Оперативник Углов и пропавший поэт

Вечно нам с Васькой не везёт! Только мы на закате дня уединились в кабинете, только успели пропустить по оперативно-розыскной чарке, как в коридоре загрохотал командирский глас Зубова. Полковник с размаху распахнул нашу дверь – мы едва скрыли алкогольно-закусочные улики.

- Вот они, легки на помине! – сказал полковник. – Углов, ты Шекспира читал?

- Не только читал, товарищ полковник – сказал образованный Василий. – Я ещё с ним самогонку глушил и в камеру с понятыми провожал.

- Вовсе спятил, майор? – рассердился Зубов. – Как ты мог с ним пить, если во времена Шекспира не было понятых? Ври да не завирайся.

- Углов имеет в виду рецидивиста по кличке Шекспир, – уточнил я. – Которого мы плодотворно ловили и поймали лет десять тому назад.

- А-а-а, – сказал Зубов, остывая. – Это не тот кадр. Тут гражданка заявительница разыскивает поэта-стихоплёта. Раз вы такие подкованные натуры – ищите.

В кабинет вошла миленькая женщина, которую классики назвали бы мечтой поэта. Она была свежа причёской, полна грудью и пурпурна устами. Данную пурпурноустую даму величали Элеонорой Пегасовой, она возглавляла городской Союз поэтов.

- Господа сыщики, возникла проблема, – пожаловалась Пегасова. – К нам на творческий симпозиум из далёкой Сибири ехал поэт-самородок. Ужасно одарённый стихотворец Арташов. Ехал-ехал… и пропал. Последний раз Арташов отзвонился из поезда, сказал, что подъезжает к нашему городу. Я кинулась встречать, но чуть-чуть опоздала, и он как в воду канул!

Элеонора добавила, что утрата такого дарования, как Арташов, станет невосполнимой потерей для поэтического наследия. А кроме того, сорвёт симпозиум, где непутёвому Арташову отведено добрых два часа.

- Из поезда он вышел, это точно! – говорила Пегасова. – Проводница его отлично помнит, поскольку Арташов всю дорогу читал ей стихи и клялся в любви… Но куда поэт подевался потом – неизвестно. И телефон его молчит.

Василий бросил мимолётный взгляд на бумаги, где мы заныкали бутылку.

- Скажите, ваш сибирский Надсон, – Углов сделал красноречивый жест рукой у горла. – Не подвержен … гмм-мм… чрезмерной дружбе с зелёным змием?

- Увы, подвержен, – понуро согласилась пурпурногубая Элеонора. – Выпить Арташов не дурак, он сам себя называет «поэт Алкашов». В дороге он звонил сильно подшофе.

- Поэт в России – больше чем алкаш! – подмигнул Василий. – И в лицо вы его не знаете?

– Видела только фото, – сказала глава союза. – Возможно, нетрезвого Арташова сморило и он спит прямо на вокзале. Но не могу же я бегать по залу ожидания, проверяя документы у каждого спящего?

Мы поехали на железнодорожную станцию. Я крутил баранку, а Василий развлекал Пегасову.

- Кстати, и я когда-то баловался стихами, Элеонора Михайловна! – ласково говорил Васька. – Послушайте, что я сочинил, страдая с похмелья после Дня милиции:

«Вот пойду-ка я и помру-ка я
Вот такая вот злая бука я.
Но надеюсь я – опохмелюсь я,
Вот и снова я стану прелесть я!»

Элеонора аплодировала и смеялась, поедая весельчака Углова нежно-поэтическим взглядом.

Мы вошли в здание вокзала. Час был вечерний, поездов шло много, зал был усеян телами спящих и полуспящих пассажиров.

- Мать честная! – сказал я, обозревая фронт работ. – Сколько же тут доморощенных поэтов дрыхнет?

- Начнём с краю! – Васька сверился с мутной фотографией Арташова. – Вон там прикорнул похожий тип!

