Сатанинский хохот. Маятник
на фото - "Риголетто", Королевский театр ("Teatro Real de Madrid").
Качается, несется маятник. Вечный маятник, сопровождающий движение времени этого мира.
Пару столетий туда, пару обратно.
То игрища, мистерии, разгульные вакхические действа, во многом породившие классический театр. То суровая аскеза, доведенная до фанатизма. Инквизиция и костры. Инститорис… «Молот ведьм»… Пытки, корежащие волю, изничтожающие душу и собственную самость, последнюю веру в высшую справедливость и добро... Разбивающие разум отточенной выверенной логикой допросы... То опять разгул и безумие. Среди народа, среди правителей, среди самых высших иерархов церкви иногда… Потом снова оголтелое пуританство и подавление самых малых живых человеческих проявлений и желаний, и неприличным считается даже ставить рядом авторов мужчин с авторами-женщинами на книжных полках…
Но вот, снова маятник движется в противоположную сторону. И снова мораль, ее критерии меняются, и, кажется, навсегда.
Нет. Маятник снова вернется и пойдет в другую сторону. Так уже было много раз.
Я не моралист. И моралистов, честно говоря, не люблю. Каждый должен заниматься собой, и каждому найдется, это уж точно, чем заняться. А указующие и вопиющие - как правило, тайно снедаемы своими внутренними, часто совсем «неморальными» и «аморальными» фантазиями и пороками.
И пламенные витии. И заумнословные мудрецы.
И даже истовые монахи-отшельники и не отшельники, порой.
Однажды в старом знаменитом монастыре я увидел стоящую у колонны женщину.
Она читала что-то на этой колонне. Щеки ее пылали, глаза, казалось, вот-вот выскочат из глазниц от изумления, кисти рук непроизвольно то сжимали, то отпускали платье на бедрах…
Она отошла и, опустив голову, вышла из церкви. Я подошел к колонне. Там к дощечке было прикреплено руководство по приготовлению к исповеди. Почему-то изначально обращенное к женщинам. Вопросник. Не делала ли она того, не делала ли она сего…
О, что это был за вопросник! Никакая Камасутра не сравнилась бы с изощренной и извращенной сексуальной фантазией составившего его.
Так в средние века сексуальное «просвещение» (сиречь развращение) какой-нибудь юной крестьянке где-нибудь в Калабрии или Каталонии можно было получить в церкви во время исповеди из задаваемых священником вопросов…
Но, конечно, всегда, всегда кто-то сохранял свой огонь, свою внутреннюю чистоту, свои высшие понятия о настоящем и вневременном. Несмотря ни на какие маятники и их положения.
В той же Италии, в то же время, время Леонардо, Микеланджело и Савонаролы, в одном из городов Тосканы, вдруг началась удивительная и страшная эпидемия.
Эпидемия самоубийств юных девушек, девочек. Она охватила весь этот город и сёла рядом.
И никто ничего не мог поделать. То одна, то другая… То там, то здесь…
Матери рыдали. Отцы сжимали зубы и взывали к священникам…
Откуда взялась эта идея, осталось неизвестным. Как и сейчас вдруг подростков охватывает время от времени какое-то дикое и нелепое увлечение…
Девушки хотели сохранить невинность. Хотели остаться вне грязи земной жизни, как они полагали. И предстать перед Христом юными, чистыми… Не многодетными растолстевшими матронами, не дряхлыми иссушенными монашками, не больными беззубыми старухами…
Все увещевания были бесполезны – что это тяжкий смертный грех, что церковь осуждает, что Христу не надо этого… Они ничего не слушали…
И когда ситуация, казалось, уже необратимо и окончательно вышла из-под контроля, правитель этого города придумал изумительную штуку.
На городской площади у ратуши был оглашен указ. Отныне тело любой покончившей с собой будет обнаженным вывешено на городской стене на всеобщее обозрение.
И в тот же день всё прекратилось.
Казалось бы, ну какая разница, если ты уже умрешь?
Нет. Вот так. Вот так. Такова была сила их стыдливости… Даже представляемой, посмертной…
А в это же время дикие оргии в папском дворце в Риме…
Так что кого-то маятник неудержимо утаскивает за собой, как воронка тонущего корабля. Кого-то нет. И перед кем-то он, неостановимый спутник движения истории и жизни бессилен.
