7. Случай в карауле

    
     Рассказ из автобиографической книги “Звёзды и деньги”.
     Мне было лет девятнадцать, когда произошла эта история. Я впервые совершил проступок, который мог бы привести меня в тюремную камеру. Это сейчас мне легко вспоминается и я преисполнен умиления от своей юношеской инфантильности, но тогда я пережил настоящий стресс. Читайте и сочувствуйте мне, бедному курсантику не выдержавшему психологического напора со стороны одного... как сказать... не знаю. В общем, читайте, сами всё поймёте.

--------------------------

     "Часовому запрещается: спать, сидеть,
     прислоняться к чему-либо, писать, читать,
     разговаривать, есть, пить, курить и т.д. и т.п."
     Из устава гарнизонной и караульной службы.

--------------------------

 
     Ну хорошо, уговорили меня, бесхарактерного. Так и быть расскажу пару красивых моментов. Но это будет долго и я уже пожалел, что согласился. Так вот, слушайте.

     Отправили наш взвод как-то нести службу в гарнизонном карауле. В расписании караула я числился часовым на пост при гарнизонном госпитале. Там, помимо нормальных служивых, лечились и осужденные военным трибуналом. Как-никак это тоже люди и если они болеют, то их нужно лечить. Для таких архангелов в каждом госпитале есть специальные палаты-камеры с решётками на окнах и под постоянной охраной часового. Чтоб не сбежали из-под следствия. Часовой в отдельной маленькой комнатке. Между ним и арестантами железная решетчатая дверь на замке. Ключи у часового.

     Я заступил на пост. Всё как обычно: сдал – принял. Смена с разводящим ушла. В камере один паренёк лет девятнадцати. Короче, сверстник. За что его закрыли я не знал, да вначале и не интересно было.

     И вот он через решётку пытается знакомиться со мной, спрашивает как зовут, откуда родом, как дела и всё в этом духе. Нам, естественно, запрещено разговаривать. Но он пристал как репей к хвосту собаки. А я человек мягкий и, как уже писал выше, бесхарактерный. Незаметно втянулся в диалог, и оказалось, что он отличный парень, которого злые командиры заперли ни за что.

     Развод чистой воды. Но я был еще глуп и совершенно потерял берега. Начисто забыл об обязанностях часового. Уже через двадцать минут мы болтали как старые знакомые. Теперь я вспоминаю это с налётом мягкой любви к самому себе, тому, который был ещё очень отзывчив на призыв человека о помощи.

     Мало-помалу, речь зашла о том, что у него здесь, в госпитале, есть любимая девушка, медсестра. Он её не видел уже две недели, он очень тоскует и даже от этой тоски вот-вот  повесится в камере. Я с отвисшей челюстью слушал рассказ об их любовной страсти и во мне зрел и зрел клубок сочувствия к страданиям разделённой влюбленной пары.

     Вскоре он обозначил интерес ко мне тем, что начал просить отпереть дверь камеры и выпустить “на свиданку на полчасика“. А потом он успеет вернуться до прибытия разводящего с новой сменой и никто не заметит и никому ничего не будет.

     Я, как последний лох, совершенно раскиселился от такой несчастной любви, преисполнился сочувствием к страдальцу и… отпер камеру и выпустил его, взяв строгое слово вернуться через полчасика. То есть, почувствуйте этот момент, я, его охранник с автоматом в руках, взял строгое слово  вернуться у зэка, совершающего побег из места заключения. Каково??? Вы слышали о чём-нибудь подобном? О таком благородном дураке? По сути, о преступлении, совершённом под действием гипноза. Я по собственной инициативе выпустил на свободу подследственного, которого был поставлен охранять. Оцените, плиз, инфантильность моей чувственной натуры.
 
     Как бы то ни было, а дело было сделано. Мосты сожжены. Он махнул рукой и мгновенно исчез.
 
     Но уже через пару минут, не испытывая сильного давления с его стороны, я отошёл от гипнотического транса и чуть не одурел от мысли о грядущей ответственности за пособничество в побеге преступника из-под стражи. Наверное, в тот момент появились первые седые волосы в моей шевелюре. Ведь в любое время мог прийти офицер, проверяющий караулы. Конечно же, он заметит отсутствие заключенного и, конечно же, я сам займу шконку сбежавшего подследственного в камере по подозрению в соучастии побегу.
 
     Я трясся как африканский цуцик на холодном севере, считая не только минуты, но даже секунды. Спина покрылась влажной испариной, пилотка промокла, а руки вспотели и автомат скользил цевьем между ладоней. Время тянулось как товарный поезд. Медленно и бесконечно. Казалось, что каждый задёрг секундной стрелки на моих дешёвых ручных часах приближал миг расплаты, и я уже начал готовить текст последнего слова перед лицом неотвратимой Фемиды.
 
     Но чу, что-то заскребло в дверь. Открываю. Он! Стоит довольный и улыбающийся. В руках газета. Я, трясущимися руками открыл замок, запихнул его обратно в камеру и обессиленный нервным напряжением рухнул на свой караульный табурет. Арестант продолжал лыбиться и высказывать в мой адрес благодарности и спасибки в разных вариациях. Сообщил, что успел жахнуть её три раза, да так, что низ живота болит. Потом развернул газету. В ней лежало что-то, напоминающее варёную половинку курицы.

     - Это жареный голубь, - объявил он, - Это тебе. Попробуй.
 
    Я мотнул головой и отказался. Мысль о еде была бы самой последней из тех, которые могли бы прийти в голову в этот момент.

     Через пять минут пришла смена, и я сменился. Уходя, бросил взгляд в камеру. Он всё так же улыбался, показывал большой палец и подмигивал. Я сдуру непроизвольно подмигнул ему. Вернее мой глаз сам, помимо моего участия, откликнулся на этот тайный сигнал. Я сконфузился, метнул взгляд на разводящего, не заметил ли он чего, и пулей выскочил на улицу.

     Вот такая штука приключилась со мной на втором курсе. Какой вывод я сделал из этого? Или какую пользу для себя отыскал в этом своём поступке? Да не знаю, ребята. Не знаю. Понимаю только, что с человеческой точки зрения я вроде бы сделал всё правильно, хотя и предстал перед вами полным лохом. А с точки зрения закона… Не знаю. Решайте сами. А мне недосуг. Нужно дальше армейскую тему двигать.