Подойдя к спящему мужику, я тряхнул его за плечо:

- Поэт? – строго спросил я.

Не открывая глаз, мужик кивнул и пьяно продекламировал:

- Серые глаза – рассвет, пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены…

Элеонора прижала ладошки к своему милому лицу:

- Он шпарит Киплинга наизусть! Мужчина, вы и есть Арташов?

- Ошибочка вышла, – тут же отрезвил её Углов. – Это бомж Репьёв. В прошлом был женат на библиотекарше. Он не только Киплинга, но и Гомера знает, зараза.

Мы перевернули следующего персонажа, подходящего под описание.

- Поэт? Алкашов?

- No, I don't understand, - ответили с пола по-английски.

- Не он, – сказал Васька, отряхивая руки. – Я охотнее поверю, что передо мной старик Шекспир, но не сибирский баснописец.

Я уже тряс следующего кандидата:

- Эй ты, очнись! Поэт?

В ответ раздался ядрёный пьяный мат – до того изысканный и сложный, что ближайшие пассажиры проснулись от восхищения.

- Судя по слогу – тоже не поэт, – определил Углов. – Это явно прозаик со стажем. Дилетанту Арташову до него далеко.

Неподалёку сидела бабка с внуком. Они с неподдельным интересом наблюдали за нашими поисками.

- Ребята, – позвала нас бабка. – Кого-то ищете?

- Полиция, уголовный розыск! – я показал красные корочки. – Поэтов ищем!

Бабка поёжилась, перекрестилась и толкнула в бок внучка:

- Мотай на ус, Ванечка. Не вздумай писать стихов, иначе менты тоже ловить будут!

Мы перебудили кучу народу. Нашли маляра, двух каменщиков, переводчика с греческого языка, трёх мигрантов, одного академика сельскохозяйственных наук, скрипача и капитана речного буксира... Стихийного поэта Арташова обнаружено не было. 

Элеонора с пурпурными устами совсем было пала духом, когда та же бабка сказала:

- А вон за нами ещё один типус дрыхнет. Вы его проверяли? Разит от него, как от бочки со спиртом. Он мне стихи читал и замуж звал… срамотень пьяная, прости господи.

Мы извлекли из-за бабки в хлам упившегося мужичка и нашли в кармане документы на имя Арташова-Алкашова. Но с первого взгляда было ясно, что к выступлению на сегодняшнем симпозиуме поэт не пригоден. Ему бы поспать суток восемь.

- Не созрел он ещё для поэта, - авторитетно определил Углов. - Что за самородок, коли пить не умеет?

- И куда я с этой творческой хронью? – спросила Элеонора Пегасова со слезами. – Он же лыка не вяжет! Из-за него вся программа летит к чертям собачьим!

Вдруг что-то вспомнив, она повернулась к Василию:

- Товарищ майор… у меня родилась дерзкая идея. Поедете со мной на встречу вместо Арташова? Вы же тоже пишете стихи! Прочтите ещё что-нибудь, пожалуйста?

Василий не мог отказать прекрасной Элеоноре. Он картинно откашлялся.

- Стихотворение о любви и измене. Автор – майор уголовного розыска Углов!

- Ах, милая Роза, зачем ты с завхозом?
А лучше бы ты не с завхозом.
Ах, милая Майя, зачем ты дурная?
А лучше бы ты не дурная.
Ах, милая Злата, зачем ты пузата?
А лучше бы ты не пузата…

Васькиным одам аплодировал весь вокзал. Элеонора Пегасова была в неописуемом восторге.

- Блеск! – кричала она. – Поэт-постмодернист, звезда в погонах, новая мессия футуризма! Так и представим вас публике! Немедленно едем! А… про Элеонору у вас ничего нет?

- Будет, Элечка, – сказал Василий ей на ушко. – Непременно будет. Уже сегодня ночью.

Таким образом симпозиум был спасён, а городской союз поэтов открыл для себя ещё одно талантливое имя.