Однажды в москве, часть ii - глава 13

ГЛАВА XIII

Меня уже ждали в кафешке Арама. Как всегда, утром заведение пустовало. На этот раз за отдаленным столиком молча опохмелялись пивом парень с девушкой, может школьники, иногда косившиеся в нашу сторону. Валя, как скакалка крутился вокруг, предлагая то одно, то другое, пока не надоел, и его не прогнали как назойливую муху. 
Напряжение во взгляде Трофима чувствовалось чуть ли не сквозь бумагу, в которую он уткнулся.
- Что теперь? - наконец спросил, аккуратно сложив ее и спрятав в карман, - я после сожгу.
Я кивнул:
- Надо ударить прежде всего по Краснопавловску - по пожарной части. Одновременно группы ликвидаторов должны работать по указанным целям. На тщательную подготовку времени нет. Потому акции должны сеять ужас.
- Понятно... - Тощий опустил глаза, вероятно продумывая предстоящие ходы. После опять посмотрел.
- Как ты все это представляешь?
- У меня план по пожарной части.
Тощий не сводил с меня взгляд холодных, бездушных глаз. Вдруг они заметно потеплели.
- Знаешь, как тебя называют в нашей среде?
Я в непонятке глянул.
- Планировщик. Это в качестве информации.
- Звучит наркотически… - я попытался отшутиться.
- Продолжай. - Тощий удобно устроился.
- Нужен смертник.
- Что?
- Ты слышал.
- Откуда его взять?
- Вы же работаете с Чечней?
- Причем тут?.. Ты предлагаешь взорвать часть?       
- Да. В пожарной части вряд ли будет нормальное КПП и крепкие ворота, они не ожидают нападения. Мы напичкаем, допустим, “Урал” или “Камаз” взрывчаткой и протараним ворота, как это сделали в Малых Вяземах. Пол части точно разнесем и, соответственно, половину личного состава положим. Это сможет сделать смертник.
- Во башка! - восхитился Толик. - Так просто?
- Не просто. Во-первых, смертники на дороге не валяются. Во-вторых, мы должны напасть ранним утром, чтобы вокруг не оказались гражданские.
- Лес рубят, щепки летят… - вставил Павлик.
- Мы уже потеряли двух своих щепок, - я мрачно перебил.
Он покраснел.
Трофим:
- Это все техника. Но откуда взять смертника?
- Кореец…
-Да не трожь ты его, - занервничал Тощий, - не в том он состоянии, чтобы напрячься. Мы его еле с того света откачали. Да, он все понимает, адекватен, мы отчитываемся, он слушает... Но на большее его пока втягивать нельзя.
- На счет Мансура…
- Нет... - Тощий отвел взгляд.
- Понятно... Ты можешь из колонии выкупить зека, которому жить или умереть без разницы? Допустим, кого-то смертельно больного или смертельно обиженного?
Тощий задумался:
- Это, конечно, мысль, но нет времени. И это след… Может, все-таки, нападем? Обстреляем Мухами.
- А отход? Не успеем. Во-первых, всех не перестреляешь. За противником численное превосходство. Займут оборону, тогда будут жертвы. Во-вторых, часть на Малых Вяземах была на отшибе, там сработало. А в Краснопавловске, как я понял, пожарная часть в самом городе. Кругом военные части, административные учреждения. Моментально заблокируют выезды из города. Если кого схватят - это конец.
Трофим беспокойно заерзал в кресле:
- Тогда как? 
- У вас есть деньги, чтобы заплатить за смертника?
- Найдем. Сколько?
- Сам подумай. Цена человеческой жизни.
- Что стоит теперь человеческая жизнь? - Трофим зло усмехнулся. - За несколько кусков…
- Тогда сам найди того, кто согласится за такую сумму разорваться на эти куски.
Тощий напрягся:
- Тысяч 50.
- Может, мало.
- Понимаешь… - Трофим замялся и отвел взгляд. - Надо обратиться к Казанцеву. А он может перетрухнуть.
- Но без санкции…
- Старик через своих депутатов-корешей пытается договориться с властями. Может это и умно, конечно…
- …
- Но не по мне! - Тощий процедил. - Старика после перед фактом поставим.
