Обращение к папе. Вторая часть

Весной  1995  года  произошло  событие,  изменившее  мою  жизнь  навсегда.  В  школе  нам  сказали,  что  в  следующем  учебном  году  у  нас  появится  два  гимназических  класса  -  гуманитарный  и  математический.  И  всей  нашей  параллели  надо  пройти  тестирование,  чтобы  определить,  кто  туда  попадёт. 

Обычно  я  была  третьей  по  успеваемости  в  классе  (в  основном  из-за  оценок  по  физкультуре  -  я  не  была  спортивной).  Моя  подруга  Света,  кажется,  четвёртой.  По  результатам  тестирования  я  попала  в  оба  класса,  а  Света  только  в  математический. 

Для  меня  очевидным  было  то,  что  я  пойду  в  математический  класс,  потому  что  мне  необходимо  было  учиться  в  одном  классе  со  Светой.  Для  меня  это  было  невероятно  важно.  Она  была  не  просто  моей  лучшей  подругой,  мы  с  ней  жили  на  одном  этаже,  вместе  ездили  в  школу  и  из  школы.  Если  Света  по  какой-то  причине  не  могла  пойти  в  школу,  мне  было  очень  плохо,  я  тоже  стремилась  в  эти  дни  остаться  дома.  С  другими  одноклассницами  отношения  всегда  были  поверхностные,  дружбы  не  было.  Кроме  того,  мы  всё  равно  жили  далеко  друг  от  друга.

Уровень  дискомфорта  в  моей  жизни  всё  время  был  близок  к  критическому.  Ходить  в  школу  мне  было  невероятно  тяжело,  часто  по  утрам  хотелось  плакать,  у  меня  был  ком  в  горле.  Разве  что  перед  окончанием  учебного  года  и  накануне  зимних  каникул  было  чуть  получше.  И  это  было,  когда  мы  со  Светой  учились  вместе.

Теперь  я  уже  знаю,  что  депрессия  и  тревожное  расстройство  у  меня  были  с  самого  детства.  Я  всегда  находилась  в  каком-то  замороженном  состоянии,  в  режиме  ожидания.  И  я  понимаю,  что  всё  это  было  связано  именно  с  исчезновением  папы.  Детская  психика  не  способна  выдержать  такой  стресс  без  серьёзных  последствий.  Она  и  не  выдержала. 

Примерно  с  7  лет  я  стала  периодически  падать  в  обмороки.  Чаще  всего  это  случалось  в  транспорте.  Вообще  у  меня  часто  бывало  какое-то  полуобморочное  состояние  -  стоило  только  понервничать.  Руки  и  ноги  ватные,  в  голове  туман.  Состояние  тряпичной  куклы.  Энергии  у  меня  всегда  было  очень  мало.  И  я  чувствовала,  что  если  в  моей  жизни  появится  ещё  какой-то  новый  источник  стресса,  я  этого  просто  не  выдержу. 

То  есть  ни  о  каком  гуманитарном  классе  я  даже  и  не  думала.  Мне  казалось,  что  мама  и  бабушка  тоже  очень  хорошо  понимают,  насколько  для  меня  важно  быть  в  одном  классе  со  Светой. 

Правда,  у  нас  дома  уже  давно  считалось,  что  я  гуманитарий  (из-за  моих  литературных  способностей).  Но  этот  факт  большого  значения  не  имел,  поэтому  я  и  привыкла  на  него  не  обращать  внимания.  А  тут  вдруг  оказалось,  что  он  имеет  очень  большое  значение.

На  самом  деле  я  вовсе  не  была  чистым  гуманитарием.  По  математике  у  меня  всегда  были  отличные  оценки,  я  без  особых  усилий  справлялась  с  программой.  Мне  даже  нравилось  решать  задачи  и  примеры.  А  моим  любимым  предметом  была  информатика.  Сидеть  за  компьютером  я  просто  обожала.  Но  такая  возможность  у  меня  была  только  на  уроке  раз  в  неделю.  Я  постоянно  мечтала  о  собственном  компьютере.  Причём  мне  хотелось  на  нём  именно  работать.  Печатать  и  программировать.  Я  сейчас  понимаю,  что  это  и  было  главной  мечтой.  Если  бы  мне  предложили  изучать  программирование,  я  была  бы  счастлива.

Но  у  нас  дома  всё  же  считалось,  что  я  гуманитарий.  И  тогда,  весной  1995  года,  этот  факт  стал  решающим.  Когда  я  сказала,  что  хочу  пойти  в  математический  класс,  мама  и  бабушка  меня  не  поняли  и  начали  переубеждать.  Позже  к  ним  подключилась  наша  классная  руководительница. 

Я  попыталась  объяснить,  что  для  меня  очень  важно  быть  в  одном  классе  со  Светой.  Даже  от  отчаяния  начала  приводить  аргументы  в  пользу  того,  что  изучение  математики  более  перспективно,  чем  изучение  гуманитарных  предметов  (на  самом  деле  это  было  именно  от  отчаяния,  я  гораздо  больше  думала  о  том,  что  мне  нужно  остаться  в  одном  классе  со  Светой). 

Но  меня  всё  равно  не  понимали.  Какой  математический  класс,  если  я  гуманитарий?  Меня  убеждали,  что  я  совершаю  ошибку  и  придумала  какую-то  глупость.  В  течение  нескольких  дней  у  нас  дома  была  очень  напряжённая   атмосфера.  Я  помню  только,  как  мне  говорили  что-то  о  необходимости  «идти  своей  дорогой».  Я  не  понимала,  о  какой  дороге  идёт  речь.  Мне  нужно  было  спокойно  учиться,  а  для  этого  необходимо  было  оставаться  в  одном  классе  со  Светой. 

К  тому  же  с  самого  начала  было  понятно,  что  эти  гимназические  классы  ничего  особенного  из  себя  не  представляют.  Но  это  было  понятно  мне.  А  вот  у  мамы  и  бабушки  всё-таки  были  на  этот  счёт  какие-то  иллюзии.  (Позже  мама  мне  сказала:  «Да,  мы  действительно  думали,  что  в  гуманитарном  классе  тебе  помогут  развить  способности»).

В  итоге  я  всё  же  согласилась  пойти  в  гуманитарный  класс.  Мне  казалось,  что  если  я  буду  настаивать  на  математическом,  у  нас  дома  и  дальше  будет  висеть  эта  напряжённая   атмосфера.  Это  было  просто  невыносимо.   

Света  тоже  уже  привыкла  считать,  что  мы  вместе  идём  в  математический  класс.  Узнав,  что  я  иду  в  гуманитарный,  она  расстроилась  и  сказала  какую-то  колкость.  Мне  даже  показалось,  что  она  на  меня  обиделась.  А  я  не  смогла  объяснить  ей,  что  это  было  не  моё  решение,  меня  вынудили.  Но  наши  отношения  после  этого  не  изменились.  Просто  неуютно  было  от  мысли,  что  мы  будем  в  разных  классах,  хоть  и  в  одной  школе.

Помню,  что  в  конце  весны  тогда  была  какая-то  особенно  радостная  атмосфера.  Праздничная.  Все  чувства  были  обострены.  На  улице  было  яркое  солнце.  Мы  с  мамой  ходили  по  магазинам.  Денег  у  нас  было  мало,  но  какие-то  мелочи  мы  покупали.  Розовый  карандаш,  блокнот  с  глянцевыми  страницами,  книга,  новые  фломастеры,  леденцы  -  вкусные  и  завёрнутые  в  красивые  фантики,  маленький  мячик  и  мягкая  игрушка  -  всё  создавало  атмосферу  праздника. 

А  по  вечерам  мы  сидели  у  телевизора.  Тоже  хорошо  всё  это  помню.  За  окном  майские  сумерки,  в  комнате  горит  свет.  Телевизор  чёрно-белый,  но  показывают  по  нему  что-то  интересное.  Я  рисую  в  новом  блокноте  что-то  яркое  -  из  моей  будущей  счастливой  жизни.  И  представляю  её.  У  меня  пока  всё  хорошо.  Есть  ещё  какое-то  душевное  равновесие.  Последние  моменты  нормальной  жизни. 

В  школе  был  две  итоговые  контрольные,  26  и  28  мая.  Я  их  совершенно  не  боялась.  В  то  время  контрольные  и  экзамены  меня  практически  никогда  не  пугали.  27  мая  мы  с  мамой  ездили  в  цирк,  а  дома  ели  апельсины.  Я,  как  и  всегда  в  это  время,  с  нетерпением  ждала  поездки  на  дачу.

В  первые  две  недели  июня  у  нас  было  что-то  вроде  лагеря  в  школе.  И  ещё  это  называлось  «практикой»  (нам  потом  даже  заплатили  за  неё  деньги,  хоть  и  мало).  Мы  в  школе  немножко  убирались,  это  было  похоже  на  обычные  дежурства.  Только  на  этот  раз  мы  убирались  не  в  классе,  а  в  коридоре.  Но  в  основном  мы  просто  ходили  по  школе  или  рядом  с  ней,  обсуждали  какие-то  свои  дела,  смотрели  альбомы  с  наклейками.  Тогда  как  раз  недавно  вышел  новый  красивый  альбом  с  историями  про  Барби,  кому-то  из  наших  одноклассниц  купили  такой,  она  принесла  его  в  школу,  и  мы  его  с  увлечением  рассматривали.   

После  возвращения  из  школы  мы  со  Светой  обычно  гуляли  у  нас  за  домом,  где  было  множество  зелени.  Там  было  одно  дерево,  на  которое  мы  научились  залезать.  И  даже  устраивали  пикник,  сидя  на  ветках.  Ещё  у  нас  дома  была  старая  советская  книжка  «Математическая  смекалка».  Нас  со  Светой  она  тогда  внезапно  увлекла,  мы  пытались  делать  задания  оттуда,  и  часто  у  нас  это  получалось. 

14  июня  мы  с  классом  ездили  на  экскурсию  в  усадьбу  Кусково.  Гуляли  там  среди  деревьев.

15  июня  мы  с  бабушкой   и  мамой  собиралась  на  дачу.  16  июня  мы  туда  приехали.

Я  тогда  ещё  чувствовала  себя  относительно  комфортно,  но  у  меня  были  странные  ощущения.  Как  будто  бы  весь  мир  становится  шире,  раздвигается,  открывается  портал  в  неизвестное.  По  вечерам  я  часто  смотрела  на  звёздное  небо.  Как  будто  бы  ждала  того,  что  кто-то  за  мной  прилетит  и  заберёт  меня  отсюда.

Тем  летом  у  меня  снова  проснулся  интерес  ко  всему  сверхъестественному.  Я  привезла  с  собой  книги  об  НЛО,  аномальных  явлениях  и  развитии  сверхспособностей.  В  то  время  подобные  книги  были  чем-то  обычным,  их  читали  просто  из  любопытства.  Это  не  воспринималось  как  странное  увлечение.

И  ещё  я  думала  о  том,  как  я  представляю  себе  рай.  Рай  -  это  место,  где  есть  всё  то,  чего  мне  не  хватает.  И  ещё  там  можно  учиться  вместе  со  своими  подругами. 

