Разговоры от боли

РАЗГОВОРЫ ОТ БОЛИ

ПЬЕСА-ДРАМА В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ



     ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА


Андрюха, больной, 39 лет.
Лёха, его друг и одноклассник.
Сергей-рабочий, больной, сосед Андрея.
Сергей-писатель, больной, сосед Андрея.
Ролан Андреевич, лечащий врач.
Джамал Зубайриевич, хирург.
Больные.
Медсестры.
Работники-транспортировщики.

Действие происходит в одной из московских больниц.




     Боль, боль, боль …
     Одна трубка, две …
     Сердце выскакивает из груди …
     Невыносимая боль …
     …

     - Тук-тук-тук!
     - Входите!
     - Здрасьте! Я - Алексей, к Андрею.
     - Привет. А мы - Сергеи: Сергей-рабочий и Сергей-писатель. Нас так твой друг прозвал. Проходи.
     - Здоров Андрюха! По-моему, ты здесь залежался, а?
     - У-у-у (стонет). Здоров, Леха. Садись, помолчи пока. Сейчас, пройдет. У-у-а …
     - Больно?
     - Что-то очень сегодня. Вчера, когда вторую трубку поставили, хорошо стало. А сегодня снова. Позови медсестру, Леша, она сразу слева сидит, дежурная.
     Входит медсестра.
     - Что тебе, Аксиньин?
     - Сделайте мне, пожалуйста, обезболивающий укол.
     - Я же тебе его утром делала.
     - Болит все равно. У-у-у.
     - А Ролан Андреевич что утром сказал?
     - Ничего не сказал. Не знаю, почему. Они же вчера мне вторую трубку поставили. А у меня сегодня болит, болит …
     - Ладно. Потерпи. Сейчас пришлю.
     Спустя пять минут появилась медсестра с тележкой, подошла к кровати у окна, на которой лежал Андрей, и сделала укол в его левое исхудавшее бедро.
     Через некоторое время вошел молодой, черноволосый, среднего роста врач с тетрадкой в руке и подошел к Андрею:
     - Как дела, Андрей Анатольевич?
     Андрей повернулся на спину и простонал:
     - Болит, Ролан Андреевич, больно мне. Ой как больно.
     - Терпите. У вас острый диспептический дисметаболический панкреатит, а это серьезно, но пока не смертельно, хотя и больно, и это главное - не смертельно.
     - А-а! Нет мочи терпеть.
     - А вы кто? - обратился доктор к сидевшему у обеденного столика Алексею.
     - Я? Леха, Алексей то есть, друг Андрея. Пришел вот навестить.
     - Знаете что-нибудь?
     - В смысле?
     - Книжки читаете?
     - Книжки? Да, читаю, люблю. Аудиокниги еще слушаю.
     - Я смотрю, у вас «История СССР»? Это ваша?
     - Ну да. Таскаю с собой. 1945 год, восьмидесятилетней давности. Издание МГУ.
     - Я знаю эту книгу. Вот и хорошо, Леша. Чаще приходите к больному другу и отвлекайте его от боли чем угодно - байки рассказывайте, анекдоты, если знаете, книги, которые читали, пересказывайте. Ему нужно время. Капельницы должны подчистить его организм, из трубок выйти гной. Но ему нельзя ни пить, ни курить, ни лекарства без назначения врача горстями глотать. Так что, занимайте своего друга разговорами, отвлекайте, отвлекайте его от боли.
     - Понял вас, понял. Хорошо.
… 
…
     - О! Смотри! Деваху какую повезли! Наверно, голая под простыней?
     - Может, голая, если на операцию, а если на рентген или КТ-МРТ, тогда нет. Но она лежит с телефоном в руке, видишь, и спокойно смотрит в него. Значит, ее скоро назад будут везти.
     Прошло десять минут.
     - Точно! Везут! - почти закричал Леха. - Красивая! Как ты думаешь, таджики-транспортировщики заглядываются на наших красавиц? А?
     - Им некогда. Будут заглядываться, выгонят с теплой работы. Да у них своих гюльчатай хватает.
     - Слушай, Андрюха. А кто это у вас тут по коридору с длинной бородой ходит? Священник, что ли? Причащать приходит? Или отпевать? Ха-ха-ха!
     - С какой бородой? А! Это шеф, заведующий хирургическим отделением. У него правда фамилия как-то то ли Шофер, то ли Шифер, немецкая, вобщем, и его больные шефом зовут.
     - Ну, и как он?
     - Не знаю, я с ним не пересекался. Ко мне молодой и без бороды ходит.  Роланом Андреевичем зовут. Да ты его видел.
     - Часто наведывается?
     - Иногда по два раза в день. А толку? Я от боли не знаю, куда деваться, а они ничего не делают, а уж я неделю тут. Осто...ло всё, веришь? Жить не хочется.
     - Кончай, Андрюха. Тебе же еще сороковника нет. Мы еще попразднуем! Столик в ресторане Путина закажем, когда выздоровеешь!
