Тени бесконечности 1

Перед смертью рабби Зуся сказал: 
"В ином мире меня не спросят: 'Почему ты не был Моисеем?' Меня спросят: 'Почему ты не был Зусей?'" 

Однажды рабби Зуся опоздал в синагогу. Когда его спросили, что случилось, он ответил: 
"Проснувшись утром, я начал обычную молитву: 'Я благодарю Тебя'. Произнеся эти первые три слова, я не мог говорить дальше". 
Он пояснил: 
"Я внезапно понял, кто есть 'Я' и кто есть 'Ты'. Я был поражён до немоты и не мог продолжать". 

Сидя в небольшом космическом корабле, он представлял себе вкус еды, ветер, обдувающий тело, несчастные бумажки, которые позволяли брать с полки всё, что ему хотелось. Это было так давно, в прошлой жизни. Теперь у него был только слабенький принтер, который мог печатать один вид питательной жижи, но с разными подозрительными вкусами, а также делать какую-нибудь деталь или штаны с майкой. 

Конечно, если бы тогда у него было такое, счастью его не было бы предела. Возможно, он смог бы неплохо заработать, печатая наивным покупателям разные вещи, которые они внезапно захотели бы, но не смогли себе купить. Но теперь всё это выглядело крайне убого и навевало тоску по "лучшим" временам. 

— Но были ли лучшие времена, хозяин? — спросил рыжий кот. — Не кажется ли тебе, что всё это только приснилось тебе и вызывает теперь мучительные воспоминания? 

Он судорожно прижал к груди свою записную книжку, в которой ещё оставались следы чего-то Оттуда, и понял, что, кроме сотен записанных слов и десятка уже поблёкших воспоминаний, у него больше ничего нет. Совсем ничего не осталось, как бы он сам этого ни хотел. 

— Были ли рядом те другие, которые тоже хотели сказать ему, что они есть? Может, дело было не в мясном скафандре, а в чём-то другом? Может, он там просто ошибался? 

Конечно, "ценности" Клопунпая не могли включать в себя ничего, кроме привычных высших ценностей "я–мне–моё". Поэтому везде, где он слышал только себя, была большая вероятность, что он же и ошибался. Если быть точнее — не он, а всего лишь говорятор, который, если бы никогда не ошибался, то и не существовал бы вовсе. Но вот другие тоже существовали, и они уже не были говорятором… 

— Это как в "Кукушке": герой Джека Николсона объясняет дурдомовцам за карточным столом: "Ну посмотри, потрогай его (соседа), он тоже есть, как и ты!" Но ведь дурдомовское ЭГО этого понять не в силах. Отсюда и отсутствие взаимопонимания, любви, даже элементарного сострадания к другим, и прочее, и прочее… 

— Сплошное клопунпайство… 
— Да, это трагикомедия бытия: и смех, и слёзы, и любовь… 

Он посмотрел на кота, чтобы оценить ужасы, принесённые невольно им сюда… 

— На словах ты Лев Толстой, а на деле — *** простой, — промяукал в ответ рыжий кот. 

Кот зевал, сидя на пустующем кресле штурмана, и устало смотрел на ботинок на его ноге. Он понял, что комментировать было бесполезно: те умные афоризмы, которые кот выучил за годы клопунпайской жизни, были бесценным аргументом в его адрес практически по любому вопросу. А главное — они прекращали бесконечное словоблудие ума, решившего, что и тут он тоже хочет всё знать. 

— Кто бы мог подумать… 
— Только ты. 

Глава 1 

И действительно думал только он. Ничего не нарушало привычный ход думания, который, если и умолкал иногда, то потом постепенно превращался сначала в шум, затем стихал и становилось там привычно и убого. Как будто единственным смыслом было постоянно говорить, жонглировать примитивными идеями, понимать происходящее и роптать на Бога и судьбу. 

Многих ещё с самого рождения поглотил ШУМ, и они больше ничего не могли сделать со своей жизнью, так и оставшейся по-прежнему состоящей из двух половинок. 