На  даче  я  дружила  с  девочкой  из  соседнего  дома.  Её  звали  Алёной.  Были  и  другие  девочки,  с  которыми   я  общалась,  но  больше  всего  именно  с  ней.  Мы  иногда  собирались  по  вечерам  и  пробовали  вызывать  духов.  Обсуждали  то,  как  интересно  было  бы  открыть  в  себе  какие-нибудь  сверхспособности.  Алёна  была  очень  хорошей,  милой  и  доброй  девочкой.  Она  тоже  принадлежала  к  миру  благополучия. 

В  конце  июня  к  нам  ненадолго  приехала  мама.  Помню,  я  тогда  по  ней  так  соскучилась,  что  мне  хотелось  плакать.  В  одну  из  тех  ночей  мне  приснился  сон  о  том,  как  я  оказалась  в  23  веке.  Он  был  ярким  и  очень  странным.  После  этого  я  долго  ходила  под  впечатлением  и  думала  -  а  вдруг  я  тогда  на  самом  деле  куда-то  переместилась?

В  разное  время  приезжали  две  внучки  Валентины.  Они  тоже  были  из  мира  благополучия.  На  даче  мы  с  ними  общались  так,  как  будто  были  подругами.  Но  в  городе  мы  никогда  не  виделись,  как-то  не  пересекались  в  гостях.  Нас  связывала  не  личная  дружба,  а  та  самая  дружба  семьями.  Мы  были  частью  семей,  которые  дружили.

На  даче  мы  часто  ложились  спать  очень  поздно.  Смотрели  телевизор,  ходили  гулять  после  захода  солнца,  иногда  даже  ночью.  Валентина  называла  это  «вечерним  моционом».  Мы  обходили  вокруг  весь  дачный  посёлок.

Я  хорошо  помню  эти  вечера.  Вокруг  светящиеся  окна  дачных  домиков,  утопающих  в  зелени  и  цветах.  Над  нами  звёздное  небо.  А  где-то  недалеко  чёрный  безмолвный  лес,  похожий  на  сказочное  царство.  Иногда  можно  было  слышать  кукушку. 

Мы  шли  по  дороге  и  о  чём-то  говорили.  О  жизни  в  городе,  об  учёбе,  о  фильмах  и  книгах.  О  событиях  в  мире,  которые  происходили  за  много  километров  от  нас.  Иногда  мы  встречали  знакомых,  которые  тоже  любили  гулять  в  это  время  суток.

Я  смотрела  в  небо  и  думала  о  своих  мечтах.  Мне  казалось,  что  вот-вот  должно  случиться  что-то  необычное.  Какое-то  аномальное  явление.  Что-то  вдруг  прилетит  из  этого  чёрного  звёздного  неба.  Появятся  лучи,  озаряющие  лес,  летающая  тарелка  сядет  в  поле.  Много  летающих  тарелок.  И  после  этого  всё  изменится,  не  будет  больше  никакого  гуманитарного  класса.  И  вообще   всё  изменится  к  лучшему. 

Из  книжек  об  аномальных  явлениях  мы  даже  знали  о  том,  как  должен  начинаться  контакт  с  внеземной  цивилизацией.  Он  начинается  с  оцепенения  во  всём  теле  и  жужжания  в  голове.  Я  помню,  что  у  меня  бывали  такие  ощущения  тем  летом.  Возможно,  это  было  что-то  во  сне.  Каждый  раз  это  очень  сильно  пугало,  но  вместе  с  тем  вселяло  какую-то  безумную  надежду  на  то,  что  это  может  к  чему-то  привести.  К  каким-то  положительным  изменениям  в  жизни.

В  то  время  я  вообще  боялась  спать  одна  в  комнате  с  закрытой  дверью.  Дома  я  всегда  открывала  дверь  на  ночь.  Мне  казалось,  что  может  случиться  что-то  аномальное.  Может  появиться  дух  или  приведение.  Или  что-то  инопланетное.  Какой-то  энергетический  сгусток  посреди  комнаты.  У  знакомых  девочек  тоже  были  подобные  страхи,  мы  это  часто  обсуждали.  Но  мне  кажется,  что  у  меня  они  были  особенно  сильными.  И  это  были  даже  не  совсем  страхи.  К  ним  примешивалась  ещё  и  надежда  на  внезапное  избавление  от  всего  того,  что  меня  угнетало.

Помню,  что  в  конце  лета  я  ещё  чувствовала  себя  нормально.  Я  как  будто  бы  смирилась  с  этой  новой  реальностью.  Она  мне  не  нравилась,  но  пока  я  ещё  не  успела  погрузиться  в  неё  по-настоящему. 

Дома  меня  ждали  подарки  от  мамы  -  чёрный  бархатный  «твистер»  для  волос  и  тот  самый  альбом  с  историями  про  Барби.  К  нему  надо  было  покупать  маленькие  наборы  наклеек  в  киоске.  Мы  встретились  со  Светой  -  она  тоже  приехала  с  дачи.  И  оказалось,  что  ей  тоже  купили  такой  альбом.

На  улице  было  тепло  и  солнечно.  Мы  гуляли  вокруг  дома,  обсуждали  странные  сны.  И,  конечно  же,  покупали  наклейки.  По  вечерам  ели  арбузы,  смотрели  телевизор  и  играли  в  карты.  И  мне  казалось,  что  мы  по-прежнему  на  даче.  Но  потом  наступило  1  сентября. 

Я  не  знаю,  как  лучше  написать  о  гуманитарном  классе,  но  в  целом  картина  оказалась  следующей.

Конечно  же,  никакие  способности  мне  там  развить  не  помогли,  да  и  не  могли  помочь.  Программы  в  двух  гимназических  классах  различались  мало,  и  в  них  не  было  ничего  особенного.  Интересных  мероприятий  не  планировалось,  нам  не  обещали  никаких  перспектив,  не  говорили  с  нами  о  будущем.  Я  даже  не  помню,  чтобы  у  нас  была  какая-то  школьная  газета,  в  которую  бы  нам  предлагали  писать  статьи.  Не  говоря  уже  о  том,  чтобы  целенаправленно  учить  нас  их  писать.  В  целом  это  была  обыкновенная  скучная  учёба  в  школе,  почти  такая  же,  как  и  в  прошлом  году.  Только  теперь  мы  писали  больше  сочинений.

(Кстати,  я  вообще  никогда  не  могла  понять,  что  это  за  литературный  жанр  такой  -  «школьные  сочинения».  И  зачем  он  вообще  нужен.  Больше  всего  сочинения  похожи  на  статьи.  Но  тогда  лучше  было  бы  сразу  же  и  учить  детей  писать  статьи,  всё-таки  это  куда  более  полезный  навык.  Но  нет,  какое  там!  Наоборот,  нас  целенаправленно  учили  писать  эти  самые  идиотские  «сочинения».  И  оценивали  нашу  способность  писать  именно  их).

Зато  в  гуманитарном  классе  была  нездоровая  атмосфера,  с  чем  я  столкнулась  впервые.  В  классе  были  4  подружки,  которые  периодически  кого-то  задевали.  Ко  мне  они  тоже  цеплялись. 

Девочки  эти  раньше  учились  в  параллельном  классе.  И  прошлой  весной  у  нас  со  Светой  начался  конфликт  с  одной  из  них.  Фактически  в  нём  была  виновата  наша  учительница  географии,  но  никто  из  взрослых  не  собирался  помогать  нам  его  разрешить.  Видимо,  они  его  просто  не  замечали.  А  никакого  психолога  у  нас  в  школе  не  было. 

Конфликт  как  раз  начался  на  уроке  географии  при  очень  странных  обстоятельствах.  И  мы  со  Светой  с  тех  пор  сталкивались  иногда  в  коридоре  с  этой  девочкой  и  обменивались  колкостями.  Девочку  эту  звали  Оля  Гусева.

И  тут  я  с  этой  Олей  Гусевой  и  её  неприятными  подружками  оказалась  в  одном  классе.  Света  при  этом  была  в  другом.  В  математическом  классе  атмосфера  была  нормальная,  примерно  такая  же,  как  в  нашем  прошлом   коллективе.  И  ещё  там  было  6  или  7  человек  из  нашего  предыдущего  класса.  А  в  гуманитарном  только  3,  включая  меня.

Мы  со  Светой  по-прежнему  вместе  ездили  в  школу  и  из  школы.  Но  теперь  это  было  не  каждый  день.  Иногда  бывало  так,  что  мне  приходилось  ехать  одной.  Особенно  неприятно  было  ехать  одной  в  школу.  Я  каждый  раз  хотела  плакать,  чувствовала  себя  невероятно  одиноко.

И  все  эти  ощущения  теперь  были  куда  сильнее,  чем  в  прошлом  году.  Раньше  по  утрам  мне  всегда  было  неуютно,  но  к  середине  дня  я  уже  чувствовала  себя  нормально.  Теперь  же  у  меня  постоянно  было  какое-то  тревожное  ощущение.  Иногда  оно  становилось  слабее,  а  иногда  было  просто  невыносимым.
   
Сверхъестественное  меня  по-прежнему  интересовало.  Той  осенью  у  меня  начали  появляться  странные  фантазии.  Мне  казалось,  что  есть  какая-то  сверхъестественная  сила,  для  которой  я  очень  важна.  Эта  сила  за  мной  наблюдает  и  пытается  войти  в  контакт.  По  вечерам  мы  с  мамой  ходили  гулять,  и  я  рассказывала  ей  о  своих  фантазиях.  В  них  уже  появились  подробности. 

Возможно,  я  пыталась  придумать  какую-то  интересную  историю,  чтобы  её  записать.  Но  тогда  я  вдруг  начала  погружаться  в  такое  состояние,  в  котором  уже  трудно  различать  реальность  и  фантазии.  И  по  тому,  как  я  рассказывала  о  своих  фантазиях,  можно  было  понять,  что  у  меня  серьёзные  психологические  проблемы.  Позже  я  поняла,  что  находилась  тогда  на  пределе.  С  помощью  фантазий  я  хоть  как-то  пыталась  сбежать  из  реальности,  которая  меня  окружала. 

В  школе  я  стала  всё  чаще  получать  четвёрки.  Правда,  один  раз  моё  сочинение  зачитали  вслух  на  уроке.  Но  в  целом  было  ощущение,  что  с  моей  успеваемостью  что-то  не  так.  В  гуманитарном  классе  мне  было  откровенно  плохо.  Эти  четыре  девицы  периодически  давали  понять,  как  я  им  не  нравлюсь.  Со  Светой  мы  редко  виделись  даже  на  переменах.  С  учительницами,  преподававшими  у  нас  гуманитарные  предметы,  у  меня  не  было  никакого  контакта.  Мне  казалось,  что  я  им  тоже  не  нравлюсь.  Или  я  им  просто  неинтересна.  Во  мне  точно  не  видели  талантливого  ребёнка,  которому  хочется  помогать.  Зато  мне  нравились  учительницы  математики  и  физики,  они  были  более  приветливыми. 

Я  привыкла  к  учителям,  которые  искренне  интересуются  своими  учениками  и  стараются  сделать  из  класса  коллектив,  поощряют  творческие  занятия.  А  здесь  мы  как  будто  бы  были  сами  по  себе.

Как-то  раз  мы  все  писали  сочинение,  и  оказалось,  что  математический  класс  в  целом  написал  его  лучше,  чем  гуманитарный.  Учительница  тогда  сказала:  «Видимо  тот,  кто  ясно  мыслит,  ясно  излагает».  И  я  тогда  поняла,  что  моё  нахождение  в  гуманитарном  классе  абсолютно  бессмысленно.