     - В каком-каком ресторане?
     - Путина. Ну, на Завидной.
     - Дубина! «ПутИна». Это когда рыбу ловят.
     - Да? А я думал …
     - Индюк тоже думал да в суп попал.
     - Кстати, о супе. Вас здесь хорошо кормят?
     - Хорошо кормят в ресторане. Да и то не в каждом. Если от боли не знаешь, куда деваться, от еды воротит. Но когда не болело - нормально, вроде: рисовая каша неплохая, овсяная, правда, пресная была, супы-пюре, котлеты с гречкой, мясо, хорошие такие куски, чай девушка наливает из заварного металлического чайника, соки, фрукты в виде пюре в баночках, хлеб - булочки упакованные. Хватает. А вот и девушка с обедом! Здравствуйте! Здравствуйте!
     - А чё она молчит?
     - Да она всегда так. Дикая какая-то, дичка. Закроет лицо маской, как хиджабом, и молчит. Еду ставит и уходит. Наверно, тоже не наша. Но мы с ней всегда приветливо: «Здравствуйте!». Молодая еще, научится. Толчонку, вспомнил, еще давали вкусную. Масло сливочное в коробочках дают по утрам. Я сыр люблю, вот его не было. Подожди! Я отвечу.
     - Да, мам. Нет, не знаю. Когда? Далеко от нас? Ты только окна не открывай и не подходи к ним! Я перезвоню тебе вечером.
     - А ты чё мне ничего не сказал?
     - Это ты про дроны? Не хотел волновать. Это же не у нас бабахнуло.
     - Но Видное же.
     - Видное большое. Если бы там, где ты живешь, я бы сказал.
     - Ладно. Я телевизор из-за боли уже не смотрю.
     - И правильно, Андрюха. Там всё врут. Сказали, все сбили, а пожар. Значит, не все.
     - Ладно, Леха, не будем, - и Андрей приложил палец к губам и показал на соседей.
     - А кто с тобой тут лежит? Нормальные, вроде, дядьки.
     - Этот, что ближе ко мне, рабочий, я его так и называю, с электромеханического завода, есть такой в Лианозово. Только я не понял, он мастер или квалифицированный слесарь.
     - А тот?
     - Тот, что с книжкой? Как думаешь, сколько ему лет?
     - Ну, лет 60, наверно.
     - Ха! Здесь все так думали, а то и меньше давали. Две медсестры, постарше и молодая, приходили даже. Поспорили, наверно, сколько ему лет. Одна не знала, а другая в карточке подсмотрела. Заходят, здравствуйте, а вам сколько лет? Он отвечает, девушки, я женат. Они засмеялись. Потом говорит, 73! У одной аж шары на лоб, личико вытянулось. Спасибо, говорят. Так и пошли, одна смеется, а у другой удивленная физия.
     - А он кто, чем занимается?
     - Не знаю, чем раньше занимался. Вроде, летчик или инженер, но сейчас вот книжки пишет, фото там его есть в форме.
     - Книжки?
     - Да. Я увидел у него такую блестящую, с Иисусом, на кресте висящим как бы над землей, понимаешь, Лёх? Бл..., мне так понравилась обложка. Я говорю ему, это чья книга, Сергей? Его Сергей зовут. Он говорит, моя. Я думал, он ее купил, вот и говорит, моя. А он, это я написал.
     - Ну и как, ты читал?
     - Не всё. Несколько рассказов только. Но один такой, знаешь, как натянутая  струна, звенит весь - напряжение от начала и до конца. «Искупление» называется. О Буданове.
     -  О Буданове? Который в Чечне девку того?
     - Ну да. Но только в рассказе у него другая фамилия - Губанов. И он как будто хочет покаяться. Едет к дочери в Казань, чтобы извиниться перед ней или при ней, одним словом, искупить вину покаянием. Но у него не получается доехать, его проводница высаживает. И он бросается под поезд.
     - А на самом деле как было?
     - Его судили, дали десять лет, но по УДО выпустили и даже предоставили квартиру в Москве, где он мирно жил с семьей, пока его не убили в 2011-м.
     - Кто убил?
     - Чеченец.
     - Зачем же его раньше выпустили? Только раздражили их. Зачем же он в Москве-то жил? Скромнее же надо было.
     - Его бы все равно убили. Чеченцы народ мстительный, это у них в крови. А он без охраны ходил.
     - А он не покаялся на самом деле?
     - Публично - нет. Да ты сам можешь об этом почитать, если наберешь «Фима Жиганец». Он освещал суд над Будановым. Фима Жиганец это псевдоним журналиста и писателя Александра Сидорова.
     - А это не он спец в области блатного жаргона?
     - Во! А ты откуда знаешь?
     - Да Сашка Болобко решил показать, что он на зоне кое-чему научился и стал нам стишки читать:

Мой дядя честный вор в законе,
Когда зависнул на креста,
Он оборзел, как бык в загоне,
Хоть с виду был уже глиста …

Или вот:

Жужжать или не жужжать?
Во, бл…, в чем заморочка!
Не в падлу ль быть
Отбуцканным судьбой
Иль всё же стоит дать ей оборотку …

     - И что это?
     - Это - Пушкин и Шекспир на блатной манер.
     - О! Ну!
     - Так вот, стихи эти не народные, а этого Фимы.
     - Правда? Очень смешные. Ну, ладно, - и Андрей закашлялся и согнулся от боли. Лицо его стало страдальческим.
     - Хорошо, что ты приехал, Леха. Разговор застил собой боль, а так бы я лежал, скрючившись, и орал.
     - Андрюха, а почему они ничего не делают?
     - Делают, почему не делают? Уже вторую трубку поставили, обезболивающее колют, антибиотики капают. Боль только не проходит. Многое зависит от смены, в одной лучше отношение, в другой хуже. Слушай, такой случай у нас был. Одна медсестра заходит вечером мерить температуру, ко лбу приставляет градусник и говорит: «36,7», к другому подходит: «36,7», у третьего меряет: «36,7». Записала в тетрадку и пошла довольная. А на следующий день оказалось, что этот градусник сломаный, не работал, и его потом выкинули.
     - Все равно, Андрюха, у вас тут нормальная палата, я смотрю, кровати с пультами, как хочешь их поднимай, всего три человека в палате.
     - А в 608-й палате - так вообще два! Правда, есть и по четыре, а у баб даже по пять человек.
     - Ну, их больше, наверно, болеет. Женские дела, и всё такое.
     - Ну да.
     - Андрюха! А у тебя же палата номер шесть! Ну, еще ноль два.
     - Ага. Палата № 6.
     - Чё ага? Помнишь его, что ли?
     - Кто ж его забудет? Нина Сергеевна не слезала с меня, пока не выучу урок. Андрей Ефимович! Ты, говорит, хоть и не Ефимович, будешь им сегодня. Давай читай его монологи! Сама любила Чехова, и нас к нему приучала.
     - А я так и не полюбил его. «Вишневый сад»! Любовь Андреевна! Транжирила деньги налево и направо, а вишневого сада ей жалко стало. Раньше думать надо было, а не по парижам разъезжать. Правда, потом случайно мне попался «Остров Сахалин». Так я дочитал до конца, но так и не поверил, что его написал Антон Павлович.
     - Да. Также трудно поверить, что «Записки учителя фехтования» написал Александр Дюма-батя.
     - А о чем там? Что-то я забылся, как говорили у нас в школе. Ты почему не выучил урок? Я забылся.
     Они засмеялись, даже Андрей.
     - О декабристах, восстании декабристов.
     - Ни фига себе! Александр Дюма писал о России?
     - Да! И еще как! Почитай. Роман запретили в России.
     - Кто запретил?
     - Ну кто? Царь. Николай I Павлович.
     Андрей потянулся к тумбочке, чтобы налить в стакан воды, но потом застонал и снова лег на кровать.
     - Чего ты хочешь? - спросил Алексей.
     - Налей мне воды, - сказал Андрей.
     Выпив несколько глотков, он устало откинулся на подушку.
     - Счастье, - сказал он.
     - Что - счастье? - спросил Алексей.
     - Счастье видеть рядом друга, когда болеешь. Жену мне Бог не дал, - и Андрей улыбнулся, веки скрыли его слезы.
     - Какие твои годы. У меня дружок по институту в сорок лет женился и потом троих родил, - и Алексей положил руку на плечо друга.