— Ещё помню, как-то на Клопунпай попал пролетающий мимо в космическом корабле философ, которого засосал вихрь кармы. Ему, чтобы не сойти с ума, пришлось всю жизнь писать стихи, медитировать и проводить научные исследования. Но поскольку жили тогда долго, мучился он аж до 83 лет, а потом снова оказался на своём корабле. Так вот, он писал о том же: 

Ад и рай — в небесах, — утверждают ханжи. 
Я, в себя заглянув, убедился во лжи: 
Ад и рай — не круги во дворце мирозданья, 
Ад и рай — это две половины души. 

Другие бродяги его не поняли. Им казалось, что он пишет стихи про вино, женщин и свободную от обязательств (увы, но не от ума) жизнь. 

— Иногда мне кажется, что ты слишком много знаешь… 
— Что делать? — послышался мяукающий голос. — С кем поведёшься, от того и наберёшься. 

Он действительно вспомнил себя… странное создание… 

— И несёт его теченьем по бескрайним волнам… — уже подпевал рыжий мяукающим голосом. 
— И все его печали под мутною волной… 
— Ты хотел сказать, под житейской суетой?.. 

Кот зевнул — тема была настолько избита, что говорить было не о чем. Ответы и так были понятны окружающим. Другое дело, что они немного уплыли в сторону и стали неактуальны с исчезновением самого персонажа песни. А на его месте теперь был кто-то другой. 


Глава 2 

Он читал письмо… 

"Мне кажется, что ты периодически сходишь с ума. Но ведь никого уже нет, кто бы сходил с ума, и тебе не обязательно снова создавать эту видимость, это содержание, которым ты побывал совсем недавно. 
Новый год закончился, и игрушки сняли с искусственной ёлки. Больше незачем представлять, что ты человек, тем более пока… пока ты просто никто. Это 'никто' настолько маленькое, что может охватить целую солнечную систему и даже всю Вселенную — и при этом не сойти с ума и не умереть". 

В рубке корабля делать больше было нечего. Корабль летел по привычному курсу, и до материнской планеты оставалось ещё порядка месяца. Он знал, что за это время должен решить, кем именно он хочет снова быть. И хотя письмо намекало ему, что пора оставить это ненужное занятие, он был неуверен. Всё потому, что через месяц (или чуть больше) ему предстояло снова уснуть — погрузиться в бесконечный сон, чтобы через три дня (воспоминаний) выйти оттуда после очередного гиперпрыжка через опорную планету. 

Где-то в океане бесконечности, в котором он сейчас оказался, старые кармические связи ещё не были полностью разрушены. Они бесконечно тянулись, как шлейф от двигателей корабля, пытаясь вернуть его обратно. Но он очень не хотел этого. 

Вдали ещё была видна Земля. Или Земли. Отсюда она была не такой, как на картинках дурковатых космонавтов, не такой, как на карте. Она не вращалась вокруг Солнца, да и вообще всё было не так и не сяк. Низшие промежуточные миры имели свойство вводить в заблуждение не только своих жителей, но и злобных правителей мира. Неправда была везде. 

Он посадил на руку уже рычащего рыжего кота и пошёл вперёд и вниз — подальше от унылого вида из смотрового окна, напоминающего ему, что он, хотя и мог бы быть никем, всё ещё оставался кем-то… 

Глава 3. Сон в гипер-сне, или, как его гордо называют клопунпайцы, "Жизнь" 

Неудобный ботинок зацепился за последнюю ступеньку лестницы, и он грохнулся головой вперёд. Рыжий кот успел прыгнуть подальше, а его тело рухнуло с грохотом и застыло на горизонтальной плоскости железного пола. Поскольку законы тут были несколько иные, в отличие от КП, он знал, что пролежит несколько часов, пока тело полностью не восстановится. Собственно, он и так хотел спать, поэтому расслабился и закрыл глаза. 

Как только он закрыл глаза, ожил говорятор, который техники ещё не полностью удалили с рабочего скафандра (а может, и тела). Для него это был трогательный момент. Можно было спать и вспоминать того себя, которого уже нет. 

Говорятор отличался абсолютной непредсказуемостью и мог ввергнуть в ад даже самого мудрого мудреца. Даже того самого, о котором он недавно вспоминал. Впрочем, за говорятором располагались и другие устройства, тоже предназначенные для чего-то своего. И в их мирах тоже можно было заблудиться, но уже по-другому. 

— Чёрный маг, серый маг, белый маг… — сказал знакомый голос, но он уже почти ничего не слышал, лишь где-то отдалённым фоном. 