Позже  мама  меня  спрашивала,  почему  я  ещё  осенью  не  рассказала  о  том,  как  мне  плохо  и  как  я  хочу  перейти  в  математический  класс.  Но  я  тогда  просто  не  решилась  заговорить  об  этом  прямо,  поскольку  ещё  с  весны  привыкла  считать,  что  это  бесполезно.  Тогда  меня  не  стали  слушать,  мне  казалось,  что  и  теперь  тоже  не  будут.  К  тому  же  я  не  знала,  можно  ли  вообще  перейти  из  одного  гимназического  класса  в  другой  уже  после  начала  учебного  года. 

И  до  сих  пор  не  могу  понять,  неужели  моё  состояние  не  было  видно  со  стороны?  Я  же  всё  время  пыталась  звать  на  помощь  -  то  одним,  то  другим  способом.  Ещё  с  весны  было  понятно,  что  ни  в  какой  гуманитарный  класс  я  не  хочу  категорически.  И  не  просто  не  хочу  -  такая  перспектива  меня  откровенно  пугает.  Но  всё  это  упорно  не  замечалось.  Игнорировалось.    

Я  помню  эти  разговоры  о  «необходимости  идти  своей  дорогой».  Только  мама  с  бабушкой  отчего-то  понимали  под  этим  именно  то,  что  я  должна  с  ними  согласиться  и  пойти  в  гуманитарный  класс.  И  как  12-летняя  девочка  могла  во  всём  этом  разобраться?

*** 

Света  переносила  эту  ситуацию  гораздо  легче,  чем  я.  У  неё  в  жизни  было  то  самое  благополучие,  на  которое  можно  было  опереться  (во  всяком  случае,  она  была  к  нему  намного  ближе,  чем  я).  А  в  математическом  классе  была  более  здоровая  атмосфера,  чем  в  гуманитарном.

Правда,  однажды  у  нас  произошла  стычка  из-за  того,  что  мы  вот  так  отдаляемся  друг  от  друга  (это  случилось  на  автобусной  остановке,  когда  мы  ехали  из  школы).  Мне  показалось,  что  Света  меня  винит  в  том,  что  я  не  настояла  на  своём  и  не  пошла  в  математический  класс.  Я  почувствовала  себя  необыкновенно  одинокой  и  всеми  брошенной.  Но  потом  мы  помирились.

Позже  мы  со  Светой  поговорили  об  этом,  и  она  сказала,  что  ей  тоже  из-за  всего  было  очень  грустно.  И  ей  тоже  жаль,  что  мы  не  смогли  учиться  вместе.  Но  от  неё  это  тоже  не  зависело,  только  от  взрослых.
 
Моё  психологическое  состояние  продолжало  ухудшаться.  В  начале  ноября  у  нас  были  осенние  каникулы,  и  я  совершенно  чётко  осознавала,  что  возвращаться  в  школу  не  только  не  хочу,  я  просто  не  могу  туда  вернуться.  Я  чувствовала,  что  если  всё-таки  это  сделаю,  со  мной  случится  что-то  ужасное.  И  я  мучительно  пыталась  понять,  как  не  допустить  этого.

У  Светы  дома  был  магнитофон,  мы  часто  встречались  у  неё  по  вечерам,  слушали  музыку  70-80-х  годов  и  говорили  о  чём-то  интересном.  В  том  числе  и  о  сверхъестественном.  Мне  эти  вечера  казались  каким-то  островком  волшебства  посреди  унылой  реальности.

Помню  один  выходной  день,  пасмурный,  но  уютный.  Цветы  в  горшках  на  шкафу.  Полка  с  книгами  у  меня  в  комнате.  По  телевизору,  кажется,  показывали  интервью  Стивена  Кинга  и  ещё  какой-то  фильм.  Мы  пили  какао,  уже  приближался  вечер,  в  комнатах  был  включён  свет.  Я  зашла  в  свою  комнату,  увидела  свой  диван,  книжки,  тетрадки,  ручки,  фломастеры.  И  мне  стало  почти  физически  больно  от  того,  что  вот  так  дома  я  могу  проводить  только  отдельные  дни,  и  скоро  мне  придётся  вернуться  обратно  в  школу.  И  опять  ходить  туда  5  дней  в  неделю.  А  по  вечерам  и  выходным  ещё  и  делать  уроки.

Я  начала  привычно  мечтать  о  том  благополучии,  которого  мне  не  хватало,  о  прекрасном  будущем.  Как  я  живу  в  Америке,  в  маленьком  домике,  похожем  на  дачный,  и  пишу  книги.  По  моим  книгам  снимают  фильмы,  я  в  них  тоже  снимаюсь.  И  у  меня  другое  имя.  Никто  меня  больше  не  называет  Катей.

И  тут  я  вдруг  очень  сильно  разозлилась.  Почему  я  должна  терпеть  столько  ограничений?  Почему  я  должна  каждый  день  идти  туда,  где  мне  так  плохо,  где  мне  несколько  часов  подряд  хочется  плакать?  Почему  я  не  могу  просто  сидеть  дома,  читать  и  писать  книги?  Почему  я  не  могу  путешествовать?  Почему  я  не  могу  делать  что-то  настоящее?   

Я  ужасно  устала.  И  от  гуманитарного  класса,  и  от  того,  что  в  моей  жизни  не  было  того  благополучия,  о  котором  я  так  мечтала.  Больше  всего  меня  раздражало  то,  что  в  этом  благополучии  даже  не  было  ничего  особенного.  Оно  было  у  многих  детей  из  нашего  окружения,  но  не  у  меня.  Меня  раздражало  не  только  отсутствие  каких-то  вещей,  но  и  то,  что  мне  не  хватало  интересного  общения.  Его  было  слишком  мало.  Мне  очень  хотелось  профессионально  заниматься  творчеством  и  общаться  с  людьми,  которые  тоже  им  занимаются.  Причём  занимаются  профессионально.  Или  хотя  бы  готовятся  к  этому.      

К  концу  каникул  я  решила  поговорить  с  мамой.  Это  были  выходные,  11  и  12  ноября.  Я  рассказала  о  том,  как  мне  тяжело.  Настолько  тяжело,  что  я  всё  время  хочу  улететь  куда-то  на  летающей  тарелке.  И  меня  очень  расстраивает  то,  что  она  за  мной  всё  никак  не  прилетает.  Но  этот  разговор  ни  к  чему  не  привёл.  Видимо,  мама  тогда  восприняла  это  как  простые  переживания  из-за  того,  что  каникулы  заканчиваются,  и  нужно  опять  идти  в  школу. 

В  школу  я  всё-таки  вернулась.  Та  неделя  была  какой-то  особенно  яркой.  Перед  сном  я  видела  в  окно  тёмное  и  как  будто  бы  выцветшее  небо,  оно  казалось  бордовым  из-за  фонарей.  Это  было  похоже  на  картину  из  музея.  Она  выглядела  грандиозной  и  в  то  же  время  очень  грустной.  Я  ложилась  спать  и  надеялась,  что  вот-вот  что-нибудь  произойдёт.  Или  я  во  сне  куда-то  перемещусь,  или  днём  откроются  какие-то  перспективы. 

Всю  неделю  я  думала  о  том,  что  делать  дальше.  По  вечерам  я  делала  уроки  за  столом  в  большой  комнате.  По  телевизору  показывали  сериалы  и  музыкальные  клипы.  Я  не  могла  сосредоточиться  на  уроках,  часто  подходила  к  окну  и  смотрела  в  тёмное  вечернее  небо.  Были  видны  огоньки  пролетающих  самолётов.  Где-то  вдалеке  был  аэропорт,  они  садились  там.  Я  представляла,  как  кто-то  прилетает  за  мной,  чтобы  увезти  меня  отсюда. 

Делать  уроки  в  тишине  я  уже  давно  не  могла,  при  этом  я  себя  чувствовала  ещё  тревожнее.   А  по  телевизору  хотя  бы  показывали  тот  мир,  в  котором  я  хотела  оказаться.  И  благодаря  этому  я  чувствовала  себя  немного  лучше.  Хотя  бы  немного.

***

Помню,  был  поздний  вечер,  я  стояла  в  темноте  у  себя  в  комнате,  она  освещалась   только  светом  фонарей   с  улицы.  На  окне  была  кружевная  занавеска. 

И  вдруг  я  отчётливо  осознала  -  ведь  у  меня  же  есть  папа!   Откуда-то  всплыла  эта  мысль.  Поднялась  на  поверхность.  Да,  у  меня  есть  папа.  Но  я  с  ним  почему-то  не  общаюсь.  И  не  только  с  ним.  Половина  моей  семьи  не  присутствует  в  моей  жизни.  Как  же  так  получилось?!  Вдруг  это  и  есть  та  самая  сила,  которая  за  мной  наблюдает  и  хочет  со  мной  связаться?!

С  тех  пор  у  меня  появилось  ощущение,  что  папа  вот-вот  может  позвонить.  Что  он  каким-то  образом  может  узнать  о  том,  как  мне  сейчас  плохо  и  появиться,  чтобы  мне  помочь.  Мне  даже  казалось,  что  это  и  в  самом  деле  вот-вот  произойдёт.

Я  постоянно  представляла,  что  прихожу  домой  из  школы,  а  папа  у  нас  в  гостях.  И  на  столе  всё  те  же  чашки  с  розочками.  Или  как  он  звонит  мне,  а  потом  приезжает  с  подарками.  С  чем-то  таким,  что  однозначно  меняет  мою  жизнь  к  лучшему.  Потом  я  приезжаю  к  нему  в  гости,  а  там  есть  всё  то,  чего  мне  не  хватает.  Мы  с  папой  начинаем  часто  видеться,  ходим  на  разные  мероприятия.  Он  меня  знакомит  с  разными  людьми.  И  у  меня  наконец-то  появляются  новые  возможности.  Много  разных  возможностей.
 
Но  это  были  просто  мечты.  Прямо  спрашивать  о  папе  у  мамы  и  бабушки  я  боялась.  Потому  что  могла  услышать  страшное  -  нет,  папа  не  придёт  и  не  спасёт  меня,  я  ему  не  нужна.  Он  меня  бросил  и  никогда  не  вернётся.   

Чётко  сформулировать  всё  это  я  тогда  ещё  тоже  не  могла.  Эти  соображения  существовали  только  в  виде  какого-то  чувства  или  мысли,  которая  тщательно  пряталась  за  другими,  более  безопасными.  Мне  страшно  было  даже  думать  о  таком.

***

Я  стала  учиться  хуже.  Поняла,  что  перестаю  быть  отличницей.  Из  моей  жизни  уходило  даже  того,  что  раньше  позволяло  мне  сохранять  хоть  какое-то  душевное  равновесие.  Я  очень  хотела  получить  помощь  в  решении  своих  проблем,  и  помощь  мне  была  нужна  срочно.

И  ещё  меня  стало  очень  сильно  раздражать  то,  что  меня  называют  Катей.  У  меня  как  будто  бы  не  было  личности,  мне  не  разрешали  её  иметь.  Я  могла  только  придумывать  образы  и  мысленно  их  на  себя  примерять.  Но  все  эти  образы  были  частью  моего  внутреннего  мира.  Во  внешнем  мире  они  не  могли  проявиться,  их  не  воспринимали  всерьёз.  Эта  ситуация  с  именем  всё-таки  мне  сильно  мешала  и  была  одной  из  причин  моей  замкнутости.