     - Слушай, Андрюха, ты же здесь ветеран, больше десяти дней лежишь. Скажи, а оперирующие хирурги приходят сюда, навещают больных, которым делали операцию?
     - Приходят. Ну, может, не все и не ко всем. Но вот к писателю хирург приходил. Пожалуй что каждый день. Халиев фамилия.
     - Азербайджанец?
     - Нет, дагестанец. Джамал э-э-э … Всё время забываю его отчество. И не только я. Писатель тоже забыл его отчество и говорит, типа, Джамал Зубодробилович. А Халиев вежливо ему так: если не помните, лучше вообще не говорить.
     - Джамал Зубайриевич он, сказал Алексей, заглянув в телефон.
     - Ну вот, Зуба…, Зубо … Нет, это не по мне.
     - И он каждый день приходил?
     - Да! И осматривал, и живот щупал.
     - Молодец какой! Настоящий доктор.
     - Да ко мне Ролан Андреевич тоже каждый день заходит, только почему-то дальше трубок дело не двигается.
     - Думают они, Андрей, думают, что же еще? Думают, как дальше тебя лечить.
     - Слушай, Леха, а к писателю так вообще целая делегация приходила!
     - Да? И чем он так прославился?
     - Человек шесть студентов-медиков и с ними то ли преп, то ли местный врач в белом халате. Всё выспрашивали его о симптомах болезни, с которой его сюда привезли: а вот расскажите то, расскажите это. Студенты все в масках, одни глазки светятся, горят! Два парня и четыре девчонки.
     - А что с ним было?
     - Точно не знаю, но, насколько я понял, нехарактерные спайки в кишках.
     - Во, блин, что бывает.