Но всё это, конечно, были домыслы. А пока в его сне соседка предлагала пойти в секту Свидетелей Иеговы, чтобы начать новую жизнь. Потом консоль скафандра глюкнула, и он оказался на празднике в ресторане, где еврейка в золотой одежде осуждала награждение самого Сатаны в конкурсе костюмов. Он отпил из бокала сухого вина, закусил бутербродом с селёдкой. 

Одна бесконечно рождалась, чтобы попасть в эту секту. Другая — чтобы обязательно провести этот разговор за столом с закусками, под светом лазерных прожекторов и грохот музыки в зале. Все они ещё мечтали снова оказаться на Клопунпае. 

Кажется, он где-то читал, что такие мечты приводят к возвращению в привычный животный цикл или полной потере себя среди бесконечного вращения Вселенной. 

Всё это было той частью воспоминаний, из-за которых он вечно возвращался туда, потому что никак не мог избавиться от странной зависимости от Клопунпая… 

Сцены сменились, и действие перенеслось в светлую комнату с двумя окнами, где он писал очередной рассказ. Это тело, с которого уже сыпался песок (причём с самого детства), всегда веселило его. Большое тело наклонялось над письменным столом и старательно нажимало на кнопочки странной клавиатуры кремового цвета, на которой, если верить надписи, было написано: "Connect your mind with every touch". 

На деле же всё было гораздо хуже. Всё это "touch" давно пора было прекратить и превратить в "To lose touch"… 

— Твои размышления каждый раз выходят на финишную прямую и падают, не успев пробежать даже первые пятьдесят метров. Лучше вспомни, что "нет правых и виноватых в мороке сансары! Мы попадаем в этот дурман собственных фантазий". 

Снова перед глазами пронеслась женщина в золотом, уже похожая на Матерь Божью, за ней — соседка из секты, легко сошедшая с ума и беззаботно прожившая остаток жизни. Затем мелькнули какие-то другие фигуры, которые, конечно, были, и им хотелось воскликнуть вслед: 

— Вы есть! Вы тоже есть! Я ещё успею понять это! 

И вот светлый фон стал закрашиваться заставкой рекламы, как в старом телевизоре: "Пользуйтесь шампунем Pantene и будьте счастливы!" 

Потом за своими (как ему тогда казалось) "светлыми" мыслями наступало время безумия, поглощённости говорятором — будто его космический корабль попал в облако астероидов, магнитных полей, а потом упал на планету рептилоидов… и всё его нечеловеческое начало… 

Рыжий кот не выдержал даже во сне. Похоже, он сидел где-то рядом. 

— Сколько эпитетов… А могло бы быть гораздо проще. Ты же знаешь… 

Хорошо, что это всё только во сне… Только во сне и больше ничего. 

В следующей сцене он сидел перед телевизором, так как с приходом демократической власти полностью отключили интернет, и все новости были только на большом экране. Компьютеры и смартфоны превратились в ненужные устройства — доступа к контенту больше не было, да и самого контента, видимо, тоже. 

Бодрый голос с экрана вещал: 

— В повседневный обиход входят такие выражения, как "клопунпайские хитрости", "клопунпайские гадости", "клопунпайские радости" и прочее. Каждый сознательно может позволить себе быть таким, каким хочет, и это хорошо! 

…А после небольшой паузы: 

— Атмосфера дружбы и прочего отходит на второй план. Братство и сестринство хороши на словах и в интернете, но раз интернета больше нет, то и они не нужны. Есть только атмосфера денег и взаимовыгоды. 

— Вырастим новое человечество, чтобы отправить нас, несовершенных, на свалку истории, пока развитие на Клопунпае не зашло в тупик. 

Он тихо подумал, как ему надоела эта новая клопунпайская фауна. То, что диктор назвал планету Клопунпаем, его тоже удивило, но, наверное, тут его воспоминания переплелись с текстом выступления, и говорятор просто заменил некоторые слова для большей понятности. 

— Лоулевел по всей планетке обеспечит экономию энергии и природных ресурсов. Пусть отдельные души по собственному желанию эволюционируют во Вселенную — и мы, к сожалению, не можем этому помешать. Но мы все останемся здесь, преданные своему делу… 

Интересно, какому же делу они преданы? — подумал он. Очень интересно… 

Продолжение следует…