В  декабре  у  нас  в  школе  был  карантин.  Он  продолжался  около  недели.  И  у  меня  снова  появилась  надежда,  что  я  в  этот  класс  больше  не  вернусь,  вот-вот  что-то  изменится.  По  вечерам  мы  со  Светой  снова  встречались  у  неё  дома,  слушали  музыку  и  говорили  об  аномальных  явлениях,  о  желании  куда-то  переместиться.  Я  приходила  домой  и  каждый  раз  надеялась  на  то,  что  этой  ночью  на  самом  деле  куда-то  перемещусь.  Делала  какие-то  ритуалы,  прочитанные  в  книгах  о  сверхъестественном.  Мы  со  Светой  читали  индийское  заклинание,  которое  тоже  нашли  в  одной  книге  («когда  вы  его  читаете,  на  вас  из  космоса  обращают  внимание  как  на  существо,  молящее  о  помощи»). Но  опять  ничего  не  происходило.  И  после  этого  карантина  я  опять  пошла  в  школу. 

В  конце  декабря  было  несколько  солнечных  дней.  Было  светло-голубое  небо,  подёрнутое  какой-то  розовой  дымкой.  Раньше  я  всегда  любила  Новый  Год,  потому  что  жизнь  была  спокойной,  а  на  этот  праздник  дарили  игрушки.  В  эти  дни  всегда  было  ощущение  радости.  А  сейчас  у  меня  было  странное  чувство.  Я  поняла,  что  первый  раз  в  жизни  не  радуюсь  Новому  Году.  Радуюсь  только  тому,  что  2  недели  не  нужно  будет  ходить  в  школу.

Мне  подарили  серебряную  цепочку  и  блокноты  с  ручками.  Я  написала  рассказ  о  том,  как  в  Новый  Год  перед  нашим  домом  садится  летающая  тарелка.  И  оттуда  появляется  мой  папа  с  подарками!  И  с  заводной  акулой  тоже!  Год  назад  я  посмотрела  фильм  «Челюсти»  и  с  тех  пор  хотела  себе  заводную  акулу.  Но  я  этот  рассказ  никому  не  показала.  Это  было  что-то  очень  личное.  И  ещё  я  думала,  что  он  может  всем  показаться  нелепым.  Только  это  была  моя  самая  большая  мечта.  Такая  вот  нелепая  -  но  самая  большая  на  свете.

Тогда  меня  интересовал  только  один  сюжет  -  как  за  мной  кто-то  приезжает  и  спасает  меня  из  той  ужасной  действительности,  в  которой  я  нахожусь.  Писать  о  чём-то  другом  я  уже  не  могла.  Не  получалось. 

А  действительность  мне  и  правда  казалась  ужасной.  Ходить  в  школу  становилось  всё  тяжелее  и  тяжелее.  Особенно  странным  мне  казалось  то,  что  в  этом  классе  у  меня  не  было  никакого  контакта  с  учителями.  Они  не  только  не  интересовались  моим  творчеством,  но  и  не  обращали  внимания  на  то,  как  мне  плохо.  И  не  замечали,  что  у  нас  в  классе  нездоровая   атмосфера,  есть  какой-то  конфликт.  Не  замечали  до  тех  пор,  пока  мама  не  пришла  в  школу  и  не  рассказала  обо  всём. 

Произошло  это  только  уже  в  новом,  1996  году.  Зимой  я  ещё  ходила  в  школу,  но  иногда  стала  пропускать  уроки  или  целые  дни.  Потом  говорила,  что  заболела.  И  это  было  правдой,  я  не  чувствовала  себя  здоровой.  Я  стала  часто  уходить  с  последнего  урока  в  те  дни,  когда  мы  со  Светой  не  могли  поехать  домой  вместе.  У  нас  было  обычно  по  7  уроков  в  день,  и  к  концу  дня  я  чувствовала,  что  ещё  один  урок  я  просто  не  вынесу.

После  зимних  каникул  я  иногда  не  ходила  в  школу  несколько  дней  подряд.  Потом  мы  с  мамой  приходили  туда  вместе,  говорили  с  нашей  классной  руководительницей.  И  я  снова  ненадолго  возвращалась  к  учёбе.  При  этом  вопрос  о  моём  возможном  переходе  в  математический  класс  почему-то  ни  разу  не  обсуждался.  Хотя  о  главной  причине  моих  проблем  все  уже  знали.

В  начале  февраля  мы  с  мамой  даже  ходили  домой  к  Светлане  Петровне.  Поводом  для  этого  были  мои  странные  сны  и  постоянное  ощущение  того,  что  какая-то  сила  пытается  установить  со  мной  контакт.  У  меня  на  самом  деле  была  надежда  на  то,  что  со  мной  происходит  нечто  сверхъестественное.  И  я  могу  с  помощью  этого  вырваться  из  той  реальности,  которая  меня  окружает.

Но  Светлана  Петровна  сразу  поняла,  что  всё  это  связано  с  моим  психологическим  состоянием  (и  моя  мама  ей  что-то  рассказывала  о  том,  что  со  мной  происходит).  В  результате  у  нас  просто  получился  разговор  о  том,  что  мне,  безусловно,  нужна  хорошая  школа,  где  к  детям  относятся  по-доброму.  И  лучшим  вариантом  была  бы  частная  школа.  Но  позволить  частную  школу  мы  себе  не  можем,  поэтому  надо  искать  какие-то  другие  варианты. 

И  ещё  Светлана  Петровна  сказала,  что  у  меня  «сдвиг  точки  сборки»,  но  я  совершенно  не  могла  понять,  что  это  значит.

В  середине  февраля  дядя  Серёжа  неожиданно  подарил  мне  магнитофон  (и  к  нему  ещё  несколько  пустых  кассет).  Это  был  двухкассетник  с  радио.  И  ещё  там  можно  было  записывать  звук  с  помощью  микрофона.

Сначала  я  на  время  брала  кассеты  у  подруги,  позже  мы  начали  покупать  свои.  Я  начала  слушать  радио,  и  благодаря  этому  стала  немного  лучше  разбираться  в  музыке.  Но  у  меня  уже  было  такое  состояние,  что  я  не  могла  толком  этому  порадоваться.

В  феврале  я  ещё  пыталась  ходить  в  школу,  но  никак  не  могла  сосредоточиться  на  учёбе.  Мне  очень  хотелось  всё  бросить.  На  саму  учёбу  у  меня  силы  ещё  были,  но  я  больше  не  могла  приходить  в  этот  класс.

В  конце  февраля  мы  поехали  к  психологу.  Это  был  какой-то  центр,  где  специализировались  именно  на  помощи  подросткам.  Там  было  два  психолога  -  мужчина  и  женщина.  Женщина  (её  звали  Стеллой)  проводила  тесты  на  компьютере  и  обследование.  Она  долго  говорила  с  мамой.  Я  сидела  где-то  рядом.  Стелла  подтвердила,  что  у  меня  нервное  истощение,  и  мне  нужен  отдых.  И  ещё  она  подтвердила,  что  в  нашей  школе  на  самом  деле  творилось  что-то  ненормальное.

(Правда,  я  не  помню,  кем  именно  была  Стелла  -  психологом  или,  может  быть,  психоневрологом?  Не  знаю.  Помню  только,  что  она  проводила  какие-то  обследования.  Почти  каждый  раз,  когда  мы  туда  приезжали,  она  мне  надевала  на  голову  «шапку»  из  трубочек  и  делала  «снимок  головы».  Потом  распечатывала  его  и  отдавала  нам  с  мамой.  И  ещё  она  мне  выписывала  какое-то  лёгкое  успокоительное  - маленькие  белые  шарики,  которые  над  было  принимать  перед  едой. Только  я  не  знаю,  была  ли  от  какая-то  польза.  Может  быть,  и  была.  Совсем  чуть-чуть). 

Я  оставалась  дома  и  читала  книги  по  психологии.  Было  ощущение,  что  мне  на  самом  деле  начали  помогать,  и  скоро  все  мои  проблемы  решатся.  Книги  эти  мама  брала  у  кого-то  из  знакомых,  иногда  нам  давали  что-то  почитать  в  психологическом  центре.  Весной  мы  ещё  несколько  раз  туда  приезжали.

Мама  довольно  быстро  признала  то,  что  решение  отправить  меня  в  гуманитарный  класс  был  ошибочным.  Но  вернуться  обратно  было  невозможно.  Мы  оказались  в  какой-то  новой  реальности,  гораздо  более  зыбкой  и  непрочной.  Мне  хотелось  надеяться  на  лучшее,  и  я  думала  о  том,  что  в  этой  новой  реальности  могут  появиться  и  новые  возможности,  которыми  на  этот  раз  воспользоваться  получится.  Мы  с  мамой  часто  об  этом  говорили.

Однажды  в  журнале  я  прочла  статью,  которая  мне  показалась  очень  интересной.  Там  говорилось  о  том,  что  родители  часто  неправильно  ведут  себя  с  подростками,  воспитывают  их  вместо  того,  чтобы  поддерживать.  И  ещё  там  была  мысль,  которая  мне  запомнилась.  О  том,  что  подростки  оказываются  в  сложном  положении,  поскольку  они  уже  перестали  быть  детьми,  но  ещё  не  стали  взрослыми.  Теперь  они  уже  не  могут  просто  играть,  как  в  детстве,  но  и  делать  что-то  настоящее  ещё  не  могут,  всё,  что  им  остаётся  -  это  посещать  школу  и  скучать  над  учебниками.  Именно  это  меня  и  беспокоило  уже  2  года  -  невозможность  прямо  сейчас  начать  делать  что-то  настоящее.

Позже  я  прочитала  много  подобных  статей.  Но  та  была  первой.  И  она  произвела  на  меня  сильное  впечатление,  мне  казалось,  что  меня  поддерживают.  Мама  её  тоже  читала,  мы  её  обсуждали.  Позже  мы  её  обсуждали  с  психологами  в  психологическом  центре. 

И  так  я  оказалась  в  новом  мире.  В  материальном  отношении  он  был  чуть  получше  предыдущего,  а  вот  в  психологическом  гораздо  хуже.  Я  теперь  постоянно  ощущала  тревогу  и  дискомфорт.  Как  будто  бы  вокруг  была  стекловата.

Мы  тогда  на  самом  деле  стали  жить  немного  лучше.  Осенью  1995  года  мама  перешла  на  новую  работу.  Но  то  самое  благополучие,  о  котором  я  так  мечтала,  к  нам  всё  же  не  пришло.  Это  было  просто  небольшое  улучшение.  В  основном  у  нас  появилась  возможность  покупать  больше  одежды  и  каких-то  мелочей  -  журналов,  косметики.  Хотя  надо  заметить,  что  одежды  у  меня  больше  не  стало.  Скорее  даже  наоборот.  Просто  теперь  мы  практически  всю  её  стали  покупать  (на  вещевых  рынках). 