     - Леха, а ты Пашку Колокольцева помнишь?
     - А кто это?
     - Помнишь фильм «Живет такой парень»? Там еще главный герой - молодой водила Пашка Колокольцев по кличке Пирамидон. Ну, вспомнил? Его Леонид Куравлев играет. Он еще заикается: «Да выпей ты в-воды».
     - Да! Вспомнил! Он своего напарника за знакомую женщину сватает: «Так и прет, так и прет!». Да?
     - Верно, молодец.  Это же Шукшин! Так вот, там этому Пашке, когда он спит в больнице, куда он попал, геройски спасая от огня социалистическое имущество, и девушки снятся, и что он генерал. Так и я, когда сплю, у меня всё хорошо, и девушки тоже снятся, а как проснусь - боль.
     - А ты сравнивай, Андрюха. Ты лежишь в современной больнице, аппаратура здесь всякая зарубежная, медсестры вокруг тебя, врачи суетятся, туалет в палате. Как-то лечат тебя, кормят, и всё бесплатно. Так же?
     - Да согласен я. Тут до писателя лежал узбек без полиса. Так ему нагорело, не дай Бог.
     - Ну, я и говорю. А другие вон мобилизованы и на фронте. И не все выжили и выживут. Виталькин сын погиб, Серёги. И тебя могли взять. А ты здесь, в белой палате. Радуйся!
     - Меня бы не взяли с таким здоровьем.
     - Пригодился бы. Молись, Андрюха!
     - Ладно. Буду молиться, - и Андрей неумело перекрестился три раза.
     - Во, правильно. Я недавно в электричке молодого парня видел, лет 25, неплохо одетого, хорошо постриженного. Передвигается с ходунками, поёт, неумело правда. У меня не было бумажных денег, и я подошел к нему, посоветовал прикрепить к ходункам картонку с номером телефона, и мы разговорились.  Я спросил его, вы инвалид детства? Он ответил, нет, короновирус в 2020-м дал осложнение на легкие и позвоночник. А? Сюжет? Трагедия! А ты пока при своих членах.
     Вошла медсестра, толкая перед собой тележку с лекарствами.
     - Капельница! Больные, все ложитесь и поднимите рукава одежды, где катетер. Аксиньин, кому говорю!
     - Сейчас, сейчас, я быстро не могу, - добродушно отозвался Андрей и смиренно лег на кровать, обнажив правую руку.
     - Катетеризация, - сказал Алексей. - Антибиотики?
     - Ну да, - слабо прошептал Андрей, как бы боясь, что от разговоров сломается катетер.
     - Аксиньин, вам не болтать надо, а отдыхать, спать, - перешла вдруг на «вы» медсестра.
     - Спать днем не получается из-за боли, - сказал Андрей медсестре, - а разговоры нам доктор прописал.
     И они с Лехой засмеялись.
     - Ну и хорошо, раз смеётесь, - ставя капельницу рабочему, сказала медсестра. - Только бы не мешали соседям.
     - Не, они нам не мешают, - в один голос сказали Сергей-рабочий и Сергей-писатель.
     - Не, мы потихоньку, - сказали Андрей и Алексей.
     - А я вам даже буду помогать красные кнопки нажимать, когда у больных раствор закончится, - добавил Алексей.
     - Тогда ладно, - улыбнулась медсестра. - Только не красную, а зеленую.
     И вышла из палаты.
     - Вот, Андрюха, женись. Нормальная деваха.
     - Нормальная. Она-то нормальная. Я только не совсем. До загса не дойду.
     - Выздоровеешь, я дружком буду. Пойду с ней обговорю все детали: кольца, ресторан, - и он правда встал и направился к двери.
     - Стой! Ты куда? - приподнялся Андрей, но Алексей в последний момент повернул в туалет.
     - Тьфу, балабол, - шутливо выругался Андрей, но глаза его смеялись.
     - Отличный из Алексея доктор, - сказал писатель. - Как лечит, как лечит! Психотерапевт.
     - Он всегда такой был, - сказал Андрей. - Веселый.
     Алексей вышел из туалета.
     - У меня дома туалет раза в три меньше, чем у вас тут, - сказал он. - И душ даже есть.
     - Алексей, - сказал рабочий. - Пора на кнопку нажимать.
     - О, ёлки, я забыл. Где она? - И он бросился к зеленой кнопке.