“Ну и ну, Тощий, растешь…”
- Ты знаешь, где взять смертника? - он опять сосредоточился во взгляде.
 - Есть одна мысля. Ответ будет готов к завтрашнему утру. Вы пока установите визуальное наблюдение за объектом. Пути отхода и прочее. Подготовьте мощное взрывное устройство. Желательно сымитируйте самодельную, соответствующую легенде.
- Значит, все-таки, Кавказ?
Я нехотя кивнул:
- А что, у вас еще русские смертники есть? Сколько наших положили?
- Двадцать восемь. В том числе два офицера.
Офицерами называли командиров групп.
- А кто слил им списки?
Тощий после паузы:
- Мы устроили допрос с пристрастием одной сотруднице. Ну, той, у которой Кореец ночевал перед покушением. Она секретоносительница. Сначала все упорно отрицала, кричала, возмущалась. Не знала, что Кореец выжил. Мы даже засомневались. А Ким, как пришел в себя, тотчас прошептал ее имя. Она той ночью как-то невнятно себя вела. Ну, мы и приволокли ее к Корейцу. Только посмотрев в его глаза, она сломалась. Во всем призналась и назвала имена еще двух кротов. Я не сдержался. Ее прямо там... Зря. Легко отделалась.
- Ей заплатили?
Он кивнул.
- А те двое?
- Одного уже схватили. Медленно пилят на части. Второй соскочил. Далеко не уйдет, жена и дочка у нас.
- Ясно… - мурашки прошли по коже. Я слышал про эти казни в присутствии личного состава.
- А если не найдете?
- Это его выбор. За поступки надо отвечать.
- Понятно.
- Я твоих забираю. - Тощий исподтишка глянул на братьев.
- Они и мне нужны...
Романовы молча встали за моей спиной.
- Ладно. Тогда до завтра, здесь же. Реши вопрос смертника...

Я подошел к старой армянке, вытирающей стол после маловозрастной парочки.
- День добрый.
Она, не поднимая глаз, кивнула.
- Где Арам?
- Сюда уже не ходит. Друзья знают, где он.
- Я тоже друг. Он в Смоленске?
Она опять кивнула и платком вытерла вдруг прослезившиеся глаза:
- Он очень больной. Поторопитесь…

Магомедказиева в пекарне не было. Меня встретил один из его “братьев”, по-их -  “ахи”* . Этого бородатого “братка” я здесь видел. Он, вероятно, исполнял роль главного в заведении в отсутствии хозяина. Широкоплечий, видимо, очень проворный, он оставил тесто, которому придавал форму тандырных лепешек и, вытирая руки передником, подошел ко мне.
- Cалам-алекум. Да хранит тебя Аллах.
- Салам-алекум и тебе. Где Хаджимурат?
Он возвел глаза на потолок:
- Молится…
Наверху были жилые помещения - несколько комнат, в которых Магомедказиев проживал с семьей.
- Разве сейчас время молитвы? - я спросил, слегка удивившись.
- Друг у него стал шахидом. Гяуры убили.
“Черт! Быстро же...”
- Я хочу его увидеть.
- Нельзя во время молитвы. Наша сестра сейчас закончит с выпечкой и поднимется наверх. Узнает, закончил ли наш брат молиться? Хочет ли тебя принять?
- Послушай, приятель, скажи своей “сестре”, пусть поторопится. Если это необязательный намаз, то он может прервать молитву и принять человека, тоже скорбящему по этому шахиду. Или я ухожу...
По его взгляду одна из “сестер” тотчас юркнула рядом и вышла через боковую дверь во внутренний двор. Недовольный “браток” вернулся за стол и молча продолжил манипуляции с тестом.   
В этом полутемном помещении, впитавшим аромат свежевыпеченного хлеба, освещенный только светом огня из печей и дневным светом, скупо льющемся из нестандартного длинного окна, эти бесшумно работающие “сестры” являли собой странное зрелище. Я невольно поискал глазами озорную таджичку в тюбетейке, но тщетно - все были покрытые. Высвечивались только глаза, где-то с любопытством, где-то со страхом глядевшие сквозь разрезы темного головного покрывала.
“Наверное, и ее закрыли. Кто говорит, нельзя повернуть историю вспять...”