Иногда  я  покупала  кассеты  с  музыкой.  Книг  мы  тоже  стали  покупать  больше,  хотя  часто  нам  давали что-то  почитать  знакомые.  Летом  дядя  Серёжа  купил  машину,  мы  стали  часто  ездить  куда-то  втроём  (в  пределах  города  и  окрестностей).  В  конце  года  у  нас  наконец-то  появился  большой  цветной  телевизор.
   
Примерно  в  то  время  заинтересовалась  своей  внешностью.  Мне  хотелось  придумывать  образы.  Но  мои  образы  включали  в   себя  не  только  внешность,  но  и  имя,  и  личность  в  целом  (и  даже  биографию).  Одним  из  первых  я  придумала  образ  Глории.  Это  была  очень  милая  и  красивая  девушка,  с  длинными  чёрными  волосами  и  чёлкой.  Она  должна  была  стать  певицей  и  актрисой.  Может  быть,  художницей.  Или  даже  писательницей.  Но  самое  главное  -  она  может  жить  только  в  окружении  близких  людей,  любящих  и  добрых.

*** 

И  как  раз  тогда  началось  то,  что  больше  всего  меня  беспокоило.  Я  стала  часто  выходить  на  улицу  одна.  И  ко  мне  начали  приставать  какие-то  мужики  с  предложением  «познакомиться».  Всё  это  было  отвратительно  и  очень  сильно  меня  пугало. 

Я  очень  боялась  за  свою  безопасность.  Это  страх  меня  выматывал  больше  всего.  Особенно  мерзкими  были  поступавшие  из  окружающего  мира  намёки  на  то,  что  пристают  к  девушкам,  которые  как-то  не  так  выглядят  или  ведут  себя.  Потом  оказалось,  что  пристают  практически  ко  всем  девочкам  моего  возраста,  независимо  от  того,  как  они  одеваются  и  пользуются  ли  косметикой. 

Именно  тогда  и  произошло  соприкосновение  с  самым  страшным  кошмаром  моей  юности  -  с  необходимостью  куда-то  ходить  и  ездить  одной.  Но  до  13  лет  эта  необходимость  вызывала  у  меня  только  смутное  беспокойство.  А  тут  мне  стало  понятно,  чего  именно  я  боюсь.  Я  это  осознала.  Но  совершенно  не  могла  понять,  что  мне  со  всем  этим  делать.

А  взрослые…  я  не  знаю,  что  они  об  этом  думали  на  самом  деле.  Но  складывалось  такое  впечатление,  что  они  к  этому  вообще  серьёзно  не  относятся.  И  это  касалось  не  только  моей  семьи.  Хотя  вроде  бы  всем  им  было  известно,  какой  сейчас  уровень  преступности  -  очень  высокий.  Но  нет,  от  юных  девочек  всё  равно  ждали  какой-то  «самостоятельности  в  соответствии  с  возрастом».      

Позже  я  поняла,  что  моё  желание  учиться  в  одном  классе  со  Светой  тоже  в  первую  очередь  было  связано  с  желанием  обезопасить  себя.  Я  очень  не  хотела  ездить  одна  в  школу  и  из  школы,  не  хотела  одна  заходить  в  подъезд.  Но  мама  с  бабушкой  об  этом  почему-то  не  подумали,  когда  настаивали  на  том,  что  мне  нужно  пойти  в  гуманитарный  класс.  А  ведь  логично-то  было  бы  как  раз  отправить  меня  в  математический  хотя  бы  из  соображений  безопасности.  Чтобы  я  всегда  могла  ездить  только  вместе  с  подругой.  Вдвоём  нам  в  любом  случае  было  бы  ездить  безопаснее. 

Но…  на  этот  факт  почему-то  никто  не  обратил  внимания.  Наоборот,  мы  росли  в  очень  странной  атмосфере,  нам  предлагалось  считать  нормой  какие-то  дикие  вещи.  В  первую  очередь  то,  что  мы  должны  (по-настоящему!)  рисковать  жизнью  и  здоровьем  ради  того,  чтобы  «просто  ходить  в  школу»  и  как-то  «правильно  социализироваться».  И  не  просто  рисковать  жизнью,  но  ещё  и  находиться  при  этом  в  крайне  унизительном  положении.  Фактически  из  нас  делали  каких-то  удобных  жертв  для  преступников.  Не  защищали,  а  бросали  на  произвол  судьбы.

И  я  тогда  уже  очень  хорошо  понимала,  насколько  сильно  мне  это  вредит.  Из-за  постоянного  нервного  напряжения  у  меня  не  оставалось  сил  на  развитие  творческих  способностей.  Заметные  проблемы  начались  как  раз  в  7  классе.  Рисование  я  тогда  практически  забросила.  Особенно  рисование  красками.  Удивительно,  но  даже  фантазии  о  сверхъестественном  не  стали  для  меня  вдохновением,  настолько  я  была  обессилена  всеми  этими  событиями. 

Ну  ладно,  можно  было  бы  считать,  что  рисование  я  бросила  из  практических  соображений  (потому  что  не  понимала,  как  я  с  помощью  него  буду  зарабатывать  деньги).  Но  ведь  и  с  писательством  проблем  у  меня  стало  больше.  Ни  о  какой  радости  творчества  теперь  не  могло  быть  и  речи.  Я  не  могла  себе  позволить  просто  спокойно  что-то  писать  -  на  это  у  меня  теперь  совсем  не  было  сил.  Мне  хотелось  срочно  создать  шедевр  -  для  того,  чтобы  таким  способом  решить  все  свои  проблемы.  И  не  просто  хотелось,  я  стала  осознавать  это  именно  как  необходимость,  как  единственный  путь  к  спасению  от  того  кошмара,  в  котором  я  оказалась.   

Я  уже  отчётливо  понимала,  что  «хождение  в  школу»  мне  страшно  мешает.  Оно  только  мучает,  калечит  и  заставляет  подвергаться  опасности.  И  мешает  учиться  тому,  что  мне  на  самом  деле  нужно.  Но  нет,  именно  его  мне  и  продолжали  навязывать  в  качестве  самого  главного  занятия.  И  непонятно  было,  что  с  этим  делать. 

***   

Очень  часто  я  думала  о  том,  могу  ли  я  прямо  сейчас  написать  популярную  книгу.  Я  понимала,  что  писать  надо  то,  что  продаётся  и  то,  что  можно  экранизировать.  И  не  просто  экранизировать  -  из  этого  должна  была  получиться  всемирно  известная  картина.  Но  все  истории,  которые  я  придумывала,  по-прежнему  были  нелепыми.  Они  мало  отличались  от  того,  что  я  писала  ещё  в  начальной  школе. 

Весной  и  летом  я  каждый  день  читала  популярные  книги.  Мне  хотелось  понять,  почему  они  привлекают  столько  внимания  и  так  хорошо  продаются.  Желание  писать  у  меня  было,  и  оно  было  очень  сильным.  Тогда  же  я  начала  создавать  свою  «библиотеку  персонажей».  Источником  вдохновения  были  знаменитости,  иногда  реальные  знакомые  или  даже  прохожие  на  улице.  Мне  хотелось  писать  что-то  красивое,  о  голливудских  знаменитостях,  музыкантах,  учёных  или  известных  писателях.  И  особенно  о  поиске  Шамбалы,  об  исследовании  аномальных  явлений.

Однако  в  настоящих  книгах  всегда  было  то,  что  меня  сильно  смущало  -  и  это  в  лучшем  случае.  Какой-то  цинизм,  сложные  отношения,  тяжёлые  жизненные  ситуации.  Кое-где  были  неприятные  подробности.  Мне  не  хотелось  о  таком  писать.  И  я  не  понимала,  может  ли  быть  интересной  история,  в  которой  нет  всего  этого,  а  есть  только  что-то  доброе,  милое  и  красивое.  Ну  и  максимум  какая-нибудь  заводная   акула.  Мне  хотелось  писать  о  том,  как  жизнь  становится  проще,  и  мир  избавляется  от  всех  этих  неприятных  тяжёлых  ситуаций,  а  люди  становятся  исключительно  добрыми  и  хорошими,  начинают  поддерживать  друг  друга  и  всё  делать  вместе.

О  детской  литературе  я  почему-то  не  думала.  Видимо,  из-за  того,  что  почти  все  самые  известные  детские  книги  были  написаны  много  лет  назад.  Я  не  знала,  с  кого  мне  брать  пример.  О  Джоан  Роулинг  мы  тогда  ещё  не  знали.  Первая  книга  о  Гарри  Поттере  ещё  только  готовилась  к  печати.  К  тому  же  и  в  детских  книгах  часто  бывало  всё  то,  о  чём  я  писать  не  хотела.

И  ещё  мы  с  мамой  тогда  начали  периодически  покупать  глянцевые  журналы,  в  основном  «Космополитен».  Это  было  интересно,  но  вызывало  странные  чувства. 

Сам  образ  «девушки  космо»  мне  совершенно  не  нравился.  Это  была  какая-то  скучная  офисная  работница,  зацикленная  на  моде  и  постоянно  худеющая.  Пустая  внутри,  несмотря  на  чтение  книг  и  прочее  саморазвитие.  Меня  особенно  удивляло  то,  что  это  представлялось  как  идеал,  образец  для  подражания.

И  ещё  в  каждом  журнале  печатались  рассказы.  Но  это  было  что-то  бытовое,  из  взрослой  жизни.  Я  бы  не  смогла  такое  написать.  Это  был  совсем  не  мой  мир.

Мой  мир  -  это  искусство,  великие  открытия,  исследование  аномальных  явлений.  И  Шамбала,  но  только  такая,  какой  я  её  себе  представляю  (а  я  представляла  её  похожей  на  Проект  Венера  Жака  Фреско,  только  о  самом  Проекте  Венера  я  тогда  ещё  не  знала).   

Даже  то  благополучие,  о  котором  я  мечтала,  представлялось  мне  только  основанием  для  чего-то  великого.  Для  великих  достижений.  Оно  было  не  целью,  а  средством.  Но  средством  совершенно  необходимым. 

***

Для  того,  чтобы  я  смогла  закончить  7  класс,  меня  перевели  на  «домашнее  обучение»  -  справку  для  перевода  нам  выдали  в  психологическом  центре.  «Домашнее  обучение»  выглядело  примерно  так:  мне  нужно  было  подойти  отдельно  к  каждой  учительнице  в  назначенное  время,  она  мне  что-то  объясняла  и  давала  задание,  а  в  следующий  раз  я  что-то  отвечала  или  отдавала  сделанную  дома  работу. 

В  школу  мне  чаще  всего  приходилось  ездить  одной.  Каждый  раз  я  сильно  нервничала,  мне  трудно  было  заставить  себя  туда  ехать.  Но  продолжалось  это  всего  несколько  недель.

Я  даже  поговорила  с  учительницей  географии,  которая  в  прошлом  году  и  спровоцировала  наш  конфликт  с  Олей  Гусевой  и  её  подружками.  Точнее,  поговорили  с  мы  с  мамой  вместе.  Все  разводили  руками  -  мы  не  знали,  что  происходит,  почему  же  вы  сразу  не  сказали?

Конфликт  с  этими  девочками  год  назад  начался  с  того,  что  мы  как-то  пришли  на  урок  географии,  и  оказалось,  что  у  нас  проводится  странный  педагогический  эксперимент  (о  котором  нас  не  предупредили  и  не  спросили  согласия).  Состоял  он  в  том,  что  урок  у  нас  проводили  какие-то  незнакомые  девочки  из  параллельного  класса.  Причём  разговаривали  они  не  очень  вежливо,  даже  как-то  заносчиво.  Важничали. 

