Мысли на заметку. 17 октября 2022 года

       [...].
       _________________

       Пришвин в своем приходе ко Христу доказывает ещё раз, что человеку, поднявшемуся лишь до личностного понимания себя, своего «я», нужна главная, ведущая, эталонная личность. И он принимает таковой личностью Иисуса Христа.

       У меня что-то такое в самом начале было по отношению к Толстому. Теперь я это перерос.
       _________________

       [...] говорили в машине, как человек уходит из детства и уходит ли. И я понял, что мен сложно будет донести мысль, что Толстой из детства ушёл, а многие там так и остаются. Дело не в том, что в каждом человеке остаётся ребёнок (это так и есть), а в том, насколько человеку удаётся развить своё абстрактное мышление, насколько с детства он изменит, разовьёт в себе, усилит степень абстрагирования.

       Сейчас вопрос не в том, есть ли у человека абстрактное мышление, а в том, насколько оно абстрактное. И каждый человек с детства проходит этот процесс абстрагирования, отвлечения. От чего? От конкретно воспринимаемого мира, от своей телесно-животной сущности, от инстинктов, от зависимости от «взрослых» и от социума, от своего эго и т. д. продвижение по этому пути, по пути абстрагирования, и есть процесс очеловечивания. И история человечества есть история развития абстрактного мышления.

       Вспоминая и излагая пережитое, человек волей-неволей отстраняется (отвлекается) от пережитого и от себя в этом пережитом, потому как вынужден смотреть на себя как бы со стороны. Абстрагирование — это попытка каждый раз «забежать» себе за спину».

       Но теперь я читаю Пришвина и меня поражает, насколько по-разному это получается у него и, например, у Толстого. Толстой всё вроде бы о себе и о себе, а «отошёл» от себя куда дальше, нежели Пришвин. Почему так?

       Это метафизическая способность человека, способность к абстрагированию. Чем выше степень абстрагирования, тем больше человек становится «человеком-вообще». А Пришвин зацикливался на небывалом в человеке, на индивидуальном. Толстой искал в себе всеобщее, бессмертное, а Пришвин — особенное, смертное, случайное.