Дверь, соединяющая магазин с пекарней, открылась.  Мужчина средних лет с пышной бородой и белой тюбетейкой, высунувшись, потребовал хлеб. Тотчас другой, более здоровенный бородатый “браток” схватил широкую доску с наваленными на него дымящими, ароматными изделиями, и понес к выходу.
В проеме другой двери, где чуть ранее скрылась указанная “сестра”, показался запыхавшийся то ли из-за чрезмерного веса, то ли от проворного движения Магомедказиев, быстрым взглядом оглядел помещение и подошел ко мне. Глаза у него были заплаканные и покрасневшие. Мы сдержанно обняли друг друга за плечи. Он скорбным голосом воскликнул:
- Как это случилось? Почему Аллах так рано призвал нашего друга? Воистину, он выбирает самых лучших…
Глаза у него вновь увлажнились.
- Пути Аллаха неисповедимы, - машинально повторил я изречения из головной книги конкурирующей религии, слегка изменив формулировку.
- Правду говоришь, брат мой… - вытер глаза ладонью мой верующий друг. При всей своей силе и необузданности в гневе, он всегда напоминал мне большого ребенка, которого легко обмануть. - Пошли. Вспомним, какой он был достойный из достойнейших… О Абдул, - обратился он властно к “управляющему братку”, исподтишка поглядывающего за нами, - меня сегодня ни для кого нет, слышишь? 
- Ты и утром так говорил… - тихо проворчал следом “браток”, не отрываясь от манипуляций с тестом...
 
В убранном по-восточному помещении, с коврами на стенах и с разноцветными подушечками по краям комнаты, прежде всего бросалась в глаза узорчатая книга, написанная арабской вязью и выставленная на большой подставке на середине огромного ковра, покрывающего всю комнату. Указав место рядом, Хаджи сел напротив Корана, брызнул на свои и мои руки ароматные духи из маленького флакона и с любовью начал перелистывать страницы книги.
- Вот где истина, брат мой! Здесь указано начало начал и самый конец, когда все погребенные предстанут перед Аллахом, как ягнята, отвечая за свои поступки, мысли, слова. Я собираюсь вновь прочитать эту святую книгу во имя благословения души нашего друга. Пусть милость Аллаха не оставит его в истинном мире и душа не узнает терзаний, когда будут листать книгу его деяний.
Но одна мысль не дает мне покоя. Я так и не успел привести его к молитве, не смог приблизить его незрячие очи к стопам истинного ислама. Пусть Аллах простит этот самый большой грех в его жизни…
Зашла такая же укутанная в черное худенькая девушка, поставила на находящуюся рядом низкую подставку чайный набор и так же бесшумно вышла.
- ...Зейнаб! Моя старшая… - с любовью в голосе проинформировал Хаджи, разливая чай по стаканам. - После ранней смерти матери - у нее было слабое сердце…
- Пусть Аллах смилуется над ее душой, - ментально перебил его я.
- Пусть Аллах дарует рай и твоим усопшим, - так же смиренно ответил он. - Да… Теперь только она и заботится обо мне. За нее сватается Абдул. Ну, тот образина, который тебя встретил. Но я не знаю, как поступить? Абдул, хоть и брат мне по вере, но стар для нее и ворчливый.
- А ты спроси у нее. Ведь не тебе предстоит выходить замуж за Абдула? - ответил я, сдерживая улыбку.
- Что понимает в таком возрасте неразумное дитя, - недовольно пробурчал Магомедказиев. - Покойную маму Зейнаб ее родители забрали прямо из школы и повелели быть моей женой. Она дала согласие мулле, даже толком не глянув на меня. Думаю, она не разочаровалась… - он важно прочистил горло. - Да-да, слава Аллаху, ни я, ни она, душа которой, я надеюсь, сейчас в раю, ни разу ни пожалели о нашем браке.
Теперь ответь мне, брат мой, как случилось это несчастье? Я до сих пор не могу прийти в себя от этой скорбной вести. Я многим ему обязан…
- И не только ты, - я вздохнул, - потому и я здесь. Мы должны отомстить...
Магомедказиев внимательно оглядел меня. После вытащил из-под подушки четки и, не торопясь, начал перекатывать шарики между пальцами.