Мы  не  понимали,  что  происходит.  А  потом  эти  девочки  начали  нас  спрашивать.  Среди  них  была  Оля  Гусева,  и  она  вдруг  почему-то  решила  вызвать  меня.  Назвала  мою  фамилию.  Я  встала  и  сказала,  что  не  буду  отвечать  этим  девочкам,  они  не  учительницы  и  не  имеют  права  нас  спрашивать.  Света  тоже  возмутилась  (она  сидела  со  мной  за  одной  партой).  И  кто-то  ещё.  В  общем,  педагогический  эксперимент  не  удался.

Но  Гусева  и  её  подружки  нас  со  Светой  запомнили.  Конфликт  продолжался,  но  уже  где-то  на  переменах,  вне  поля  зрения  учителей.

Вот  так  всё  и  получилось. 

7  класс  я  закончила  в  основном  на  четвёрки.  И  с  тех  пор  окончательно  перестала  быть  отличницей.

***

На  дачу  мы  не  поехали.  И  дело  было  совсем  не  в  том,  что  нас  туда  не  приглашали.  Нет,  сами  как-то  приняли  такое  решение.  Подробностей  я  не  помню,  помню  только,  что  мне  и  самой  уже  не  хотелось  ехать  туда.

Именно  в  этом  году  я  как-то  резко  потеряла  интерес  к  любой  «дачной  романтике»  и  начала  обращать  куда  больше  внимания  на  бытовые  неудобства.  Мне  теперь  совершенно  не  нравилась  перспектива  ехать  «своим  ходом»  на  чужую  дачу,  где  даже  нет  водопровода. 

Причём  я  вовсе  не  хотела  иметь  собственную  дачу,  это  мне  тоже  казалось  излишним.  А  если  бы  она  у  нас  и правда  была,  то  мы  бы  её  просто  продали.  Всё-таки  было  очень  много  других  вещей,  которых  нам  не  хватало.  Куда  более  нужных  вещей.

И  вот  в  1996  году  я  впервые  (с  раннего  детства)  провела  всё  лето  в  городе.  При  этом  у  были  очень  странные  чувства.  Я  как  будто  бы  резко  переместилась  из  детства  в  юность.  Только  эта  юность  была  одинокой  и  ужасно  некомфортной.  Я  совсем  не  радовалась  такому  перемещению.   

Мне  даже  трудно  было  почувствовать  какую-то  радость  от  того,  что  наше  материальное  положение  начало  улучшаться.  Я  только  пребывала  в  растерянности  и  мучительно  пыталась  найти  в  этой  ситуации  те  самые  новые  возможности,  которыми  на  этот  раз  воспользоваться  получится. 

При  этом  я  понимала,  что  если  бы  я  по-прежнему  ходила  в  школу  вместе  со  Светой,  моё  состояние  было  бы  совершенно  другим.  Я  могла  бы  радоваться  мелочам.  А  уж  таким  вещам,  как  появление  в  нашем  доме  магнитофона,  цветного  телевизора  и  фотоаппарата  я  радовалась  бы  просто  безмерно.  Это  воспринималось  бы  не  как  небольшое  утешение  на  фоне  кошмара,  а  как  настоящая  радость  на  фоне  в  целом  нормальной,  обычной  жизни. 

Я  ведь  помню  это  ощущение  огромной,  затопляющей  всё  вокруг  радости  после  покупки,  например,  куклы  Барби.  Безмятежной  радости  ребёнка,  у  которого  в  жизни  «в  общем  и  целом»  ВСЁ  ХОРОШО.  Ну  а  цветной  телевизор,  фотоаппарат,  магнитофон  -  это  вещи  куда  более  грандиозные.  И  радость  моя  тогда  была  бы  соответствующей.  Была  бы…  Но  я  даже  не  успела  узнать,  что  это  такое  -  улучшение  материального  положения  на  фоне  в  целом  нормальной,  обычной  жизни. 

Летом  1996  года  у  меня  как  раз  и  появилось  то  самое  ощущение  -  мне  нужно  срочно  создать  какой-нибудь  шедевр  для  того,  чтобы  с  помощью  него  решить  свои  проблемы.  Поэтому  я  и  начала  целенаправленно  читать  мировые  бестселлеры.  А  потом  пыталась  придумывать  свои  собственные  сюжеты. 

Позже  я  с  удивлением  поняла,  что  в  то  время  у  меня  и  правда  были  ещё  какие-то  силы  на  творчество!  Зимой  у  меня  с  этим  были  большие  проблемы  из-за  всей  этой  эпопеи  с  гуманитарным  классом.  Хотя  я  и  тогда  пыталась  что-то  написать  (и  не  только  про  заводную  акулу).  Но  у  меня  не  было  конкретных  планов  насчёт  «писательской  карьеры».  А  тут  вдруг  они  появились.

Только  никакой  «радости  творчества»  у  меня  при  этом  по-прежнему  не  было.  Её  и  не  могло  быть.  Писать  я  хотела  в  первую  очередь  ради  денег  и  славы.  Хотя  лучше  обозначить  это  более  точно  -  мне  всё  время  казалось,  что  за  мной  гонятся  страшные  чудовища  и  для  того,  чтобы  от  них  спастись,  я  должна  создать  шедевр.  Только  он  может  спасти  меня  от  чудовищ.  У  меня  даже  были  вполне  чёткие  рассуждения  о  том,  что  я  хочу  как  можно  скорее  стать  звездой  и  получить  возможность  нанять  себе  охрану.  Это  была  закономерная  реакция  на  ожидание  от  меня  какой-то  «самостоятельности  в  соответствии  с  возрастом»  (включающей  необходимость  постоянно  выходить  на  улицу  одной).   

Были  у  меня  и  более  приземлённые  мысли:  если  я  напишу  хотя  бы  средненькую  книжку,  её  издадут  и  выплатят  мне  небольшой  гонорар,  это  будут  хоть  какие-то  деньги,  я  смогу  хоть  что-то  на  них  купить.  А  ещё  я  получу  статус  человека,  написавшего  и  опубликовавшего  настоящую  книгу. 

Вот  только  я  всё  время  понимала,  что  написание  настоящей  книги  -  это  для  меня  запредельно  сложная  задача,  потому  что  мне  явно  не  хватает  знаний  и  опыта.  Или  хотя  бы  только  знаний,  на  основе  которых  можно  будет  что-то  нафантазировать.  И  я  по-прежнему  мечтала  о  том  же  самом.  Сидеть  дома,  читать  и  писать  книги.  Но  только  не  «в  свободное  время»,  а  постоянно.  И  чтобы  на  меня  при  этом  не  давили  из-за  того,  что  я  сижу  дома,  не  требовали,  чтобы  я  выходила  на  улицу  одна,  тем  более  каждый  день. Но  да,  реализовать  это  было  просто  нереально. 
 
В  конце  июня  я  покрасила  волосы  в  чёрный  цвет,  об  этом  я  мечтала  с  9  лет.  Все  эти  4  года  я  представляла,  что  в  будущем  у  меня  должны  быть  вьющиеся  чёрные  волосы  средней  длины,  густая  чёлка  и  яркий  маникюр,  в  основном  красный.  Как  в  сериале  «Династия».  Я  тогда  мысленно  жила  в  мире  80-х  и  начала  90-х,  мне  очень  нравились  образы  из  того  времени.  И  ещё  что-то  из  голливудских  фильмов  50-х  годов.  Какой-то  совершенно  другой  мир,  почти  игрушечный.

Но  недавно  начала  появляться  новая  мода,  которая  мне  не  нравилась.  Она  была  какой-то  депрессивной.  Тусклые  цвета,  предельно  упрощённые   формы,  иногда  какая-то  небрежность  и  даже  неопрятность  (как  я  понимаю,  это  был  тот  самый  «гранж»).  Я  вообще  не  понимала,  как  это  может  нравиться  и  как  оно  может  вытеснить  яркое,  живое,  настоящее.  Тогда  меня  не  очень  беспокоило,  выгляжу  ли  я  модно,  мне  просто  хотелось  носить  то,  что  нравится.

Правда,  образ  Глории,  который  я  начала  создавать,  был  немного  другим,  он  слишком  не  так  похож  на  образ  из  80-х  и  «Династии».  Это  скорее  было  что-то  более  простое  и  современное.  Очень  милое  и  романтичное.  Может  быть,  азиатское.  Скорее  всего,  японское. 

В  целом  мне  казалось,  что  я  очень  привлекательна  и  могу  нравиться  людям.  А  благодаря  художественным  способностям  могу  создавать  интересные  образы.

Летом  я  ложилась  спать  очень  поздно.  Так  же,  как  и  в  прошлом   году  на  даче.  По  ночам  ремонтировали  окружную  дорогу,  через  окно  был  слышен  отдалённый  мерный  стук.  Почему-то  он  не  был  раздражающим.  В  комнате  горел  маленький  свет,  я  опять  что-то  читала  и  мысленно  находилась  в  других  мирах.
 
У  меня  в  голове  всё  время  была  картинка  -  США  70-80-х  годов  и  фантастические  сюжеты.  Эта  картинка  была  очень  привлекательной.  Космос,  научные  исследования,  знаменитые  писатели.  Звёздное  небо.  Подготовка  к  поездке  в  Азию  на  поиски  Шамбалы  и  сами  поиски.  И  ещё  что-то  из  советской  фантастики  -  общество  будущего,  в  котором  нет  материальных  проблем  и  государственных  границ,  все  равны  и  делают  вместе  что-то  невероятно  интересное,  улучшают  свою  жизнь  ещё  больше.

Тогда  же,  в  1996  году,  я  узнала  о  существовании  интернета.  Из  статьи  в  журнале.  Оказывается,  есть  целая  компьютерная  сеть,  где  собрано  множество  информации.  И  с  помощью  неё  можно  найти  любые  нужные  сведения,  просто  сев  за  компьютер.  И  ещё  перевести  текст  автоматически.  Я  стала  мечтать  о  компьютере  с  интернетом  или  хотя  бы  о  доступе  к  такому  компьютеру. 

И  это  была  совсем  не  фантастическая  вещь.  Компьютер,  подключённый  к  интернету,  был,  например,  в  психологическом  центре.  И  ещё  в  библиотеке  рядом  с  нашим  домом.  Но  просто  так  прийти  туда  и  что-то  посмотреть  было  нельзя.  Нужно  было  что-то  придумывать,  и  я  совершенно  не  знала,  как  организовать  всё  это.

***

Моё  психологическое  состояние  за  год  заметно  ухудшилось.  Уход  из  гуманитарного  класса  этих  проблем  не  решил.  Иногда  я  всё  же  чувствовала  небольшой  прилив  сил  -  если  удавалось  отдохнуть  или  появлялись  какие-то  заманчивые  перспективы.

Но  потом  снова  происходило  нечто  крайне  неприятное.  И  не  просто  происходило,  обычно  это  были  какие-то  новые  обстоятельства,  которые  появлялись  в  моей  жизни  и  оставались  в  ней  надолго. 