И если есть любовь – никакая особая хитрозаплетная Камасутра не нужна. С любимым всегда хорошо. И у каждых двоих своя духовная и физическая химия…
Когда любовь уходит или ее нет изначально, тогда близость пытаются поддержать разными физическими и гимнастическими заморочками.
Редко успешно, чаще нет…
В знаменитых храмах Кхаджурахо эротические скульптуры (коих на самом деле не так много в общем соотношении) - снаружи. Как горгульи на Нотр-Даме. Это внешний мир. Только внешний…
Но вот что в связи с этим я хотел рассказать. Об одной из точек несущегося маятника.
Слышали ли вы когда-либо адский сатанинский смех?
Ну, не в прямом, конечно, смысле. В аду веселятся и улыбаются вряд ли, а с сатаной встречи я никому не пожелаю.
Жизнь не забавно-романтическая литература – «я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» …
В жизни реальной всё жестко и жестоко на самом деле. И забавляться, и экспериментировать с такими штуками не стоит.
«Не играй с ветром, если ты не Сулейман», - хорошая старая восточная мудрость.
Сулейман - это царь Соломон. Ему в арабском и персидском средневековом фольклоре приписывали всякие магические свойства и возможность повелевать стихиями.
Да и вряд ли, думаю, сатана персонифицирован так, как с некоторых пор начали его изображать. Он, скорее, растворен во многом и многих… И из этого множества, из этих мириад частичек, черных энергий, разбросанных по всем и всему, состоит...
Слышали ли вы сатанинский смех?
Даже не смех – хохот. Безудержный, развязный, похабный, циничный.
Это про то, где маятник сейчас.
Некоторое время назад в Большом ставили «Риголетто». В общем-то, эта опера как раз на тему попрания невинности и стыдливости.
У нее, кстати, не самая простая судьба. Это великий Гюго. «Король забавляется». О забавах одного из монархов, Франциска Первого.
Но, между прочим, именно он, Франциск Первый, позвал Леонардо, дал ему работать и жить последние несколько лет. И там тот и умер, и похоронен…
Но Гюго, думаю, знал про что писал.
Драма прошла только раз в Комеди Франсез, и тут же была запрещена. И снова была поставлена только аж через полвека.
Через двадцать лет после появления пьесы, в середине века девятнадцатого Верди затеял писать по ней оперу, ставшую потом его любимой.
Короля цензура заставила превратить в герцога, действие перенести в Мантую, шута - сменить имя…
Так появилась знаменитая опера «Риголетто».
Ну, и сюжет, понятно, сейчас дает возможность режиссерам много чего наворотить уже в первой сцене… И даже до нее. Вот наверху кадр из спектакля, где над девицей подлые негодяи глумятся сразу, в короткой начальной прелюдии (увертюры как таковой в этой опере нет). Девица, ясное дело, частично обнажена. Так ее больше жаль.
В конце оперы все, над кем, видимо, надругались эти очень нехорошие и совершенно безнравственные люди из высшего класса, бродят, шатаясь, по сцене, как зомби, и для наглядности уже совсем голышом.
Публика смотрит с удовольствием. И несомненно думает – нет, нехорошо так поступать. В смысле глумиться над невинными девушками. Ай, как нехорошо!
Я совсем не против обнаженного тела на сцене. Если это действительно по делу и сделано точно, выразительно и умело. Но бывает это крайне редко.
Оперу в Большом ставил известный канадский режиссер Роберт Карсен. Он решил перенести начало действия в цирк-шапито. В котором, чтобы зритель не скучал, уже в первой сцене вся женская массовка «циркачек»-танцовщиц должна была быть топлес.
И вот как-то в репзал на одну из репетиций, когда танцовщицы водили и разучивали свои хороводы, зашла представительница команды режиссера. Она остановила репетицию и сказала:
- Вот что. Режиссер хочет, чтобы танцовщицы в этой сцене были обнажены до пояса. И я обязана спросить. Может, кто-то считает это… Неудобным для себя? Пожалуйста, скажите.
Адский сатанинский хохот был ей ответом.
2025 г.
_
Свидетельство о публикации №225032501902