- Трудно принять решение, когда не знаешь все обстоятельства, брат мой.  Месть порой не самый лучший способ, чтобы утолить жажду горечи. Это чувство должен вселить в души правоверных сам Аллах, чтобы никто, упаси, не смог узурпировать его право.
- Мансур рассказывал тебе о Корейце? И вообще, о своих делах? - я испытующе посмотрел в его глаза.
- Наш покойный друг был скрытным человеком, но кое-что иногда высказывал, - уклончиво ответил тот, не переставая стучать четками.
- На нас напали. Кореец тяжело ранен. Неизвестно, выживет или нет. Убит не только Мансур, но и много наших. 
- Так вот оно что!.. - задумчиво ответил Магомедказиев, степенно поглаживая свободной рукой жесткую бороду, лежащую волнами на груди. - Выходит, вам объявили войну?
- Нам… нам объявили войну, братец, - ответил я в тон ему. - И не надо играть со мной в волшебную лампу Аладдина. Я в курсе кое-каких дел, которые ты вел с Мансуром. Или думаешь, я не осведомлен с чьей помощью вы так развернулись и “наплодились” аж в центре Москвы?
Он не сразу ответил. Не торопясь, заново налил в опустевшие стаканы чай, добавил в них ломтики лимона. По всему было видно, он находится в растерянности.
- Я тебя не очень хорошо понимаю, Рафаэль, учитывая еще то, что наш покойный друг сам повелел мне, чтобы все происходящее я держал в строгой тайне.
После немного с натяжкой добавил:
- И что странно, прежде всего от тебя, брат мой...
Этого я не ожидал. Чтобы скрыть досаду, я также взялся за стакан с чаем, немного глотнул.
- Я понимаю... То же самое покойный велел и мне в отношении к тебе. Но это не значит, что он не доверял нам. Просто специфика его работы была такая, что одна рука не должна была знать, что творит другая ради общего нашего дела… Теперь же правила изменились. Все это уже не имеет значения. Ты мне не веришь?
- Я тебя внимательно слушаю, брат мой, - вновь уклончиво ответил Магомедказиев. - Вера же моя предназначена только Всемогущему и Всевидящему!.. - поднял он свои руки вверх в характерном жесте.
“Однако, ты не прост, как кажешься, братец.”
- …Ты мне обещал рассказать, что случилось и как погиб наш товарищ...
И я рассказал. В пределах допустимого, конечно, упрощая многие детали и причины, которые я старался не связывать со следствием.
У меня не получилось. Магомедказиев сразу засек эти пробелы.
- Ты мне рассказываешь историю без начала и конца, брат мой. Требуя у меня откровенности, ты сам утаиваешь от меня многое. Как мне поступить теперь и как мне пойти за тобой, когда я не знаю, куда ты меня ведешь и почему?..
Я покраснел. Пытаясь играть на наивности, как я полагал, своего оппонента, я не учел его природную проницательность. В то, что умом не проникал, он чувствовал подсознанием. Черт!..
- Что тебе рассказывать, брат мой, если я и сам несведущ во многом. В этой стране у власти, кроме всего прочего, противоборствуют две непримиримые силы, и от этого исхода зависит в том числе и наше с тобой будущее. Я не сужу кто из них прав, кто нет - это очень сложно. Возможно, у каждого своя правда, а истина известна лишь Аллаху, - повторил я его предыдущий жест в направления потолка. - Волею судьбы мы оказались на одной из этих сторон. Нас приняли, устроили, обули и одели. Мы приобрели тут вторую родину, которая была к нам более благосклонна, чем настоящая.
Теперь же на нас напали. Кроме Мансура убили еще многих наших, и этот список пополняется.
Я понимаю твое стремление сохранить жизнь братьям по вере, оградить их от неприятностей и потерь. Но не все так просто. Потому, что в случае проигрыша партии Корейца рано или поздно придут и за теми, кто имел хоть какое отношение к ним.
Сегодня я не могу вернуться в свой дом, быть рядом с женой, которая при смерти. Мне заочно вынесли приговор, как и многим моим товарищам. Возможно, однажды беда постучится и в твои ворота.