Например,  приставания  на  улице  и  в  транспорте,  которые  сочетались  с  необходимостью  часто  куда-то  ходить  или  ездить  одной  (я  вообще  не  понимала,  как  себя  защитить!)  Или  новая  школа,  которая  была  ещё  хуже  предыдущей  (при  этом  мы  со  Светой  оказывались  не  только  в  разных  классах,  но  и  в  разных  школах).   

Осенью  мне  на  самом  деле  пришлось  пойти  в  новую  школу  недалеко  от  дома.   И  она  на  самом  деле  оказалась  ужасной.  Нам  её  посоветовали  -  и  я  понимаю,  почему.  Там  были  хорошие  учителя.  А  вот  с  детьми  было  очень  много  проблем,  и  сама  школа  была  намного  хуже  предыдущей. 

Я  поняла,  что  моя  предыдущая  школа  на  самом  деле  была  хорошей.  В  ней  витал  дух  того  самого  благополучия,  о  котором  я  мечтала.  Там  даже  были  дети  из  богатых  семей.  Были  все  учителя,  компьютерный  класс.  И  само  здание  было  новым.

Здесь  же  школа  была  старая.  И  было  много  детей  из  неблагополучных  семей,  не  было  информатики  и  английского.  Главной  проблемой  были  именно  дети.  Которые  как  раз  и  вели  себя  именно  как  дети  из  неблагополучных  семей.  В  этой  школе  их  было  слишком  много.  Настолько,  что  именно  они  там  «задавали  тон». Я  снова  подверглась  психологическому  насилию,  были  попытки  меня  травить. Только  это  было  ещё  хуже,  чем  то,  что  происходило  год  назад  в  гуманитарном  классе.      

Но  я  всё  же  с  трудом  проходила  туда  целых  4  месяца  (что  тоже  было  ошибкой,  надо  было  уходить  сразу).  С  нервными  срывами,  поездками  в  психологический  центр,  пропуском  целых  дней  и  уговорами  «ещё  потерпеть».  Я  это  называла  «запихиванием  в  школу».  При  этом  я  всё  же  как-то  справлялась  с  учёбой,  даже  пятёрки  иногда  получала.  К  счастью,  меня  хотя  бы  освободили  от  физкультуры  (благодаря  справке  из  психологического  центра).       

В  августе  мы  сделали  ремонт  в  моей  комнате.  Вроде  бы  она  преобразилась,  и  я  это  видела.  Но  при  этом  чувствовала,  что  никак  не  могу  этому  порадоваться.  Состояние  было  очень  тревожное.  Мне  постоянно  казалось,  что  я  на  краю  какой-то  пропасти  и  вот-вот  могу  туда  свалиться. 

У  меня  были  все  явные  признаки  депрессии  -  слабость,  постоянно  подавленное  настроение,  частые  головные  боли,  боли  в  желудке  и  солнечном  сплетении.  Позже  я  узнала,  что  вот  это  ощущение  -  как  будто  бы  что-то  крутит  в  области  солнечного  сплетения  -  это  характерный  симптом  депрессии,  причём  довольно  серьёзной.  Это  ощущение  у  меня  иногда  бывало  ещё  с  раннего  детства.  Оно  было  ужасно  неприятным  и  всегда  появлялось  в  какой-то  стрессовой  ситуации.  Теперь  же  оно  у  меня  было  постоянно,  каждый  день.

И  ещё  меня  преследовало  ощущение,  которое  мне  очень  трудно  описать.  Это  было  похоже  на  чувство  вины.  Умом  я  понимала,  что  никакого  чувства  вины  у  меня  быть  не  должно.  Это  как  раз  мне  постоянно  вредят.  Но  всё  равно  было  неприятное  чувство,  как  будто  бы  это  я  всем  доставляю  проблемы.  И  даже  Свете  я  их  доставила  тем,  что  не  смогла  настоять  на  своём  и  пойти  в  математический  класс.   

Что-то  нормальное  по-прежнему  было  рядом.  Иногда  мы  ездили  куда-то  на  машине  с  мамой  и  дядей  Серёжей.  Я  встречалась  со  Светой,  мы  ходили  по  магазинам,  покупали  что-то  на  карманные  деньги.  А  дома  играли  во  что-то  и  слушали  музыку.  Или  делали  уроки  вместе  и  при  этом  половину  работы  списывали  друг  у  друга  -  так  было  быстрее.  Иногда  мы  говорили  о  сверхъестественном  -  и  дома,  и  на  прогулках.  Это  мне  нравилось  больше  всего.  Позже  я  поняла,  что  эти  разговоры  у  нас  выполняли  функцию  психотерапии. 

Ещё  мы  с  мамой  делали  ремонт  у  нас  в  коридоре.  И  каждый  месяц  ездили  за  новыми  книгами.  Я  очень  любила  эти  поездки  -  на  улице  серая  осенняя  погода,  а  мы  везём  с  собой  новые  яркие  книжки.  Дома  я  их  читаю,  лёжа  диване.  И  мысленно  улетаю  куда-то  далеко  отсюда.  Туда,  где  есть  Настоящая  Жизнь,  всё  то,  чего  не  хватает  в  моей  унылой  реальности.   

Тогда  же  осенью  я  пошла  на  курсы  английского  в  нашу  детскую  библиотеку.  На  курсах  была  относительно  благополучная  атмосфера,  которая  мне  нравилась.  Иногда  я  общалась  с  работницами  библиотеки,  которые  знали  меня  ещё  со  времён  раннего  детства,  когда  мы  с  бабушкой  приходили  туда  за  сказками.  И  мне  казалось,  что  этот  мир  всё  ещё  где-то  рядом,  и  я  всё-таки  могу  найти  возможность  туда  вернуться.    

Мне  продолжали  сниться  странные  сны.  О  летающей  тарелке,  которая  ночью  подлетает  прямо  к  окну,  но  меня  это  не  пугает.  Или  о  лифте,  который  внезапно  перемещается  в  другую  реальность.  Он  едет  очень  долго,  открываются  двери,  и  я  оказываюсь  в  другом  здании  и  в  другой  стране,  в  незнакомой  богато  обставленной  квартире,  где  меня  встречают  известные  музыканты. 

Я  постоянно  убегала  в  фантазии.  Среди  них  начинали  проступать  черты  настоящих  сюжетов.  Но  пока  ещё  только  черты.  Больше  всего  мне  хотелось  прямо  сейчас  начать  основательно  что-то  писать,  работать  над  этим  целыми  днями.  А  потом  сдавать  куда-то  рукописи,  чтобы  их  напечатали.  Мне  казалось,  что  ещё  немного  -  и  я  смогу!  У  меня  получится  настоящая  книга!  А  потом  следующая.  И  ещё  много  книг. 

У  меня  уже  была  «библиотека  персонажей»,  и  между  ними  начинали  происходить  какие-то  взаимоотношения.  Они  были  очень  интересными  людьми.  И  мы  общались  в  моих  фантазиях,  они  были  ко  мне  добры.  Я  тоже  была  им  интересна.  Мы  вместе  занимались  творчеством,  решали  сложные  задачи.  Ехали  на  поиски  Шамбалы,  узнавали  древние  секреты,  исследовали  аномальные  явления,  вступали  в  контакт  с  внеземной  цивилизацией.  И  ещё  мы  выступали  по  телевизору.  И  записывали  песни.   

Они  забирали  меня  из  этого  скучного  мира  и  переносили  туда,  где  есть  все  вещи,  о  которых  я  мечтаю.  И  нет  никаких  границ,  тупой  бюрократии,  тяжёлых  бессмысленных  работ,  грубости  и  бестактности.  Только  дружба  и  взаимная  поддержка. 

Казалось,  что  это  настоящий  мир,  который  живёт  и  дышит.  Он  будто  бы  уже  существовал,  мне  только  нужно  было  его  разглядеть  и  описать  то,  что  я  там  увижу.   И  я  пыталась  его  разглядеть. 

Однажды  я  услышала  такую  мысль  -  все  материальные  объекты,  созданные  человеком,  когда-то  существовали  только  в  чьём-то  воображении.  И  таким  образом  получается,  что  мир  материальный  -  это  отражение  мира  внутреннего.

Сейчас  я  понимаю,  что  хотела  отразить  свой  придуманный  мир  на  бумаге  в  том  числе  и  для  того,  чтобы  таким  способом  найти  единомышленников.  И  вместе  с  ними  создать  этот  мир,  если  он  пока  ещё  существует  только  в  фантазиях. 

Но  у  меня  никак  не  получалось  начать  писать  что-то  настоящее.  По  многим  причинам.  В  первую  очередь  из-за  того,  что  мне  не  хватало  знаний  и  впечатлений.  И  дело  было  не  только  в  возрасте.  Просто  моя  жизнь  всегда  была  невероятно  скучной.  Я  ведь  никогда  не  бывала  даже  на  море!  Интернета  у  меня  тоже  не  было.  Источником  самых  сильных  впечатлений  были  книги,  передачи  и  разговоры  о  сверхъестественном.  Но  в  реальности  со  мной  ничего  такого  тоже  никогда  не  происходило.  У  меня  были  только  фантазии.  И  когда  я  пыталась  их  записать,  у  меня  всегда  получалось  наивное  детское  сочинение.  И  я  всё  никак  не  могла  из  этого  выбраться,  перейти  на  более  высокий  уровень. 

И  ещё  я  тогда  окончательно  поняла,  что  не  могу  полноценно  заниматься  творчеством  «в  свободное  время».  Потому  что  мои  занятия  творчеством  -  это  не  хобби,  а  труд.  Причём  труд  очень  тяжёлый.  А  я  не  могу  напряжённо  трудиться  круглыми  сутками,  сил  у  меня  очень  мало.

***

1997  год  прошёл  достаточно  спокойно.  Особенно  вторая  половина  года. 

В  январе  я  окончательно  отказалась  ходить  в  школу.  Меня  опять  перевели  на  домашнее  обучение.  И  первое  время  мы  приходили  на  индивидуальные  занятия  с  учителями  вместе  с  мамой.  Мама  работала  менеджером  по  продажам  и  ездила  по  магазинам  в  нашем  районе.  И  в  течение  дня  она  находила  время  для  того,  чтобы  вместе  со  мной  отправиться  в  школу  на  один  или  два  часа. 

Но  это  было  только  в  первое  время.  Потом  мне  опять  пришлось  ходить  одной.  Это  было  гораздо  тяжелее,  чем  год  назад.  Я  очень  боялась  столкнуться  с  кем-то  из  одноклассников  не  только в  школе,  но  и  рядом  с  ней.  В  прошлом  году  такой  проблемы  не  было,  одноклассники  не  представляли  опасности.  А  от  этих  можно  было  ожидать  и  чего-то  более  серьёзного,  чем  просто  неприятные  разговоры.  Часто  я  просто  не  могла  заставить  себя  дойти  до  школы.  Выходила  из  дома  и  поворачивала  обратно. 

В  начале  года  был  объявлен  конкурс  для  школьников.  Я  только  не  помню,  в  каких  масштабах  он  проводился,  кажется,  победителей  выбирали  в  масштабах  района.  Об  этом  я  узнала  в  нашей  детской  библиотеке,  куда  приходила  на  курсы  английского.  Для  конкурса  надо  было  написать  работу  о  главных  проблемах  современности.  Я  написала  о  проблемах  образования  и  социализации  подростков.  И  заняла  на  этом  конкурсе  3  место.  Но  это  тоже  ни  к  чему  не  привело. 

