбки и ее тихое: «Спасибо, папа!», когда она забирала из рук Василия сына, чтобы покормить или искупать.
И Василий злился.
Ох, как же он злился! Он готов был пойти к разлучнице и высказать все, что о ней думает, или разыскать в комоде старенький ремешок, которым когда-то учил сына уму-разуму. А оставалось лишь одно – жаловаться тихо жене, подняв глаза к небесам и надеясь на то, что она его слышит, и поддерживать Олю по мере возможности.
Последней же каплей, переполнившей чашу терпения Василия, стало заявление сына о том, что он собирается забрать у Ольги ребенка.
- Ну вот что, дорогой ты мой сынок! – Василий, едва сдерживая ярость, старался говорить как можно тише, чтобы не услышала Ольга. – Собирай-ка свои вещички, и шуруй туда, где ждет тебя полюбовница! А Ольгу я тебе тронуть не дам! И ребенка у нее забирать не позволю! Я пока еще в этом доме хозяин! Думал я за матерью поспешать, да, видать, рано! Пока Сережу на ноги не поставлю, нельзя мне к моей голубушке… Где мы тебя упустили, сын? Как проморгали тот момент, когда ты перестал быть человеком?! Как же это?!
- Ты, отец, брось меня виноватить! Сердцу не прикажешь! Ольгу я когда-то любил! И все для того, чтобы она была счастлива, сделал! А теперь я хочу быть счастливым с той, кого люблю! Разве это грех, отец?!
- Грех, сын! - припечатал Василий, качая головой. – Грех бросать первую любовь свою со злостью в сердце! Ты себя-то послушай! Ребенка у матери родной отобрать и отдать чужой тетке?! Где совесть у тебя? Где заснула, и не добудиться ее?! Не позволю! Надо будет – дом на Ольгу с внуком перепишу! И тогда у нее будет, чем крыть! Ишь, удумал! Над сиротой измываться! Вон отсюда! И чтобы глаза мои тебя не видели, пока не поумнеешь! Вон!
Василий сам не заметил, как загремел, перейдя с шепота на крик, и лишь когда Олег махнул рукой и выскочил за дверь, а рядом оказалась Оля, которая обняла свекра, успокаивая, он опомнился.
- Прости меня! Прости, дочка! Кажется, я весь лес под топор пустил… Одни щепки остались… А ведь хотел помирить вас…
- Не волнуйтесь так, папа! Не надо! Не дай Бог с сердцем плохо станет! – зачастила Ольга, вытирая слезы Василию. – Все пройдет! Вы же сами мне так говорили! Я помню!
- Эх, ты… - Василий всхлипнул, и совсем по-детски вытер нос рукавом рубашки. – Добрая душа… У самой сердце плачет, а она меня успокаивает! Ох, Олюшка, как же жить мы теперь будем?
- А, хорошо будем жить! – разозлилась вдруг Ольга. – Лучше всех! Думаете, я забуду, что вы только что для меня сделали?! Я ведь вам чужая…
- А, ну! – рассердился уже Василий, и не на шутку. – Что это за разговорчики?! Какая ты мне чужая?! Дочь ты мне! А Сережка – внук! И точка! А кому что не нравится – попросим выйти и жить нам не мешать! Ты, дочка, накапай мне там чего-нибудь, хорошо? Сердце что-то… А я прилягу…
Оля метнулась было в кухню, но передумала. Вызвала скорую, укрыла Василия одеялом, и побежала за водой.
Все обошлось. Василий пробыл в больнице неделю, а потом просто сбежал.
- Ну чего я там бока пролеживаю, пока вы тут одни маетесь?! – расцеловал он в обе щеки Ольгу, и подхватил на руки внука.
Сережка радостно загукал, признав деда, и продемонстрировал ему сразу два новых зуба. Эти беленькие предвестники взросления, едва видные, но такие долгожданные, оказали на Василия самое благотворное воздействие. Он успокоился.
- Как ты, Олюшка?
- Терпимо, пап. Все пройдет. Так?
- А то! Все у нас хорошо будет, девонька! Вот увидишь!
Замуж Ольгу Василий выдаст девять лет спустя честь по чести. Как родную дочь. Отведет под руку к будущему мужу, и утрет скупую слезу:
- Будь счастлива, Олюшка!
А после свадьбы позвонит Олегу, с которым Ольга его все-таки помирит, и скажет:
- Лопух, ты Олежка! Такое счастье упустил!
- Пап, ты думаешь, я не знаю? Но теперь-то чего уж…
Олег к тому времени уже успеет стать отцом снова, развестись с Дашей и жениться снова, и поймет, наконец, что синеглазая девчонка, которая досталась ему когда-то в жены, была лучшим, что случалось с ним. Но локоток не укусишь, а время на месте не стоит. И возвращая Ольге сына после очередных «папиных» выходных, он тоже пожелает ей счастья и, не сдержавшись, скажет:
- Вернуть бы все…
- Эх, Олег! – улыбнется в ответ Ольга. – поздно спохватился ты! А ведь я ждала тебя. Долго ждала. Думала, что одумаешься. Вернешься ко мне и к сыну. Но ты выбрал другой путь. А теперь-то что?
- Знал бы, где упадешь, Оль…
А Василий с радостью примет приглашение Ольги жить в ее доме. И до последнего дня будет по утрам поднимать глаза на лик Спасителя, оставленный ему женой, благодаря за то, что у него есть дочь.
Сережка станет старшим братом двум сестричкам-близняшкам через год после того, как у него появится отчим, который станет ему вторым отцом.
Всего у Оли будет пятеро детей. И всем она сможет дать то, чем до краев, с избытком была наполнена ее душа – любовь. И ее, когда-то названную нелюбимой, в день пятидесятилетия окружат дети и внуки, наперебой поздравляя и желая счастья, а она рассмеется так, что синева ее глаз станет прозрачной и светлой, словно море ранним утром, и спросит:
- Какое же мне еще счастье нужно? Вон его сколько! Не пересчитаешь! Вы – мое счастье!