Если у тебя с Корейцем не было никаких тем, то я сейчас же уйду, пожелав твоему дому и дальнейшего процветания. Но если ты в чем-то замешан…
Я исподтишка наблюдал, как начал бледнеть и покрываться, вероятно, очень холодным потом мой верующий “брат”. Неплохо разбираясь в ментальности народов региона, к которому и сам принадлежал, я хорошо понимал, что самый большой страх в сердце кавказца может породить именно угроза его дому, очагу, семье. И я бил именно по этому больному месту.
- …Кроме того, если даже все закончится благополучно, наши благодетели могут задаться вопросом: а зачем вообще мы им помогали? Какова цена людей, которые не постояли за своих, когда это было необходимо?
- Но у меня нет бойцов! - воскликнул и беспокойно заерзал на месте Магомедказиев, вытирая ладонью вспотевшее лицо. - Да, каждый из нас, если понадобится, может превратиться во львов Аллаха и не будет силы, способной сокрушать нас! Но пока мы недостаточно обучены и вооружены…
“Не обучены и не вооружены...”
Шторм мыслей вихрем пролетел в моем сознании и начал формировать определенные логические выводы.
- Я в курсе. Но время не терпит.
- Так все только создается! Наша молодежь горит желанием навести порядок на Кавказе. Их только начали обучать. Мансур сам велел пока организовываться и заняться укреплением веры в сердцах. Чтобы осознали, за что будут воевать.
“Вот оно что! Теперь ясно, для чего готовят этих “львов Аллаха…”
- Думаешь, у вас получится?
- Конечно! Смотри, что творится на Кавказе? Брат идет на брата, народ на народ! Азербайджанцы воюют с армянами, грузины с абхазами, чеченцы с федералами. Ингуши в ссоре с осетинами, русские со всеми… Весь Кавказ превратился в один большой котел войны. В чем же дело? Почему какие-то арабы или пуштуны приходят в наши горы и обучают наших ребят друг другу бошки резать? Разве ислам велит мусульманам резать голову пленным наподобие баранам?
Я сам обучался в Аравии, научился читать Коран на языке, на котором излагал сам Пророк - милость ему и благословение Аллаха!
За это им спасибо.
Но я вспоминаю, как шейхи сеяли зерна ненависти в наши сердца, натравливая нас на тех, кто хоть немного отличается убеждениями - на шиитов, на евреев, на христиан… Во время нашего пророка Мухаммеда… - тут он сделал салават и произнес уже на арабском фразу, обязательную для каждого мусульманина при упоминании имени пророка - саллаллаху алейхи ва салям*, христиан и евреев, как общин, имеющие свои книги единобожия не трогали и позволяли им жить в среде мусульманской уммы. А шиитов тогда вообще не было, и если они своевольно произносят во время обязательного шахадата* имя Али ибн Абу-Талиба - ради-Аллаху анху*, следом после имени пророка, то они сами в ответе за это в судный день. В конце концов, и они мусульмане, признающие таухид* и почитающие пророка. И я не понимаю, почему одни мусульмане должны убивать других за то, что те во время моления опускают руки, а эти - наоборот*. 
Мы теперь хорошо понимаем, откуда и куда дует этот злой семум* Сахары.
Да, мы всегда готовы к джихаду - священной войне против врагов Аллаха, мы всегда соблюдали кровную месть. Но самый большой джихад мы вели в своих сердцах против соблазнов шайтана. А кровь мы нередко промывали не кровью, а водой, как учили нас предки, и платили кровникам выкуп, как велит шариат*... 
Улемы, которых Мансур приводил к нам на проповеди, правильно все объяснили. Мы проанализировали и пришли к выводу, что, если завтра русские уйдут из Кавказа, то эти зерна ненависти слуги шайтана уже засеют между правоверными, и та кровь, которая лилась до этого в наших вольных горах, будет в сравнении с той, что прольется - рекой и морем. Нельзя этого допускать!
- Неужели вы со своей кучкой необученной молодежи надеетесь решать задачу, которая не по силам оказалась целой армии федералов? - невольно спросил я.
- Ты забыл, чего добились наши братья в Афганистане? - не без гордости напомнил мой оппонент. - Где режим Шурави , который был построен на костях наших братьев?
Кавказ силой не возьмешь, а вот любовью, уважением к нашим обычаям и добрыми намерениями, пожалуйста.