Лето  было  очень  скучное.  Несколько  раз   мы  ездили  на  природу.  Но  у  меня  уже  не  было  ощущения,  что  с  неба  вот-вот  спустится  летающая  тарелка.  Зато  я  тогда  часто  вспоминала  1995 год.

В  июне  мы  с  мамой  даже  съездили  в  зоопарк.  Причём  мне  самой  хотелось  туда  поехать.  Но  я  там  чувствовала  себя  глупо.  У  меня  тогда  впервые  появилось  такое  чувство  -  хочется  привычных  детских  развлечений,  но  они  больше не  радуют.  И  даже  не  из-за  того,  что  я  выросла,  а  из-за  всей  этой  атмосферы,  которая  у  нас  появилась  после  истории  с  гуманитарным  классом.   

Помню,  что  день  был  холодный  и  ветреный.  И  мне  всё  время  хотелось  есть.  Мы  4  раза  покупали  хот-доги  и  сладкий  чай  (а  хот-доги  я  ем  без  ничего,  просто  булка  и сосиска).  Теперь  когда  я  ем  подобную  еду,  каждый  раз  вспоминаю  тот  поход  в  зоопарк.

В  конце  лета  по  телевизору  показывали  шоу  Дэвида  Копперфильда.  И  мы  со  Светой  решили  сделать  свою  программу  с  фокусами.  И  у  нас  это  получилось!  Правда,  у  нас  было  довольно  мало  зрителей.  Показывали  мы  своё  представление  у  меня  дома.  На  само  шоу  Копперфильда  мне  тоже  хотелось  сходить  (он  тогда  приезжал  в  Москву),  но  возможности  не  было.   

Зато  мы  с  мамой  съездили  в  телецентр  на  запись  другой  передачи,  сидели  там  в  зрительном  зале.  Потом  нас  показали  по  телевизору.  Но  это  был  крошечный  эпизод,  и  мы  даже  не  успели  что-то  там  разглядеть  толком.  А  возможности  записать  это  на  видеокассету  у  нас  тогда  не  было.  Хотя  мама  сказала,  что  я  там  была  очень  красивая  и  взрослая.

В  начале  сентября  мы  с  мамой  купили  фотоаппарат  -  плёночную  мыльницу.  Но  это  был  наш  первый  фотоаппарат!   Теперь  мы  со  Светой  во  время  каждой  встречи  что-то  фотографировали.  Только  мне  не  нравилось,  как  я  выгляжу  на  фотографиях.  Мне  казалось,  что  я  очень  нефотогенична.  Света  получалась  лучше. 

И  ещё  мы  в  конце  августа  купили  мне  кожаную  куртку  -  коричнево-рыжую,  с  мехом  на  капюшоне.  Она  была  очень  красивая.  И  ещё  мы  купили  бирюзовые  джинсы  и  пушистый  белый  свитер.  Мне  очень  нравилось  сочетание  этих  вещей.  У  меня  тогда  появилось  некоторое   количество  новой  современной  одежды.  И  в  целом  было  такое  ощущение,  что  ситуация  улучшается,  хоть  и  очень  медленно.   

В  9  классе  я  снова  была  на  домашнем  обучении.  Только  теперь  мы  почти  всегда  приходили  в  школу  вместе  с  мамой.  Я  даже  стала  немного  лучше  учиться. 

Осенью  мы  с  мамой  и  дядей  Серёжей  ездили  в  гости  к  маминой  подруге  Ирине.  С  мамой  они  когда-то  вместе  работали  и  ездили  в  горы  кататься  на  лыжах.  Ирина  жила  вместе  с  мужем  и  дочерью.  Когда  я  оказалась  у  них  дома,  у  меня  возникло  странное  чувство.  Мне  снова  показалось,  будто  бы  я  очутилась  в  мире  своего  раннего  детства. 

И  в  целом  у  меня  было  в  то  время  такое  странно-тревожное  ощущение,  как  будто  бы  я  попала  в  мир  относительного  комфорта,  но  попала  ненадолго,  потому  что  впереди  снова  ждёт  неизвестность. 

Произошло  тогда  ещё  одно  очень  маленькое,  но  положительное  событие.  Я  сшила  одежду  для  Барби  по  просьбе  маминой  коллеги,  для  её  дочери.  И  мне  даже  заплатили  за  это  деньги.  Благодаря  этому  я  тоже  почувствовала  себя  чуть-чуть  увереннее.

Света  как  раз  в  том  учебном  году  пошла  в  другую  школу  -  «газпромовский  лицей»  (её  мама  работала  в  Газпроме)  и  окончательно  переехала  в  новую  квартиру,  которую  они  получили  ещё  в  1995  году.  Квартира  эта  находилась  на  другом  конце  города. 

Позже  Света  иногда  приезжала  в  свою  старую  квартиру  к  бабушке  и  дедушке.  Мы  с  ней  тогда  тоже  виделись.  А  я  приезжала  к  ней  в  гости  в  новую  квартиру.

Правда,  я  во  время  этих  поездок  чувствовала  себя  не  очень  комфортно.  И  я  понимаю,  почему.  Света  наконец-то  оказалась  в  настоящем  мире  благополучия,  проблем  с  учёбой  у  неё  тоже  не  было.  И  мне  всё  время  казалось,  что  ко  мне  могут  не  очень  хорошо  относиться  из-за  всех  моих  проблем.  Было  такое  чувство,  что  я  теперь  хуже  Светы,  и  всем  вокруг  это  видно.  Хотя  ей  самой  я  об  этих  переживаниях  никогда  не  рассказывала.  Неловко  было  такое  обсуждать.  И  страшно  -  вдруг  она  на  самом  деле  решит,  что  я  хуже  неё  и  дружить  со  мной  больше  не  стоит.

***

В  начале  1998  года  эта  спокойная  атмосфера  в  моей  жизни  всё  ещё  присутствовала.  Казалось,  что  всё  как-то  налаживается.  В  январе  у  нас  даже  появился  телефон  с  определителем  номера.  А  весной  ещё  один  магнитофон.  Его  подарил  маме  её  двоюродный  брат  (тоже  дядя  Серёжа).  С  помощью  этого  магнитофона  можно  было  слушать  не  только  кассеты,  но  и  диски. 

И  как  раз  тогда  я  стала  активно  пытаться  написать  что-то.  Помню,  как  всё  время  писала  что-то  в  тетрадке  и  на  листах  тонкой  бумаги  -  они  мне  особенно  нравились.  Продолжались  эти  попытки  до  самого  лета.  Но  тогда  же  я  совершила  очень  большую  ошибку  -  решила,  что  и  мне  тоже  нужно  писать  нечто  подобное  тому,  что  я  всегда  видела  в  «настоящих»  взрослых  книгах.  Даже  если  мне  это  и  не  нравится.  Хотя  логика  здесь  понятна  -  я  просто  смотрела  на  содержание  современных  бестселлеров.  А  среди  них  я  не  видела  ни  одной  книги,  рассказывающей  о  чём-то  по-настоящему  близком  и  понятном  именно  мне.

И,  конечно  же,  у  меня  ничего  не  получалось.  В  основном   я  придумывала  какие-то  фрагменты  будущих  романов  (строчки  просто  складывались  в  голове,  и  я  их  записывала  в  тетрадку).  Эти  фрагменты  мне  даже  нравились.  И  я  понимаю,  почему  -  из-за  слога.  Они  легко  читались.  А  вот  интересного  сюжета  там  и  близко  не  было.  Сплошная  нелепица. 

Эту  свою  ошибку  я  осознала  только  после  того,  как  у  нас  дома  наконец-то  появился  интернет.  Тогда  я  смогла  прочесть  истории,  во  многом  похожие  на  мою  собственную.  Много  историй.  О  том,  как  люди  с  чувствительной  психикой  страдают  в  мире,  созданном  «толстокожими  для  толстокожих».  И  о  том,  чего  им  (нам!)  на  самом  деле  хочется -  комфортного  безопасного  мира.  Тогда  же  я  поняла,  что  мне  всегда  нужно  было  писать  только  об  этом.  Потому  что  это  на  самом  деле  очень  актуальная  тема.

Мне  всегда  становится  очень  грустно,  когда  я  об  этом  вспоминаю.  Потому  что  тогда,  в  9  классе,  в  моей  жизни  ещё  было  какое-то  спокойствие.  И  благодаря  этому  я  могла  хоть  как-то  заниматься творчеством.  Хотя  бы  пытаться  делать  это. 

Главным  источником  дискомфорта  -  здесь  и  сейчас  -  была  необходимость  иногда  приходить  одной  в  школу.  К  счастью,  обычно  мы  приходили  туда  вместе  с  мамой.  А  поскольку  это  были  индивидуальные  занятия,  мы  при  этом  каждый  раз  говорили  с  учительницей.  И  я  чувствовала  себя  маленькой  девочкой,  которую  опекают.  Поэтому  я  и  начала  учиться  лучше  (помню  задания  по  тригонометрии  -  я  их  легко  решала,  и  мне  даже  нравилось  это  занятие). 

И  сильного  страха  перед  будущим  у  меня  тогда  ещё  не  было.  Даже  была  надежда  на  то,  что  реализуется  вариант,  который  я  называла  «фантастическим».  Это  было  то,  о  чём  я  мечтала  ещё  со  времён  гуманитарного  класса  -  прекратить  «хождение  в  школу»,  сидеть  дома,  читать  и  писать  книги.  А  вопрос  с  моим  официальным  образованием  должен  был  решаться  как  угодно,  но  только  без  «хождения  в  школу»  в  одиночестве.  Это  самое  главное.  На  самом  деле  этот  вариант  и  был  самым  разумным  из  всех.  А  «фантастическим»  я  его  называла,  потому  что  именно  так  его  и  воспринимали  те  взрослые,  которым  я  пыталась  об  этом  рассказать. 

***

К  лету  мы  закончили  9  класс  (мы  с  мамой  и  Света).  В  конце  мая  у  меня  появился  плеер.  Кассетный,  но  ведь  раньше  у  меня  ещё  не  было  плеера.  Слушала  я  его  дома.  В  основном  радио.  И  мне  нравилось  пользоваться  наушниками,  это  было  что-то  новое  для  меня.  Благодаря  им  у  меня  появилось  больше  личного  пространства.  Я  могла  спокойно  слушать  музыку,  сидя  на  диване  или  расхаживая  по  комнате,  и  при  этом  мне  не  приходилось  беспокоиться  из-за  того,  что  за  дверью  её  кто-то  услышит. 

В  те  дни  мы  со  Светой  ездили  кататься  на  аттракционах  в  парк  Горького,  а  в  метро  я  купила  сразу  несколько  новых  кассет  с  музыкой.  Мне  казалось,  что  я  постепенно  приобщаюсь  к  настоящему  благополучному  миру.  Хоть  и  слишком  постепенно. 

Ещё  раньше,  в  марте,  мы  первый  раз  в  жизни  съездили  в  Макдональдс  (около  метро  «Киевская»).  Там  мы  сидели  за  столом  на  втором  этаже.  И  решили  этот  стол  считать  своим.  Потом  мы  сидели  за  ним  и  с  папой,  и  с  другими  важными  для  меня  людьми.