     - Леха! Ты там случайно не курил в туалете?
     - Ты что, Андрей, я же бросил.
     - Когда?
     - Еще в прошлом году. Уже скоро год будет.
     - Ну, хорошо. А то у нас тут одного больного недавно чуть не выгнали.
     - Из вашей палаты?
     - Нет, из 608-й, что в конце коридора справа. Мужчина, что у нас раздевался перед операцией, потому что мест нигде больше не было, гулял по коридору, и я с ним разговорился. Мужественный он такой человек, не то, что я. У него такая огромная грыжа была на правом боку, а он ничуть не боялся и сейчас уже как огурчик и гуляет по коридору. Так вот. В его палате всего двое было, и его сосед, ни слова не говоря, пошел в туалет и стал там курить, но дежурная медсестра учуяла. Пришла, кто курил? Он признался, да от него же несло. Но она его пожалела, не доложила начальству, а так бы его в два счета выставили бы за забор. Он побожился, что больше так не будет. И правда, больше не курил. А куда денешься?
     - А что за грыжа была у этого человека? - спросил Алексей.
     - Да вот здесь, под правой мышкой, - показал Андрей, - и вниз, огромная такая. Я не думал, что такие бывают.
- Диафрагмальная, - сказал вдруг вошедший врач, который рекомендовал Андрею больше разговаривать.
     - Болдин! - И он обратился к лежащему в середине рабочему, как его прозвали больные соседи. - У вас завтра операция. В полдень, в 12 часов. Ничего не ешьте с утра.
     - Хорошо, - сказал Сергей-рабочий, - мне не впервой. Третий раз будет.
     - Вот и отлично, - одобрил доктор.
     - А я, Ролан Андреевич? Я когда? - вскинулся Андрей.
     - Вы, Аксиньин? Возможно, послезавтра. Возможно, если я не уеду. Но я не хотел бы вас другому хирургу отдавать.
     - Я тоже не хочу другого, - почти заплакал Андрей.
     - Вам бы надо окрепнуть немного, вы пока слабы для операции, - твердо сказал доктор, но на лице Андрея уже сияла улыбка надежды, которой раньше у него не было.
     - А вы говорите, говорите с ним, - сказал доктор, обращаясь к Алексею.
     - А я и говорю. Мы тут обо всем говорим, - не смутился Алексей.
     - Вот и молодцом, - сказал доктор и ушел.
     - А куда он может уехать? - спросил Алексей, обращаясь ко всем.
     - В прифронтовой госпиталь. Хирурги там во как нужны. Некоторые уже побывали там по разу, а то и больше, - сказал Андрей.
     - А ты откуда знаешь? - спросил Алексей.
     - Дядя из 608-й палаты, что с грыжей, сказал. Он лежал здесь не раз, вот и знает, видел.
     - Так вот оно что, - сказал  Сергей-писатель. - А я думал, что это Джамал Зубайриевич говорит, что он скоро куда-то уедет. Думал, отдыхать куда, что ли?
     - Да, самое место, - сказал Алексей.


     Утреннее солнце проглядывало сквозь облака, и через щелочки чуть приоткрытого стеклопакета уже слышалось чирикание воробьёв и синичек.
     Вошла медсестра и раздала всем по градуснику.
     - Болдин, ваша операция будет в 11 часов, на час раньше. Ничего не есть и к этому времени быть полностью раздетым и готовым к погрузке на каталку.
     - Да я в курсе, - сказал рабочий.
     - Аксиньин! У вас сегодня операция. В 12, готовьтесь.
     - У меня? - удивился Андрей. - Но Ролан Андреевич говорил …
     - Ролан Андреевич послезавтра улетает, - сказала медсестра, пристально посмотрела на Андрея, подошла к нему и взяла у него градусник.
     - Температура нормальная. Давайте другие.
     Рабочий и писатель  покорно вернули градусники, и медсестра ушла.

     К 11.30 Андрей догола разделся, и, слегка дрожа, накрылся простыней и стал ждать. Молодой транспортировщик, таджик Ибрагим, в прошлом работавший дворником, заехал в палату, остановил каталку у кровати Андрея и терпеливо смотрел, пока тот переляжет с кровати на каталку. Когда Андрей перелег, подошла медсестра, посмотрела, всё ли в порядке, поправила простынь и кивнула головой.
     Каталка тронулась с места. Андрей махнул рукой и сказал:
     - Поехали!
     - С Богом, - сказал Сергей-писатель. - Второй пошел!
     Транспортировщик Ибрагим толкнул каталку, и она легко покатилась по гладкому полу. Коридор был пустой, и Ибрагим привычно и мягко побежал.
     - Давай Ибрагим! Давай! Вези меня к жизни!
…
     Последнее, что увидел Андрей в операционной, - это наклонившееся к нему лицо какого-то доктора в весёлой разноцветной шапочке и с смешной, как у дьякона, короткой и рыжей, под стать шапочке, бородкой.
     - Как вас зовут? - зачем-то спросил Андрей.
     - Феодор я. Стратилат, - услышал Андрей, хотел улыбнуться, но тут же провалился в темноту.