Теперь мы начинаем понимать, что русские такие же жертвы слуг Дьявола, сидящих на том конце света и травящих нас друг на друга. Разве русские запрещали нам молиться в наших мечетях или запрещали женщинам носить хиджаб? Сколько нашей молодежи обучаются в России, сколько братьев и сестер проживают здесь? Разве у нас была вражда, как ныне? Разве наши деды не вместе воевали с гяурами-фашистами - предками этих же нелюдей?
Я помню, в детстве, в нашем маленьком сельском кинотеатре, крутили фильмы про войну. И там всегда присутствовал какой-нибудь кавказец - грузин или армянин, и нам это было очень приятно…
“А вот азербайджанцев в этих фильмах я что-то не замечал…” - невольно с усмешкой констатировало мое сознание.
- …Мы возвратимся на Кавказ. Иншааллах*! Мы пойдем в горы и вольемся в ряды наших братьев, и мы будем выискивать в обоих станах агентов и слуг Дьявола, которые натравливают нас друг на друга и в пролитой крови собирают свою жатву. Мы будем беспощадны к каждому, которого обличим в преступлениях против мирных людей, против наших матерей, жен, детей...
Вот недавно какие-то изверги из федералов расстреляли всю семью одного из наших братьев, - продолжил он после небольшой паузы. - Велико наше горе и мы сейчас в отчаянии, и не только от смерти Мансура. Ведь покойный наш друг обещал найти этих убийц женщин и детей и передать нам. Как мы теперь утолим жажду мести в груди?
Видишь, нам обязательно надо возвратиться на Кавказ и принести мир в наши горы…

Ну что ж, картина мне была более чем ясна. ГРУ подготавливало пятую колонну для кавказского сопротивления. Хоть поздно, но допетрили, что без захвата идеологического оружия у противника Кремлю не утвердиться на Кавказе. Тем более, такого мощного оружия, как ислам…

- …Скажи теперь, что нам делать и как нам быть, брат мой? - продолжал бушевать Магомедказиев в религиозном и воинственном экстазе. - Дай нам оружие, и вы увидите на что способны воины Аллаха! Для стрельбы из Калашникова много ума не надо…
“Только оружия вам не хватает в центре Москвы… Мощно их обработали. Но неизвестно, чем все закончится, когда в очередной раз выпустят джина из бутылки.
А цели у них вполне благородны. Остановить кровопролитие, уничтожить ваххабизм в горах Кавказа...”
- Хаджимурат, пока рано. Продолжайте пока организовываться, как велел Мансур, и ждите. Мы же просим у тебя пока лишь одного льва. Того, кто, став шахидом, отправил бы в ад сотни врагов ислама...
Магомедказиев тупо уставился на меня, как получивший удар молотком в лоб, буйвол. Постепенно глаза его налились кровью, и это ничего хорошего мне не предвещало. Наконец, еле овладев собой, он хриплым голосом зарычал:
- Ты просишь у меня смертника с поясом шахида? Чтобы он взорвал себя в толпе ни в чем не повинных людей и погубил свою и наши души!.. - он резко соскочил с места. Одновременно с ним повторил это движение и я.
И теперь мы стояли лицом к лицу и впились друг друга взглядами: он с гневом, я с настороженностью - взглядом охотника, ожидающего выпад внезапно озверевшего медведя.
- Успокойся! Ты неправильно понял. Гнев плохое чувство, когда надо принимать разумное решение...
- Говори яснее, что надо! Если мои догадки верны, то тебе лучше уйти и больше не возвращаться. Мы не кафиры-террористы, а борцы за веру! Мусульманин только в одном случае может наложить на себя руку - когда он окружен врагами и ему некуда деваться. Когда пленение принесет ему позор и бесчестье. В других случаях он должен бороться до последнего и только тогда стать шахидом!
- Послушай, я знаю, что в Москве есть люди, набирающие среди россиян смертников, которые далее направляются с поясами шахида на Кавказ. Их набирают не только в среде верующих, но и среди смертельно больных, психически нездоровых, униженных в тюрьмах и т.д. Они взрывают себя в основном рядом с блокпостами, с ментовскими, военными и прочими административными зданиями.
И не говори мне, что ты об этом ничего не знаешь!
Я просто хочу купить одного такого несчастного у его хозяев. Если смертник решил непременно покончить с собой подобным образом, то какая разница, где ему свести счеты с жизнью - на Кавказе или в ином месте?
- В каком это ином?
- Тебе незачем знать…
Цвет лица Магомедказиева постепенно начал принимать обычную окраску. И сам он тоже начал остывать, как ярко горевший костер после кульминационного возгорания. Я наблюдал - он напряжено о чем-то думает.
- А если это обычный человек с очень ясным умом, который просто хочет мстить? Тогда ему не без разницы, где себя взорвать и среди кого?
- Я понял. Мы собираемся взорвать военную часть неприятеля. Здесь, в Москве. Эти люди изверги, для которых человеческая жизнь не стоит дороже жизни бродячей собаки. Мне известно, что их поочередно отправляют на Кавказ, чтобы прошли военную обкатку и почувствовали вкус крови, стреляя в наших братьев и сестер. Эти люди принадлежат к стану, который напал на нас. Они виновны в том числе и в смерти нашего друга.
Так что для решившегося стать шахидом, взорвать себя среди этих гяуров будет высочайший дар Аллаха и дорогой прямиком в рай. Этот шахада очень помог бы нам добиться победы над слугами шайтана и спас бы множество жизней наших бойцов.
И еще: я тебе обещаю, перед тем как надеть на него пояс, мы очень постараемся отговорить его от этого поступка, как велит нам долг мусульманина, признающие заветы Всевышнего. Мы поможем ему стать шахидом, если убедимся, что его невозможно отговорить.
- Так если вы его отговорите, тогда ваша затея не удастся! Где здесь логика? - воскликнул в недоумении исламист.
- На все воля Аллаха, - смиренно и с абсолютной искренностью ответил я. - Но в этом случае мы будем чисты перед Всевидящим. Тому, чему не суждено сбыться - не сбудется, если даже мир перевернется вверх тормашками.
Тогда мы выберем иной путь для достижения цели. И поможет нам Аллах!..
Следующие 15 минут я сидел и терпеливо ждал ответа товарища, исподтишка наблюдая за напряженным ходом мыслей, отражающемся как в зеркале на его вновь помрачневшем лице. Наконец, он оторвался от тяжелых раздумий и перевел взгляд на меня.
- Не скрою, трудную задачу ты мне поставил. И самое тяжелое то, что я могу принять неверное решение, попавшись в ловко поставленные сети шайтана, выбравший тебя, не в обиду, как посредника.
- Я хоть и немолящийся, но никогда не следовал по тропе шайтана, - я “грамотно” возразил.
- Так беда в том, что все это время ты будешь думать, что следуешь дорогой Всевышнего, - усмехнулся он. - На то и шайтан, чтобы подбивать… - он вновь вздохнул. - Так или иначе, я не могу сейчас ответить.
- Сколько тебе понадобится времени, брат мой?
- До вечера. Но не суди, если у меня не получится, - он отвел взгляд.
- На все воля Аллаха, - повторился я. - Никто не способен прыгнуть выше головы, если на это нет Его благословения…

ПРИМЕЧАНИЕ:

 * ахи  -  брат мой (на арабском). В настоящем, общепринятое обращение среди членов салафитских общин
 * …саллаллаху алейхи ва салям!  -  да благословит его Аллах и приветствует! Салават. Добавляется, как знак почитания после озвучания имени пророка Мухаммада
 * шахадат - калимату шахадат или шахада, один из столпов ислама, формула единобожия и признания пророческой миссии Мухаммада
 * …ради-Аллаху анху! - да будет доволен им Аллах!
 * таухид - исламский термин, обозначающий догмат о единственности и единстве Аллаха
 * …те во время моления опускают руки, а эти - наоборот - один из отличительных атрибутов шиитов и суннитов. Во время моления шииты держат руки открытыми, а сунниты складывают на груди 
 * семум - сильный, горячий и сухой ветер в пустынях Азии и Африки 
 * шариат - мусульманская система права
 * Шурави - Советы - СССР. Этим же определением местное население обобщало советских военнослужащих в Афганистане
 * Иншааллах! - Если на это будет воля Аллаха! Ритуальное молитвенное восклицание или фраза. Междометное выражение, как знак смирение мусульманина перед волей Аллаха